Страница 16 из 73
— Где ты его взял?
— Нашёл.
— Нашёл?! Где же?
— На земле, мёртвого.
— Мёртвого? Жаль, иначе мы могли бы его съесть.
— Но, мама, я видел, как он умер. Он — не больной.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю, я нашёл его в ловушке.
— Почему ты не сообщил сторожам? Они подстерегли бы браконьера и арестовали его.
— Конечно, мама, но браконьером, которого они задержали бы... оказался я... Ну вот, наш заяц готов.
— Ты отнесёшь его сторожам.
— Но, мама, что, по-твоему, они сделают с жареным зайцем, если не съедят его? Это мы можем сделать не хуже их.
Бедная госпожа Дюма опустилась на колени и стала молить Бога вразумить её сына. «Но её глаза не поразил божественный свет, — писал позднее Дюма, — в её ноздри ударил запах, неотразимый запах. Во всяком случае, когда она кончила молиться, а я обещал ей больше никогда не заниматься браконьерством, мы сели за стол и съели зайца».
В те времена певчие птицы не были под защитой закона и их ловля браконьерством не считалась. Однажды Дюма был занят в лесу изготовлением обмазанных смолой дощечек, как вдруг с изумлением увидел, что в подлеске появилась колдунья. Он хотел было убежать при виде этой старой, одетой в длинную чёрную накидку мегеры, на пышном парике которой был криво повязан чепец, когда она сказала:
— Если мы оба боимся друг друга, то у каждого из нас нет резона быть испуганным.
Это замечание показалось Александру столь разумным, что он, вместо того чтобы спасаться бегством, подошёл к колдунье.
— Я заблудилась, — сказала она. — Я оставила свою карету на дороге, чтобы пройтись по лесу, и сбилась с пути. Потом мне почудилось, будто я слышу призраков, и я побежала.
— Призраков? — спросил Дюма. — Настоящих?
— Конечно, не настоящих, — ответила старуха. — Настоящих призраков не бывает.
— Тогда почему же вы испугались?
— Потому что необязательно верить в призраков, чтобы их бояться.
Эта ремарка показалась Александру исполненной здравого смысла, ибо сам он, хотя и не верил в привидения, боялся в одиночку проходить в темноте через кладбище.
Когда он вёл странную старуху к дороге, та спросила, как его зовут. Когда он ответил ей, старуха остановилась и, внимательно посмотрев на него, воскликнула:
— Значит, вы сын генерала?!
— Да, мадам.
— Я слышала о вас от моей дочери, госпожи Коллар, которая живёт в Виллер-Котре; а вот меня вы не знаете, не правда ли?
— Да, мадам.
Старуха сказала Дюма, что зовут её госпожа де Жанлис[54], и, поскольку эта фамилия ничего мальчику не говорила, объяснила, что она прославилась разработкой правил, согласно которым следует воспитывать короля.
Александр проявил самый живой интерес к этим правилам.
— Вы не король, — сказала она, — но вы очень хотели бы им стать, не правда ли? А иногда вам кажется, будто вы король, так ведь?
— Да, — признался он.
— Ну что ж, королём быть нелегко. Я заставляла принцев, чьё воспитание мне доверили, целый день ходить в железных башмаках, чтобы каждый шаг стал для них физическим упражнением, чтобы они приобретали силу, не отвлекаясь от своих других трудов. Сразу после пробуждения, в пять часов утра, они приступали к занятиям. Я заставляла их возделывать овощи, которыми они питались, и доить коз. Но занимались с ними учителя, на разных языках обучавшие их ботанике, минералогии и астрономии. Утром говорили по-немецки. Днём, когда принцы занимались музыкой и рисованием, изъяснялись только по-итальянски. За обедом разрешалось говорить лишь по-английски. Каждый вечер, перед отходом ко сну — спали принцы не в настоящих постелях, а на голых досках, укрывшись лёгким одеялом, — им преподавали историю и географию мира, показывая картины с помощью волшебного фонаря.
— А что такое волшебный фонарь? — спросил Александр.
— Вам предстоит многое узнать, — с улыбкой ответила госпожа де Жанлис.
Они вышли на дорогу. Госпожа де Жанлис села в карету.
— Королём быть трудно, но ведь вы постараетесь им стать, не правда ли? — спросила она.
— Да, мадам, — ответил Дюма.
— Хорошо, быть может, вы и станете королём, — согласилась она, погладив мальчика по голове.
