Страница 13 из 27
— Бедная моя!
— Извините меня, господин комиссар.
— Разумеется, разумеется… Благодарю вас, мадам.
Спускаясь по лестнице и утирая лицо платком, Мегрэ вполголоса повторял:
— Любопытная особа!
Двумя ступеньками ниже он задержался и добавил:
— Или я здорово ошибаюсь, или эта история еще далека от конца.
Во всяком случае, откровенность Жанны Шабю заслуживала уважения.
Глава 4
Было около пяти часов, когда к Мегрэ тихонько постучали. Не дожидаясь ответа, Жозеф, самый старый из вахтеров, открыл дверь и подал комиссару карточку:
«Имя и фамилия: Жан-Люк Кокассон. Причина посещения: дело Шабю».
— А где же он сам? — спросил Мегрэ.
— Я провел его в аквариум.
Так назывался застекленный с трех сторон зал ожидания, где всегда сидели посетители.
— Помаринуйте его там еще несколько минут, а потом приведите.
Мегрэ медленно высморкался, немного постоял у окна, затем подошел к стенному шкафу, где всегда была в запасе бутылка коньяка, и налил себе рюмку.
Он по-прежнему чувствовал недомогание и какую-то гнетущую вялость, ноги были словно ватные.
Комиссар раскуривал трубку, когда дверь снова открылась и Жозеф доложил:
— Господин Кокассон.
Казалось, на посетителя не произвела никакого впечатления обстановка, царившая в Уголовной полиции. Он подошел к столу, протянув руку:
— Имею честь видеть комиссара Мегрэ? Мегрэ ограничился тем, что проворчал:
— Прошу садиться! — И, обогнув свой письменный стол, тоже опустился в кресло. — Если не ошибаюсь, вы занимаетесь изданием книг по искусству?
— Совершенно верно. Вам известна моя книжная лавка на улице Сент-Андре де Ар?
Мегрэ уклонился от ответа и задумчиво оглядел собеседника. Это был красивый мужчина, высокий, стройный, с густыми, гладко причесанными волосами. Серые костюм и пальто гармонировали с сединой, а на губах играла самодовольная улыбка, по-видимому, привычная.
В нем было какое-то сходство с породистым псом, например, со среднеазиатской овчаркой.
— Прошу простить, что беспокою, тем более, что мое сообщение не покажется вам особенно интересным. Я был другом Оскара Шабю…
— Знаю. Мне также известно, что в среду вы присутствовали на премьере фильма о Сопротивлении. Однако сеанс начался только в половине десятого, и у вас было достаточно времени, чтобы проделать путь от улицы Фортюни до Елисейских полей.
— Вы меня подозреваете?
— До выяснения дела все лица, имевшие отношение к Оскару Шабю, для нас более или менее подозрительны. Госпожу Бланш знаете?
Кокассон на мгновение задумался, но тут же решился:
— Да. Мне приходилось у нее бывать.
— С кем?
— С Жанной Шабю. Она знала, что ее муж завсегдатай этого дома свиданий, и ей самой хотелось посмотреть заведение.
— Значит, вы любовник госпожи Шабю?
— Да, был, и, надо полагать, не единственный.
— Когда прекратилась ваша связь?
— Вот уже примерно полгода, как мы не встречаемся.
— Вы бывали у нее на площади Вогезов?
— Да, когда муж уезжал по делам, а это случалось почти каждую неделю.
— Из-за этого вы решили со мной повидаться?
— Нет. Я только ответил на ваш вопрос. Я пришел затем, чтобы узнать, нашли ли вы письма.
Мегрэ, нахмурившись, взглянул на посетителя.
— Какие письма?
— Письма, адресованные лично Оскару Шабю. Не его деловую корреспонденцию. Полагаю, что он хранил их в надежном месте на площади Вогезов, может быть, на набережной Шарантон.
— Вам хотелось бы их заполучить?
— Видите ли, Мег… Это моя жена… Так вот, у нее мания писать длинные письма, где она выкладывает все, что взбредет в голову…
— Итак, вы хотите получить ее письма?
— У жены была довольно долгая связь с Оскаром. Я застал их, и, кажется, он был этим раздосадован.
— Он был в нее влюблен?
