Мегрэ и виноторговец

— Да.

Мегрэ заметил, что девушка немного побледнела. Но не заплакала. Ее состояние походило на шок. Голосом, лишенным всякого выражения, она добавила:

— Я хотела сразу же уехать, но мадам не позволила.

— Почему, Бланш?

— Она могла нарваться на комиссара, приехавшего до вас. Я предпочла задержать ее и оградить свой дом от скандала. Если об этой истории заговорят газеты, мне наверняка придется прикрыть дело.

— Расскажите подробнее, Бланш, что именно вы видели. Где стоял стрелявший?

— Между машинами, как раз напротив двери.

— Вы хорошо его разглядели?

— Нет, уличный фонарь далеко. Я различила только фигуру.

— Это был человек высокого роста?

— Нет, скорее среднего. Широкоплечий, в темном. Он выстрелил три или четыре раза, я не считала. Господин Шабю поднес руку к животу, покачнулся и упал ничком.

Мегрэ наблюдал за девушкой. Признаков горя она не проявляла, хотя и казалась несколько подавленной.

— Вы его любили?

— Что вы имеете в виду?

— Давно вы его любовница? Ее как будто удивили эти слова.

— Все было не совсем так, как вы себе представляете. Если я была нужна, он давал понять. Но никогда не говорил о любви… И я тоже не думала о нем, как думают о любимом.

— В котором часу вас ждут дома?

— Между половиной десятого и десятью.

— Где вы живете?

— На улице Коленкур, у площади Константэн-Пекер.

— А где находится контора Шабю?

— На набережной Шарантон, за складами Берси.

— Вы будете там завтра утром?

— Да.

— Вы мне понадобитесь. Лапуэнт, проводи мадемуазель до метро, чтобы к ней не приставали репортеры — возможно, они успели уже что-нибудь пронюхать.

Мегрэ перекатывал на ладони трубку, словно не решаясь набить ее и раскурить в этой обстановке. Но кончил тем, что все же закурил.

Госпожа Бланш, скрестив руки на круглом животе, спокойно поглядывала на комиссара, как человек, которому решительно не в чем себя упрекнуть.

— Вы уверены, что не узнали стрелявшего?

— Готова поклясться.

— Случалось вашему клиенту приезжать сюда с замужними женщинами?

— Полагаю, что да.

— Часто?

— То чуть ли не ежедневно, то дней через десять — пятнадцать.

— Спрашивал его сегодня кто-нибудь по телефону?

— Нет.

Мегрэ вышел на улицу. Комиссар округа и врач уже уехали. Мороз все крепчал. Санитары из института судебной медицины, уложив труп на носилки, втаскивали их в крытую машину. Эксперты уголовного розыска тоже усаживались в свой грузовичок.

— Что-нибудь нашли?

— Четыре пустые гильзы. Калибр шесть тридцать пять.

Мелкий калибр. Дамский или любителький пистолет, из которого надо стрелять чуть ли не в упор…

— Газетчики уже были?

— Двое, но быстро смотались. Торопились дать материал для провинциальных выпусков.

Инспектор Фурке терпеливо ждал. Он приплясывал от холода.

— Шабю вышел из этого дома?

— Да, — проворчал Мегрэ.

— Сообщите что-нибудь для печати?

— Постараюсь по возможности избежать этого. Его личные документы и бумажник у вас?

Фурке вынул из кармана и передал Мегрэ бумаги убитого.

— Тут есть его адрес?

— Площадь Вогезов. Вы намерены предупредить жену?

— Конечно. Нехорошо, если она узнает обо всем из утренних газет.

На углу авеню Вилье виднелся вход в метро «Мальзерб», со стороны которого к ним торопливо подходил Лапуэнт.

— Благодарю за звонок, Фурке. Простите, что так долго держал вас на морозе. Ну и холодище сегодня.

Мегрэ втиснулся в маленькую, но теплую машину. Вернувшийся Лапуэнт сел за руль и вопросительно посмотрел на шефа.

— Площадь Вогезов.

Дорогой молчали. Снежная пыль запорошила решетку парка Монсо с ее позолоченными остриями. Проехав Елисейские поля, свернули на набережную и вскоре достигли дома Шабю.

Проходя мимо привратницкой, Мегрэ бросил:

— К госпоже Шабю.

