Я, Вергилий

В подобную беду Сенат попал с Октавианом. Чем больше они старались стряхнуть его, тем крепче тот цеплялся. Они приказали ему сложить с себя командование, он отказался. Распустили легионы сами — легионы взбунтовались. Отдали приказ вмешаться Лепиду, который управлял Галлией, — Лепид перешёл к Антонию, прихватив с собой семь своих легионов. Наконец в июле Октавиан сам перешёл в наступление. В здание Сената вступил отряд войсковых командиров и от его имени потребовал консульства. Когда один возмущённый сенатор спросил, что даёт право двадцатилетнему мальчишке занимать высший государственный пост[151], вожак выхватил меч и приставил его к горлу сенатора.

— Вот это, — заявил он.

Это был неоспоримый аргумент. Девятнадцатого августа Октавиан стал консулом.

Во время церемонии вхождения в должность над Капитолием взмыли двенадцать грифов — тот же знак, который был дан Ромулу при основании Рима. Жрецы, конечно, объявили их предвестниками того, что новый консул окажется вторым Ромулом и что этот консулат ознаменует новую эру Рима. Может, они и были правы. Может быть, действительно это боги разговаривали с нами при помощи воздушных иероглифов. Но я лично сомневаюсь.

Можете считать меня циником, но любой стоящий птицелов в состоянии устроить такое чудо. От этих грифов сильно попахивало Октавианом.

36

Прежде чем идти дальше, я, пожалуй, немного остановлюсь на Антонии.

Для меня это очень трудная часть рассказа. Поскольку события непосредственно коснулись меня, то проще всего было бы изобразить его портрет как бы глазами Октавиана: опасный и распутный пьяница, промотавший собственное состояние и способный продать Рим за поцелуй своей египетской шлюхи. С другой стороны, из-за своей антипатии к Октавиану я должен остерегаться броситься в другую крайность и представить его в радужном свете, как героя восточной легенды. Антоний не был ни героем, ни злодеем. Он был всего лишь человек, имеющий человеческие слабости, и погиб он, потому что не мог возвыситься над собой и падал всё ниже.

Когда я был маленький, у нас был сосед по имени Помптин. Помптин имел быка-призёра Аякса, бывшего предметом зависти всей округи. Можно было не сомневаться в том, что любая корова, которую он покрыл (а покрывал он каждую задравшую перед ним хвост), станет стельной с первой же попытки, и сыновья и дочери Аякса славились далеко за пределами Кремоны.

Помптин очень гордился Аяксом. Помню, отец грустно сказал, что тот обращался с быком лучше, чем с собственными детьми, кормил его зерном из своих рук, выхаживал его, когда бык болел, разговаривал с ним целыми часами, вместо того чтобы сплести ограду или заострить колья для частокола. Аякс, в свою очередь, тоже любил хозяина. Он ходил следом за Помптином, как собака, и даже позволял тому ездить на себе верхом (никто другой не осмелился бы этого сделать, потому что у Аякса был свирепый нрав и он не трогал одного только Помптина).

Как-то раз ранней весной Помптин пропал. Утром он сказал сыновьям, что ему нужно выкопать ров на границе поместья, но до вечера не вернулся. Когда стемнело, сыновья начали беспокоиться. Они подняли рабов, отправились на поиски и обнаружили Помптина лежащим у наполовину вырытой канавы. Он был жив, но сильно покалечен. Над ним стоял Аякс с окровавленными рогами, а вокруг разбросаны растерзанные трупы пяти волков.

Очнувшись, Помптин рассказал сыновьям, что случилось. Он копал ров, а Аякс, как обычно, пасся чуть поодаль. Вдруг Помптин поднял голову и увидел, что в его сторону идут волки: зима была суровая, и нехватка дичи заставила их поискать более лёгкой поживы на фермах у реки. Он бросил мотыгу и помчался прочь, но прежде чем успел добежать до спасительных деревьев, вся стая набросилась на него.

Дальше он помнил только то, что Аякс стоял над ним. Волки набрасывались снова и снова, но всё время перед ними возникали эти жуткие рога. Аякс расшвырял свору, как солому, поднимая их на рога, словно крестьянин, подбрасывающий вилами охапки сена. Перед тем как потерять сознание от боли и ран, Помптин увидел зверей с выпущенными кишками.