— Помилуй бог! Оскар никогда и ни в кого не был влюблен! Просто очередной номер в его донжуанском списке.
— Вы ревнивы?
— В конце концов я смирился со саоей участью.
— У вашей жены были и другие похождения?
— Не смею отрицать.
— Если я правильно понял, ваша жена была любовницей Шабю, а вы — любовником госпожи Шабю. Так, что ли? — В голосе Мегрэ звучала ирония, которой издатель, однако, не замечал. — И вы тоже писали на площадь Вогезов?
— Несколько раз.
— Госпоже Шабю?
— Нет, Оскару.
— Чтобы выразить неудовольствие по поводу его отношений с Мег?
— Нет. — Кокассон подошел к самому щекотливому вопросу и постарался принять развязный вид. — Вы, должно быть, не представляете, каково положение издателя книг по искусству. Клиентура очень ограничена, себестоимость невероятно высока. Каждое издание отнимает несколько лет и требует солидных капиталовложений. Вы понимаете, что без меценатов не обойтись!
— А Шабю был меценатом? — невинным голосом осведомился Мегрэ.
— Оскар был очень богат. Он прямо-таки греб деньги лопатой. Я и подумал, что он мог бы мне помочь…
— И написали об этом?
— Да.
— В то время, когда он был любовником вашей жены?
— Одно другого не касается.
— Это произошло после того, как вы их застали?
— Точно не помню, но полагаю, что да. Откинувшись в кресле, Мегрэ уминал большим пальцем табак в своей трубке.
— А вы в то время уже были любовником Жанны Шабю?
— Я так и думал, что вы меня не поймете. О наших отношениях вы судите с точки зрения старой буржуазной морали, которая теперь не в моде у людей нашего круга. Для нас сексуальные связи не имеют никакого значения.
— Отлично вас понимаю. Иначе говоря, вы обратились с просьбой к Оскару Шабю только потому, что он был богат?
— Совершенно верно.
— С таким же успехом вы могли бы обратиться к любому промышленнику или банкиру, с которым не были знакомы?
— Да, если бы оказался в безвыходном положении.
— А разве ваше положение было безвыходное?
— Я задумал крупное издание, посвященное некоторым видам азиатского искусства.
— В этих письмах есть фразы, о которых вы теперь сожалеете?
Кокассону было не по себе, но ему еще удавалось сохранить видимость собственного достоинства.
— Я сказал бы, они могут быть неверно истолкованы.
— Конечно. Люди поверхностные, например, кто не принадлежит к вашему кругу и кому не хватает широты взглядов, могли бы усмотреть в этом шантаж. Правильно я вас понял?
— Более или менее.
— Вы были очень настойчивы?
— Написал три-четыре письма.
— Все по тому же вопросу? И за довольно короткий промежуток времени?
— Я торопился пустить книгу в производство. Один из лучших знатоков восточного искусства уже представил мне текст.
— И Шабю дал вам денег? Кокассон покачал головой:
— Нет.
— Вы были разочарованы?
— Да. Этого я не ожидал. Видимо, знал его недостаточно.
— Он был черствый человек, не так ли?
— Черствый и высокомерный.
— Он ответил вам письмом?
— Даже не дал себе труда написать. Однажды вечером, когда у него на коктейле собралось человек тридцать, я подошел к нему в надежде получить, наконец, ответ.
— И он вам ответил?
— По-хамски: повернулся к гостям и сказал так громко, что все могли услышать: «Да будет вам известно, что мне глубоко наплевать на Мег, а тем более на ваши шашни с моей женой. Перестаньте же вымогать у меня деньги!»
Лицо Кокассона, поначалу бледное, теперь порозовело, а длинные пальцы с холеными ногтями немного дрожали.
— Видите, я вполне откровенно рассказываю о нем. А мог бы помолчать, посмотреть, как повернутся события.
— Иначе говоря, пока не найдутся письма?
— Неизвестно, в чьи руки они попадут.
— Вы встречались с Шабю после того вечера?
— Да, дважды. Нас с Мег продолжали приглашать на площадь Вогезов.
— И вы ходили? — пробормотал Мегрэ с притворным восхищением. — Вы не очень-то злопамятны.