Страница 63 из 112
опыт другим? Или в секрете держите?
Глеб пригнул упрямую, лобастую голову:
— Пускай другие шевелят мозгами и догоняют... На
то и соревнование!
«Паренек хороший, но, кажется, испорчен славой», —
подумал Чардьшцев.
— Вы комсомолец? — спросил он. Глеб кивнул. —
Комсомольцу так рассуждать не пристало.
— В том-то и дело, что я, дорогой товарищ, не
рассуждаю, а работаю!
— Остро! — засмеялся Чардьшцев. — Критика в мой
адрес правильная. Больше отрывать от работы ни вас,
ни других не стану.
Смех Чардынцева обескуражил Глеба. Он был
уверен, что Чардынцев обидится, и уже в душе «бранил себя
за бездумную горячность.
Желая смягчить впечатление от проявленной им
грубости, Глеб произнес примирительно:
— Не обижайтесь. Я не имел в виду.,.
— Не обижусь, даже если и имели в виду, —
перебил его Чардьшцев, — потому что правильно. А вот вы,
боюсь, обидитесь от того, что скажу я сейчас.
254
— Говорите! — пылко отозвался Глеб, готовый в
ответ на великодушие Чардынцева выслушать от него, не
обижаясь, самое обидное.
Алексей Степанович прямо глянул ему в глаза и
сказал:
— Вам нужно попросить, чтобы ваш портрет
перевесили на другую стену.
— Почему? — не понял Глеб.
— Реже будете на него глядеть...
Глава четвертая
Наташа работала с Глебом уже третий месяц, и хотя
молодой учитель часто хвалил ее за сметливость и
говорил, что на днях ее поставят на самостоятельную
работу, она с тревогой признавалась себе, что не готова
к этому.
Может быть, как ни странно, тому виною был сам
Глеб. Не то, чтобы он плохо объяснял секреты токарно-
го мастерства, нет, наоборот, не жалея времени и труда
обучал он Наташу любимому делу. Но Глеб подавлял ее
гордость и самолюбие своей прямо-таки виртуозной
умелостью.
Наташа не раз восхищалась умением Глеба все
делать быстро и красиво. Наладить ли станок, наточить ли
резец, выточить ли какую-нибудь замысловатую деталь—
все это давалось ему легко, делалось с озорной
усмешкой. Она любила в нем эту талантливость, это уменье,
эту гордую усмешечку. Ей нравилась даже манера
Глеба подражать директору, когда, сразу становясь
серьезнее, Глеб, сдвинув брови, набивал кривую трубку
табаком, потом подносил зажженную спичку и тянул
ртом, целиком поглощенный этим занятием.
Однажды вечером в заводском саду, когда они
вышли к заветной скамейке, Глеб сказал, пряча в темноте
улыбку:
— Завтра будешь работать одна.
Рука Наташи дрогнула в его руке.
— Глеб...
— Ничего, ничего. Ты уже хорошо освоилась с
работой.
С реки потянуло холодком. Ветер закачал молодую
березку. Смутно белея в темноте, тонкая и гибкая, она
25д
скороговоркой залопотала листьями, негодуя на
приставанья ветра.
— Я боюсь... — тихо произнесла Наташа и зябко
поежилась.
Глеб обнял ее, прижал к себе. Наташа слышала, как
сильно стучало его сердце.
— Никогда не бойся, Наташенька... Смелость —
половина успеха.
— Я вижу, ты убеждаешь маня в этом не только
словами!.. — тихонько ужалила Наташа, мягко
высвобождаясь из его объятий.
— Нет, я говорю серьезно,— продолжал Глеб.—
Смелость — это движение вперед. Трус боится риска, идет
проторенным путем и, по существу, движется по
замкнутому кругу. Вот я обучил тебя, Наташа, точить болты.
Операция простая, ты к ней уже привыкла и тебе
хочется точить болты и только болты. Не правда ли? Опасное
желание! Почему? Потому что ты пошла по замкнутому
кругу.
Наташа прикрыла глаза. Глеб говорил хорошо,
говорил умно. Хотелось прижаться к нему, услышать енова,
как стучит его сердце, но она не шевельнулась и тихо
проговорила:
— Тебе легко быть смелым: ты хороший токарь и
можешь взяться за любую деталь.