Но на этом история не закончилась. После случая с волками Помптин не знал, как угодить Аяксу. Если бы это было ему по карману, Аякс бы ел золочёное зерно из золотой кормушки и запивал его лучшими винами. Как бы то ни было, бык получил почётную отставку. Самое тяжёлое, что ему надевали на шею, был венок из цветов в Праздник Весны. Помптин купил у ближайшего соседа превосходную землю под пастбище, чтобы Аякс мог всё лето щипать самую сладкую травку.

В то время у Помптина был враг, мелкий фермер по имени Клувий, у которого он несколько лет назад выиграл земельную тяжбу. С тех пор Клувий искал случая отомстить, и покупка пастбища дала ему такую возможность. Тот участок был у реки, а за ним — естественно, отгороженная плетнём — находилась глубокая предательская трясина.

Однажды, зная, что Помптин отлучился, Клувий передвинул плетень. Затем он взял мешок зерна и, мало-помалу разбрасывая пригоршни зерна всё дальше и дальше в болото, заманил быка в топь, где он завяз и в конце концов утонул.

Вот вам, если угодно, история об Антонии и Октавиане. Достоинства Антония те же, что и у Аякса: он был храбр, благороден и целиком предан своему хозяину Цезарю, ради спасения или отмщения которого он с радостью отдал бы свою жизнь. Но потакание своим грубым потребностям привело его к гибели: Октавиан, подобно Клувию, имел обыкновение заводить врага всё дальше и дальше в грязь, а сам при этом стоял на берегу и смотрел, как тот барахтается в ней и тонет.

Как гражданин Рима, я понимал, что Антоний сам привёл себя к краху и что его смерть — благо для Рима. Но по-человечески мне жаль его, как было жалко быка. В конечном счёте он был гораздо лучше своего противника, а мотивы, которые двигали Октавианом, ничуть не благороднее, чем у Клувия.

37

В конце ноября того года я по делам Сирона поехал в Рим. И, как обычно, решил остановиться у Прокула, в доме на Эсквилине, который оставался моим вторым домом даже после смерти Валерии.

До нас в Неаполе, конечно, доходили вести о последних политических событиях. Несколько недель назад Октавиан отправился на север и встретился в Болонье с Антонием и Лепидом[152]. Теперь, по слухам, они ведут войска на юг.

Когда я доехал до Альбы, движение на Аппиевой дороге пошло непрерывным потоком: повозки, по большей части доверху нагруженные корзинами, дорогие экипажи, запряжённые породистыми лошадьми, даже иногда попадались носилки. По всем признакам, многие горожане, кто побогаче, почуяли, откуда ветер дует, и решили податься на юг, где поспокойнее. Прямо за Капенскими воротами[153], при въезде в город, опрокинулась, перегородив движение, перегруженная повозка. Пока вспотевшие рабы пытались освободить её от поклажи, задние возницы ругались и кричали. Рядом в полном пренебрежении валялось то, что я поначалу принял за перебинтованный труп, на него никто не обращал внимания. Вспомнив свой первый приезд в Рим десять лет назад, я содрогнулся и сделал знак от дурной приметы, но тело оказалось просто бронзовой статуей, вывалившейся из одной из поломанных корзин.

Когда я наконец добрался до дома Прокула, было уже поздно. Дом был погружен в темноту, что показалось мне странным, потому что обычно на стене всю ночь горел факел. Попросив носильщика подождать, я подошёл к двери и постучал. Долго никто не отзывался. Я уже было решил, что Прокул тоже уехал, и думал, что же делать дальше, как вдруг за дверью послышался голос: «Кто там?»

Голос принадлежал Гелену, надсмотрщику над рабами Прокула. Он показался мне каким-то испуганным.

151

...мальчишке занимать высший государственный пост... — Минимальный возрастной ценз составлял для консула 43 года.

152

Октавиан... встретился в Болонье с Антонием и Лепидом, — 27 ноября 43 года до н.э. в Болонье был заключён второй триумвират между Антонием, Лепидом и Октавианом для совместной борьбы против Брута и Кассия, а также с сенаторской

аристократией. Лепид, Марк Эмилий (ок. 90—12 до н.э.) — приверженец Цезаря. Будучи претором, добился в 49 году до н.э. предоставления Цезарю диктаторских полномочий. В 48—47 годах до н.э. наместник Ближней Испании, в 46-м — консул вместе с Цезарем. После его убийства примкнул к Антонию, который добился провозглашения его великим понтификом (главным римским священнослужителем). После установления единоличной власти Октавиана не играл никакой роли в политической жизни.

153

Капенские ворота в южной части Рима между холмами Авентином и Целием. Через них на Капую шла Аппиева дорога. Капена — город в Этрурии на реке Тибр, к югу от Рима.