Я, Вергилий

— Гелен! Это я, Вергилий, — закричал я. — Ну, давай же, старина, открывай! Не пропадать же мне тут.

Дверь отворилась.

   — Вергилий! — У Гелена вытянулось лицо. — Мы не ждали вас, господин!

Он держал дверь открытой — но, я обратил внимание, не очень широко. Я отпустил носильщика и вошёл. Гелен закрыл за мной дверь и запер её на засов.

   — Хозяин в кабинете, — сказал он. — Проходите прямо туда.

   — Как поживаешь, Гелен?

Он страдальчески улыбнулся. Лицо его было серым.

   — О, у меня всё в порядке, господин, — ответил он и хотел что-то добавить, но через зал уже шёл Прокул.

   — Вергилий! Добро пожаловать, мой мальчик!

Он изменился к лучшему с нашей последней встречи. В глазах появился блеск, и спина выпрямилась, словно он помолодел на несколько лет, но лицо было печальным.

   — Вы хорошо выглядите, сударь, — сказал я, пожимая ему руку.

   — Не лучше, чем ты. — Он улыбался, положив вытянутые руки мне на плечи. — Рад, что ты вернулся. Как доехал?

   — Терпимо, — ответил я. — Как Луций?

Луций, если вы помните, был его сын. Ему шёл уже двенадцатый год.

   — Слава богу, хорошо. — Прокул сделал знак Гелену принести вина. — Я послал его к своему двоюродному брату на Родос, подальше от неприятностей. Ну входи же, садись. Ты, наверно, устал.

   — Да не особенно, — сказал я. — А что за неприятности?

   — Я всё забываю, — заметил он, — что вы не интересуетесь тем, что творится вокруг.

Я улыбнулся.

   — Не так уж это нас и не касается. Но вы не ответили на мой вопрос.

Мы улеглись на ложа. Появился Гелен с подносом, на котором стояло вино и блюдо с фруктами. Когда он поднял кувшин, чтобы налить нам вина, рука его дрогнула. Вино перелилось через край кубка и растеклось по столу.

   — Простите, господин, — проговорил Гелен. Понурив голову, он промокал салфеткой расплескавшуюся жидкость.

Прокул взял кувшин и налил вина сам.

   — Гелен, принеси гостю простой воды, — произнёс он. — Ты разве забыл?

Гелен выпрямился. На мгновение его губы шевельнулись, как будто он собирался что-то сказать. Затем он повернулся и вышел из комнаты. Я вопросительно смотрел на Прокула, но, казалось, он не замечал ничего необычного.

   — Ты знаешь, что они дошли до Рима? — спросил он. Мне не нужно было спрашивать, кого он имел в виду.

   — Нет. Когда?

   — Два дня назад. Сенат утвердил их договор в Болонье. Испания и Старая Галлия отойдут Лепиду. Африка, Сицилия и Сардиния — Октавиану. — Прокул аккуратно разрезал яблоко. — Италия и остальная Галлия достались Антонию.

   — Этого и следовало ожидать, — ответил я.

Вновь вошёл Гелен и поставил передо мной кувшин воды. Лицо его было неподвижно и ничего не выражало.

Прокул нахмурился.

   — Они в конце концов перессорятся, — сказал он, — словно жадные дети. Каждый захочет забрать себе всё. А когда начнётся свара, мы тут как тут — подбирать обломки.

Моя рука повисла над кувшином.

   — Мы?

По его лицу скользнуло выражение, которое я не могу определить.

   — Наверно, мне не следовало говорить «мы». Я имею в виду то, что Цицерон зовёт Надёжной Основой. Законную власть и тех, кто её поддерживает.

Я почувствовал некоторое беспокойство.

   — Но ведь Октавиан, — сказал я, — и есть законная власть. Хотите вы этого или не хотите, но он всё-таки консул.

   — Уже нет. Он отказался в пользу Басса.

Я молча уставился на Прокула. Он кивнул.

   — Да, это так. Он, Антоний и Лепид теперь имеют чрезвычайные полномочия для восстановления государства. Они даны им на пять лет. — Прокул отхлебнул вина. — Неплохой срок для консульства, тебе не кажется?

   — Разве это законно?

   — А ты думаешь, это имеет какое-нибудь значение? — Прокул поставил свой кубок. — В любом случае Сенат утвердил. Но у Сената не было выбора, они же знают, у кого настоящая власть. На данный момент.

   — Только на данный момент?

   — Не забывай о востоке.

   — Брут и Кассий? — Голос выдал моё презрение к ним.