— Быть смелым — никому не легко,— возразил Глеб.
С другого конца сада послышалась музыка.
•т- Пойдем танцевать! — воскликнула Наташа и
звонко, с каким-то облегчением засмеялась.— Хочу
кружиться, кружиться!..
„ На танцевальной площадке было тесно, но никто,
казалось, не испытывал неудобства.
— Привет стахановской школе! — крикнул долговя-
- зьий слесарь из ремонтной группы Павлин Точка,
подмигивая Глебу. — Заеятия с семи вечера до часу ночи!
Оркестр казенный, подметки свои!
— Здравств1уй, Точка! — улыбнулся Глеб.
— Был точкой, стал точкой с запятой!
— Чего так?
— Женюсь.
Горохом рассыпался по площадке смех.
Точка был навеселе, в этих случаях с него всегда
спадала напыщенность и павлинья важность, с какими
256
он исполняет обязанности секретаря цеховой
комсомольской организации.
Танцуя с маленькой своей партнершей, он вертел
головой, отпускал реплики иалево и направо,
приветствовал знакомых и никакого внимания не обращал на
девушку, которая, уткнувшись белокурой головкой в его
широкую грудь, покорно следовала за его движениями.
Глеб и Наташа выждали, пока появится разрыв
между танцующими парами, и вошли в круг. Наташа то
тихонько напевала, мечтательно полуприкрыв глаза, то
умолкала, когда они начинали кружиться.
Она видела тогда перед собой лишь два синих-синих
огонька, от которых плавилась ее душа.
Солнечными бликами играло на лице Глеба счастье...
— Хорошо! — с чувством сказала Наташа, когда
оркестр умолк и они сели на скамейку вблизи от
танцевальной площадки. — Мне кажется, даже став
старушкой, я все равно буду ходить на танцы.
— А что скажет старичок? — спросил Глеб.
— Ну, разумеется, вместе со
старичком,—рассмеялась Наташа.
По аллее шел Ибрагимов вместе со стройной
девушкой в голубом шелковом платье и светлых кремовьих
туфлях с очень высокими каблуками. Девушка показалась
Наташе знакомой. Ну, конечно! Это же секретарь Добры-
вечера — «девица с характером».
На какую-то минуту установилась в парке тишина:
умолк оркестр на танцевальной площадке, не слышались
голоса гуляющих по аллеям людей, только тихо
шептались листья тополей и кленов
Выткался на озере алый свет зари.
На бору со звонами плачут глухари.
Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло".
Только мне не плачется — на душе светло, —
задумчиво продекламировал Глеб.
— Есенин, — укоризенно бросила Наташа.
— Что ж, что Есенин? Таланта в нем — море!
— Но и ныпгья да пьяного надрыва не меньше.
— А ты плохое отбрось и возьми у него светлую
песенную щедрость.
— Нет, йоэт не склад, не каптерка с разными
вещами. Поэт — учитель, пример для подражания. И если раз
O-444 - 17 257
я увидела в нем дурное, мне незачем искать, где в нем
захоронено хорошее. Он потерял уже к себе доверие.
— Не согласен! — воскликнул Глеб, сверкнув
горячими глазами.
— Привет Наташе и Глебу! — поздоровался
Ибрагимов.
— Здравствуй, Фарид!
Наташа приветливо замахала рукой. Глеб
сдержанно кивнул.
— Наташа, не забудь: в субботу играем.
— С кем, Фарид?
— Со «Спартаком». У них команда сильная!
Глеб незаметно вздохнул.
Неприязнь к Ибрагимову холодком просочилась в
душу. Сделав круг, Ибрагимов снова прошел мимо них.
Он что-то рассказывал девушке, а та, плохо слушая,
полунадменно прищурившись, разглядывала Наташу.
Потом она резко повернула голову, тряхнув сережками,
и смело глянула в глаза Глебу.
Глеб быстро отвел взгляд: так отдергивают руку,
когда нежданно опаляет ее огнем. Девушка, шедшая с
Ибрагимовым, звонко расхохоталась, откинув назад
голову; серебряные сережки дразнили и выплясывали у