Страница 9 из 141
— Я в восторге от Ганса Стру, просто в восторге, — говорила смеющаяся матушка, надевшая по этому случаю своё единственное праздничное платье, которое она берегла для особенных дней.
Отец и сын молчали.
— Ну, посмотрите же, посмотрите, — не унималась восторженная мать, — в жизни ничего смешнее не видела. Ну, ничего смешнее не видела.
— Да, такое бы смотреть каждый день да веселиться, ничего больше и не надо, — вторила ей соседка по дому.
Толпа смеялась выходкам Ганса Стру, придушенная ежедневными заботами о хлебе насущном.
— А ведь мы с ним родственники, — говорила она соседке.
— Да неужели? — без иронии вопрошала та. — Это большое счастье.
Мать счастливо вздыхала. Она — дальняя родственница клоуна Ганса Стру.
Сын стеснялся такого родства и дёргал мать за руку.
— Ну, что ты, смотри, не отвлекай меня, когда ещё нас ждёт такая смехота! — Мать не могла оторвать глаз от ужимок арлекина. — Посмотрите, посмотрите на нашего родственника! Один восторг!
— Ну, какой он нам родственник. — Мальчик стеснялся этого публично заявленного родства. — Ни он у нас ни разу в гостях не был, ни мы у него.
— Родственник, родственник, — утверждала обиженная мать, — уж я-то знаю это лучше тебя, дорогой Гансик.
— Пригласи его как-нибудь, — просила такая же восторженная соседка, — уж я тебя отблагодарю. Уж он-то нас повеселит, а то скука такая, да забот столько!
Соседки обнялись.
— Позову, позову, — отвечала мать товарке.
А маленький сын краснел от волнения, не желая быть родственником шута. Ещё бы, не хватало, чтобы вся улица кричала ему:
— Шут, шут, шут...
Он уже, при своей впечатлительности, слышал эти голоса, громкие и весёлые, как во время сегодняшнего празднества.
Праздники детства. Разве забудешь их? Они как золотые яблоки.
А на Масленице по улицам шествовал жирный бык, украшенный цветами. На спине его сидел мальчик, одетый в белую рубашку, крылья за его плечами рвались в зовущее небо, и ветер готовился унести мальчика в неимоверную даль. Борьба молодцев, матросы с музыкой и флагами несли радость и говорили маленькому сердцу Ганса Христиана Андерсена, что можно жить в таком веселье каждый день, ведь это была не жизнь, а настоящая сказка, которую никогда не хотелось покидать. Все старались поглубже проникнуть в это редкое для них веселье, громкий праздник очумевших от постоянной и всегда повторяющейся работы людей, думающих с утра, как накормить в обед семью. Ах, эти провинциальные празднества! В них больше веселья, чем в столичных представлениях, они более открыты и более чисты, они — истинное отдохновение от забот и маленькая тропка в сердце молодого человека — тропка искусства...
Деда в городе все считали сумасшедшим. Дед любил вырезать из дерева замечательные игрушки. Его дивные лебеди с высокими шеями плавно скользили в одухотворённой воде, хотелось стать одним из этих лебедей и улететь с ними в Копенгаген. Игрушки помогали старику жить, он не отгораживался ими от каждодневности, он ими каждодневность проверял! Чтобы хоть как-то принять участие в его действе, маленький Андерсен стал раскрашивать лебедей.
— Зачем ты это делаешь? — спрашивал старик, па минуту отрываясь от работы.
Мальчик задумчиво пожимал плечами:
— Пусть будут разные лебеди. Не только белые.
— Тогда раскрась их красным цветом.
— Но красных лебедей не бывает. Бывают только белые и чёрные.
—А кто тебе сказал, что красных лебедей не бывает?
— Я же не видел.
— Ну и что. Ты не видел Копенгагена, а это вовсе не значит, что его нет.
— Да... — растерялся внук. Его недоумению не было предела. Радостный, что удивил внука, дед продолжал работу. Его проворные руки колдовали над куском доски.
— Ах, если бы мне ещё и острый нож! Я бы всю королевскую чету вырезал!
Андерсен в страхе закрыл глаза.
— Ха-ха-ха. Они бы все были в парадных платьях. И я бы подарил их тебе, чтобы в своём театре ты устраивал кукольные представления с их участием.
— Я накоплю денег и куплю нож.
Лицо деда осветила потусторонняя улыбка, но тут же она сменилась морщиной горя:
— Бабка отнимет острый нож. Она говорит, что острым ножом я и из себя вырежу какую-нибудь фигуру. Ха-ха-ха...