Их ни о чем не спросили. Мегрэ с инспектором остановились на втором этаже у массивной дубовой двери, где красовалась медная дощечка с выгравированной надписью: «Оскар Шабю». Было еще только половина одиннадцатого. Комиссар позвонил. Немного погодя дверь отворилась, и молодая горничная в фартуке и батистовом чепчике вопросительно посмотрела на пришельцев. Это была хорошенькая брюнетка, черное шелковое платье выгодно подчеркивало ее формы.

— Госпожа Шабю дома?

— Как прикажете доложить?

— Комиссар Мегрэ из Уголовной полиции.

— Минутку.

Из комнат доносились не то звуки радио, не то телевизора. Какие-то голоса переговаривались между собой. Возможно, показывали спектакль. Вдруг все смолкло, и мгновение спустя появилась женщина лет под сорок в пеньюаре изумрудного цвета. Лицо ее выражало удивление и беспокойство. Красивая, грациозная, она приятно поражала изяществом движений.

— Прошу, господа.

Хозяйка провела их в просторную гостиную. У телевизора, который, видимо, только что выключили, стояло кресло.

— Садитесь, пожалуйста. Уж не случилось ли что-нибудь с мужем?

— К сожалению, сударыня.

— Он ранен?

— Увы, наша весть еще прискорбнее.

— Вы хотите сказать…

Мегрэ утвердительно кивнул головой.

— Бедный Оскар. — Она не заплакала, только понурила голову. — Он был один в машине?

— Речь идет не о дорожной катастрофе. В него кто-то стрелял.

— Женщина?

— Нет, мужчина.

— Бедный Оскар! — повторила госпожа Шабю. — Где это произошло? — И видя, что Мегрэ заколебался, сочла нужным добавить: — Не бойтесь, говорите прямо: я ведь знала все. Мы давно разлюбили друг друга. Не сохранилась даже супружеская близость. Для меня он оставался лишь добродушным малым. Я видела в Оскаре то, что он тщательно скрывал от других, — неуверенность в себе. А на людях он был заносчив, орал на них и с удовольствием грохал кулаком по столу.

— Вам известен дом на улице Фортюни?

— Да. Он возил туда всех своих любовниц. Я даже знакома с этой симпатичной госпожой Бланш: однажды мужу вздумалось показать мне это местечко. Я же говорю, мы оставались добрыми друзьями. С кем был он на этот раз?

— Со своей личной секретаршей.

— С Кузнечиком? Это он прозвал ее так. Так ее все и звали.

Лапуэнт во все глаза смотрел на госпожу Шабю, совершенно ошеломленный ее невозмутимостью.

— В него стреляли в самом доме?

— Нет, на тротуаре, в тот момент, когда он садился в машину.

— Преступник задержан?

— Успел убежать и скрыться в метро. Простите, сударыня, но раз уж вы в курсе любовных увлечений вашего мужа, не приходит ли. вам на память, кто мог особенно желать ему смерти?

— Да кто угодно, — обезоруживающе улыбнулась госпожа Шабю. — Любой из обманутых мужей, любая брошенная любовница. На свете есть еще ревнивцы.

— Он не получал угрожающих писем?

— Не думаю. Он был в интимных отношениях с женами некоторых наших приятелей, но я не вижу среди них ни одной, чей муж способен из ревности убить любовника. Не заблуждайтесь насчет Оскара. Он не был из породы пожирателей сердец. Скотом, несмотря на свою внешность, — тоже. Я, вероятно, удивлю вас, если скажу, что он был человек робкий и поэтому испытывал постоянную потребность в самоутверждении. И ничто его так не убеждало в своей полноценности, как сознание, что он может овладеть любой женщиной.

— И вы всегда были к нему так снисходительны?

— Первое время он все от меня скрывал. Потом я стала узнавать, что он спит то с одной, то с другой из моих подруг. Однажды я застала его врасплох с любовницей. Произошел долгий откровенный разговор, но мы остались друзьями. Теперь понимаете? Тем не менее смерть его большая потеря для меня. Мы так привыкли друг к другу. И мы любили друг друга.

— Он тоже не ревновал вас?

— Оскар предоставил мне полную свободу действий, но из мужского самолюбия старался не вникать в подробности моей личной жизни. Где находится тело?

— В институте судебной медицины. Я вынужден просить вас заехать туда утром, чтобы официально опознать убитого.