Прокул пристально поглядел на меня, и я почувствовал, что краснею.

   — Мы же не дураки, Вергилий, — наконец ответил он. — Брут покинул Италию, чтобы избежать гражданской войны, а не из-за трусости и не из-за того, что его не поддержали. Последние пятнадцать месяцев он собирает людей и деньги на севере Греции. А у Кассия больше дюжины легионов в Сирии.

   — Думаете, они что-нибудь стоят против галльских ветеранов Цезаря?

Гелен, стоявший у стены за правым плечом своего господина, слегка шевельнулся. Он был недоволен мной.

   — Может, и нет, силы равны, — ответил Прокул. — Но время работает на Брута и Кассия. Антоний со товарищи рано или поздно передерутся, и тогда им придёт конец. А тем временем у молодого Секста Помпея стало достаточно кораблей, чтобы отбить охоту вступать с ним в морское сражение. А блокада Италии[154] в сочетании с проводимой Антонием реквизицией земель может вызвать волнения, которых будет довольно, чтобы нарушить равновесие.

   — Какая реквизиция земель?

Прокул замолчал.

   — Ты ничего не слышал? — спросил он и добавил: — Нет, конечно же не слышал. Антоний реквизирует землю в восемнадцати самых богатых городах, чтобы расплатиться с войсками. Он...

   — В каких? — Я уже почти что знал ответ. В горле у меня пересохло.

   — Беневент. Капуя, — неохотно стал перечислять Прокул. — На севере Кремона...

   — А Мантуя?

Он кивнул.

   — Мантуя тоже, — произнёс он. — У твоего отца до сих пор там поместье?

Я не успел ответить, наш разговор прервал громкий стук во входную дверь. Гелен окаменел. Стук повторился, на этот раз ещё громче, как будто кто-то колотил по ней молотком или рукояткой меча.

   — Посмотри, кто это, Гелен, — сказал Прокул.

Гелен не двинулся с места.

   — Гелен. — Прокул говорил на удивление мягко. — Делай, что тебе положено. Открой, пожалуйста, дверь.

Я в изумлении переводил взгляд с одного на другого. Гелен от рождения был рабом Прокула, но я никогда раньше не видел, чтобы он так свободно себя вёл. А Прокул, хотя и обращался с рабами очень уважительно, не терпел непослушания.

Гелен всё ещё стоял, словно мраморная статуя, позади ложа своего господина. Прокул встал.

   — Ладно. Тогда я сам это сделаю. Извини, Вергилий.

Он поднялся и вышел из комнаты. Я слышал звук отодвигаемого засова, стук двери и неясные голоса.

   — Что происходит? — спросил я Гелена... и вдруг понял, что слуга плачет. Он стоял неподвижно и прямо, а слёзы прокладывали русла по затвердевшим щекам.

Захлопнулась входная дверь. В зале залязгал металл и загремели голоса. Прокул что-то сказал в ответ и через мгновение вновь оказался с нами. Он не взглянул на Гелена.

   — Прости, — обратился он ко мне. — Я думал, что смогу тебя избавить от этого.

   — Кто это? Кто там, в зале?

   — Пять солдат и офицер, Марк Вибий. Я знал его, когда он был ещё ребёнком. Потому, — его рот дёрнулся, — и получил эту маленькую поблажку.

   — Ничего не понимаю.

   — Сегодня утром на Рыночной площади вывесили список... врагов отечества. По приказу Антония и Октавиана. Там есть и моё имя.

   — Вас пришли арестовывать? — Я не мог в это поверить.

   — Не совсем, — спокойно ответил Прокул.

   — Господин, вам надо бежать, — не выдержал Гелен. — У вас есть ещё время. Вы ещё успеете.

   — Куда мне бежать? — проговорил Прокул.

   — Они убьют его, — повернулся ко мне Гелен. — Тот список, что вывесили, это список смертников. Скажите ему, чтобы он бежал.

   — Вергилий ничего подобного мне не скажет, — резко возразил Прокул. — Он такой же хороший эпикуреец, как и хороший друг. Он знает, что смерть не имеет значения. Особенно для меня. — Прокул взял мою руку и крепко пожал её. — Прощай, мой мальчик. Напомни обо мне своему отцу, когда следующий раз увидишься с ним.

154

Блокада Италии, — После смерти Цезаря Секст Помпей стал главнокомандующим флота, с помощью которого он занял значительную часть Испании и Сицилию. Когда триумвиры (Антоний, Октавиан и Лепид) объявили его врагом отечества, он, владея сицилийскими гаванями, стал захватывать, корабли, везущие в Италию хлеб.