Его смех передался игрушкам. Они смеялись дедовским смехом. Только привыкнув к мальчику, они начинали перенимать его черты и говорить его голосом.
— Это не игрушки, а лебединые твои песни, — сказал мальчик.
— Летите, — дед взял пару лебедей, и они полетели.
— Дед, а где ты видел красных лебедей?
— Я видел их давно, на самом ярком закате, они были все в закате, как в крови. А потом развернули могучие крылья и полетели прямо к солнцу. Наверное, и сейчас они там живут... — почему-то грустно сказал он.
Внук задумался:
— Значит, они и теперь живут на солнце.
Дед почесал макушку:
— Видно, живут. Где же ещё жить красным лебедям. На земле их быстро поймают...
На следующий день мальчик внимательно смотрел на закат.
И он увидел: на солнце были тысячи красных лебедей, он видел их красные-красные крылья, они сидели, готовясь прилететь к земле. И Андерсен обратился к солнцу:
Но, судя по их виду, лебеди пока и не думали прилетать. Видно, они не любили землю.
— Мама, я к дедушке.
— Сиди дома. У него ничему не научишься.
— Но я хочу.
— Если попросишь отца — он в свободное время вырежет тебе куклу. Их вон и так много, под ногами валяются.
— Где?
— А вот, — торжествуя, сказала мать. И её можно было понять: в маленькой комнате с трудом жили три человека, стол, верстак, сундук. И куклы...
Мальчик поднял куклу и серьёзно спросил:
— Ты зачем убегаешь?
Кукла молчала.
— Я понял, ты хочешь на свежий воздух! Пойдём гулять. Тебе тесно в комнате.
Он собрал любимых кукол и вынес их на улицу. Они радостно уселись на досочку и покачивались.
— Дышите свежим воздухом. Будете лучше спать.
— Господи, только бы он не сошёл с ума, как дедушка, — перекрестилась мать.
А куклы действительно глубоко уснули. Они даже похрапывали во сне, но их владелец не обращал на это внимания — не будить же их ради такой мелочи, как храп.
— Утром пойду к дедушке, — сказал он себе на ночь. Сказал очень громко, чтобы мать привыкла к этому. И утром — ушёл. Его позвали ещё не вырезанные дедом игрушки. Нужно было освободить их из плена дерева.
— Здравствуй, внучок. Ты ко мне?
Мальчик молчал.
— А мне тебя сегодня угостить и нечем... — раздосадовано развела бабушка руками.
Тут Андерсен вспомнил, что совсем не ужинал. И не завтракал. И ему захотелось есть. Чтобы успокоить любимую бабушку, он ей сказал:
— Як деду пришёл. Он где?
— Убрёл по своим делам куда-то. Куда надумает, туда и идёт. Боюсь я за него...
— Пойду его поищу, — сказал Андерсен, понимая — мать теперь нескоро отпустит его к деду.
Он долго бродил по городу, шажками своими разговаривая с дорогой.
И услышал весёлые и в то же время злые голоса мальчишек:
— Лови его, лови его!!!
— Камнем, камнем!
Мальчишки города Оденсе развлекались. Лучшим объектом для этого был дед Андерсена. Они должны его любить за то, что он делает им такие прекрасные игрушки, а они его гоняют, почему? — недоумевал Андерсен.
И действительно: сегодня с утра дед отправился на базар, чтобы раздарить как всегда очередную партию игрушек. Его деревянные дети разбегались по жадным детским пальцам. Но когда игрушки кончились, остались недовольные, они стали ругать деда, что он делает так мало игрушек. Дед испугался и надел на себя маску, чтобы его не узнали и не мешали ему возвращаться домой. Но это ещё больше раззадорило мальчишек. Всей ватагой — и те, кто были с подарками, и те, кто остались без игрушек, они бросились за щедрым стариком, бежали даже самые тихие и добрые из детей, боясь потерять развлечение — их было так мало в Оденсе. И любому из них любой ребёнок был рад. Неожиданно, поддавшись общей воле, и Андерсен сдвинулся с места и побежал. Он испугался, что все узнают его и погонят вместе с дедом. И страх пристроил его в конце орды пацанов, в их ноги вселился охотничий азарт. И передался маленькому внуку. Он забыл сейчас, что впереди — дед. Что дед — нездоров. Что он боится сейчас действий озверевших уличных ребят. Они гнались за ним, как бездомные собаки.