Дюма навсегда запомнил эту встречу и долго размышлял о возможности стать королём. Однажды мать рассказала сыну, что в три года заказала ему железные башмаки в надежде на то, что их тяжесть заставит малыша опускать пятки на землю.
— И я носил железные башмаки? — воскликнул Дюма.
— Да, но они ничему не помогли, а только ранили тебе ноги, и я отказалась от них.
— Я правда носил железные башмаки? — снова воскликнул Дюма, и его смуглая кожа внезапно так сильно покраснела, что мать спросила, не болен ли он.
Его щёки стали пунцовыми, его ум воодушевился при мысли, что он, наверное, настоящий принц и в один прекрасный день будет жить во дворце с матерью-королевой.
Глава VIII
ШЕСТЬСОТ РЮМОК АБСЕНТА
Встреча Александра с колдуньей интересна тем, что позднее писателю пришлось служить — он запечатывал конверты — в секретариате герцога Орлеанского, одного из принцев, воспитанных госпожой де Жанлис. Этот герцог станет королём французов примерно в то же время, когда Дюма, достигшего апогея своей славы, присвоят прозвище «некоронованный король Парижа».
Тот, кто правил под именем Луи-Филиппа, был так алчен, что, несмотря на свои значительные личные доходы, требовал из государственной казны суммы, которые нарушали равновесие национальных финансов даже тогда, когда голодные ткачи шёлковых мануфактур Лиона бунтовали, требуя хлеба.
Тем не менее король как-то пожаловался своему министру господину де Монталиве на трудность ремесла монарха и царившую в Версале смертную скуку.
— Сир, превратить Версаль в место, где все будут умирать от смеха, а не гибнуть от скуки, совсем просто, — сказал де Монталиве.
— Но как это сделать? — спросил король.
— Александр Дюма манкировал двумя неделями службы в Национальной гвардии. Прикажите ему отбыть их в Версале, и Версаль превратится в самый весёлый город Франции.
— Возможно, — сухо ответил король.
Мысль поручить бывшему служащему своего секретариата оживить Версаль ничуть ему не улыбалась.
— Вы слышали, сир, что в передней своего дома на бульваре Сен-Жермен Дюма поставил кропильницу, которую его издатели постоянно наполняют деньгами, а над ней повесил табличку с надписью: «Да будут благословенны нуждающиеся»?
— Меня это не интересует, — ответил король таким ледяным тоном, что у министра смех застрял в горле.
Оба этих человека были низложены: Луи-Филиппа свергла Революция, а Дюма — клевета Эжена де Мирекура.
Но я всё-таки думаю, что справедливость воздастся Дюма, некоронованному королю Парижа.
Госпожа Дюма, не понимающая, к какому будущему стремится сын, не сумев сделать его скрипачом, решила, что он станет священником.
— Я буду носить сутану? Целый день читать молитвы? Ни за что в жизни!
— Довольно, будешь делать, что я тебе говорю. Представилась великолепная возможность. Мой кузен аббат Консей выхлопотал тебе место в Суассонской семинарии. Ты же понимаешь, как тебе повезло. Твоё будущее обеспечено.
Так как Александр продолжал возражать, мать сообщила ему, что другой из её кузенов, аббат Фортье, обещал позаниматься с ним, чтобы привить вкус к духовному сану.
Аббат Фортье был мужчиной в расцвете сил, крепкий, как старый дуб. Он сразу использовал мальчика на починке крыши своей романской церкви. Но когда Александр побоялся залезть на колокольню, чтобы поправить покосившийся крест, аббат, задрав сутану, забрался туда сам, а Дюма смотрел на него, разинув рот от восхищения.
Призванный к смертному одру женщины в отдалённую и необжитую часть своего прихода, аббат прихватил удочку и ружье и на обратном пути задерживался на берегах речек и в кустах, показывая юному родственнику различные охотничьи хитрости, которых тот не знал. Потом Дюма увидел аббата на ярмарочном гулянье; аббат участвовал во всех состязаниях, даже в том, где приз присуждался тому, кто больше съест крутых яиц; священник проглотил невероятное их количество, и Дюма решил, что больше всего ему подойдёт профессия сельского священника. Вернувшись домой, он сообщил об этом матери, радостно его расцеловавшей.
54
Жанлис Стефания Фелисите дю Крест де Сент-Обэн, графиня (1746—1830) — французская писательница, автор многочисленных романов и педагогических сочинений. Была воспитательницей детей Орлеанской фамилии, в том числе будущего короля Франции Луи-Филиппа.