Страница 12 из 73
— Так, значит, вы рассчитываете сами написать этот роман?! — воскликнул магистр таким тоном, будто совершил великое открытие.
— О да, сударь, — ответил Дюма. — Я вынужден прибегнуть к этой крайности. Последний роман я поручил написать своему камердинеру; но роман имел большой успех, и этот негодяй потребовал столь непомерной платы, что, к великому моему сожалению, мне пришлось с ним расстаться. И потом, единственное, что я всегда делаю сам, это ставлю свою подпись.
Но все эти остроумные реплики не помешали нашему герою приобрести репутацию самозванца. Собственный сын — именно здесь важная часть разгадки тайны картины «Дуэль после маскарада» — сказал об отце: «Он поистине лучший человек. Я ни разу не слышал, чтобы он о ком-нибудь говорил плохо. Конечно, я не слышал, чтобы он говорил не о себе, а о ком-нибудь».
И его сын произнёс о Дюма самую знаменитую фразу века: «Его тщеславие так велико, что он способен сидеть на козлах собственной кареты, чтобы люди поверили, будто он достаточно богат, чтобы держать на запятках лакея-негра».
В самом деле, Дюма, если у него были деньги (для него не имело значения, взял он их в долг или заработал), всегда нанимал лакея-негра. А почему бы и нет? Ничто иное в то время так не поражало парижан, а парижская элита, будь то аристократы, революционеры или богема, неизменно стремилась чем-то поразить людей.
А что могло быть более впечатляющим, нежели остановить собственные тильбюри, кабриолет или берлину перед кафе «Тортони» и послать негра в широченных шёлковых шароварах и в канареечной, расшитой золотом куртке принести вам в экипаж мороженое или шербет из этого прославленного заведения?
В том, чтобы наслаждаться лакомствами в собственном экипаже, не было ничего «плебейского», и никто, несмотря на революционный дух Франции, не желал обладать отдающими «плебейством» манерами. Когда Нестор Рокплан[40], оттолкнув однажды бутылку шампанского, которую ему принёс официант в ресторане «Золотой дом», воскликнул: «Это плебейство», всё французское производство шампанского содрогнулось и едва не развалилось.
Но, возвращаясь к первой дуэли Дюма, к его поединку с Богом, следует помнить, что мальчик рос в доме, где не было ни гроша, но где тем не менее продолжали жить на широкую ногу, хотя мать поехала в Париж, чтобы броситься к ногам Наполеона и молить его о прощении.
В ожидании её возвращения отец рассказывал сыну о своих военных приключениях, авантюрах, исполненных героизма и побед, тех побед Бонапарта, которым во многом способствовал генерал Дюма. Когда мать вернулась и поведала о том, как раздражённо оттолкнул её император, вскричав: «Разве я не отдал приказ никогда не упоминать при мне имени этого человека?» — то легко представить себе атмосферу, в какой вырастал этот не по годам развившийся дуэлянт.
Дюма ещё не было четырёх лет, когда соседка, чтобы утихомирить мальчика, принесла один из сорока четырёх томов роскошного иллюстрированного издания «Естественной истории» Бюффона[41]. Едва Дюма увидел гравюры, изображающие тюленей, жирафов, змей и других животных, он застыл, словно заворожённый, и часами напролёт рассматривал картинки.
— Почему ты смотришь одни картинки? — спросила его сестра, приехавшая из пансиона на каникулы.
Она показала брату в тексте книги двадцать шесть букв алфавита, и почти мгновенно Дюма выучился читать, заполняя память звучными фразами Бюффона.
Однажды соседка, застав его за этим занятием, удивилась, что он может читать в столь нежном возрасте.
— Читай вслух, — попросила она.
Дюма действительно читал бегло, правда, слегка запинался на трудных словах.
— Да, читать ты умеешь, — согласилась соседка. — А понимаешь ли ты прочитанное?
— Нет, не понимаю.
— Тогда почему читаешь?
— Потому что мне это нравится.
Проникнувшись жалостью, соседка дала Дюма томик сказок «Тысячи и одной ночи» в переводе Галлана[42].
Впервые Александр убедился, что слова порождают в его уме образы, и воображение мальчика расцвело. Вскоре он прочитал «Робинзона Крузо», Библию и греко-римскую мифологию Демустье.
Когда-то мать Дюма готовила для этого Демустье, соседа и друга, овощной суп, единственную пищу, какую он мог ещё принимать. Потом пришлось ему варить всё более жидкий суп; в конце концов, Демустье мог глотать только тёплую воду.
«Когда я не смогу принимать даже тёплую воду, мадам, — говорил он матери Дюма, — настанет мой черёд уходить из этого мира».
Однажды, к великому своему ужасу, г-жа Дюма заметила, что её супруг-генерал просит готовить ему всё более лёгкие супы.
— Прежде чем я дойду до того, когда не смогу глотать даже тёплую воду, — сказал генерал супруге, — я хочу попытаться ещё раз обратиться к императору. Чтобы не оставить тебя без гроша, я готов перед ним унизиться, и, чтобы растрогать его, я возьму с собой Александра.
Поэтому в четыре года Александр впервые увидел Париж — город, который остаётся столицей всех мечтателей.
Отец и сын остановились у старичка, имевшего очень молодую жену. Она горячо расцеловала генерала, что ничуть не рассердило её мужа; потом, тиская в объятиях маленького Александра, сказала ему:
— Знаешь, ведь я могла бы быть твоей матерью.
— Нет, — возразил малыш, отбиваясь, — у меня уже есть мать.
— Да, верно. Но скажи мне, твой отец по-прежнему пьёт вино из бочки? А он ещё может поднять лошадь, обхватив её ногами?
— Мой отец страшно сильный, — сказал малыш, продолжая вырываться. — Я делаю вам больно? Почему вы плачете?
— Я плачу потому, что хотела бы быть твоей матерью, — ответила молодая женщина.
Александр счёл этот ответ совсем глупым, но запомнил и через много лет понял его смысл.
Дюма помнил также маленького старичка, бывшего парикмахера при дворе Людовика XVI; он одевался по дореволюционной моде и не скрывал своих роялистских взглядов. Дюма запомнил его главным образом потому, что этот старикашка посоветовал генералу заставить сына носить серьги, чтобы отучить его бегать на цыпочках. Малыша привели на этаж выше, где жила акушерка, которая проколола ему уши; молодая женщина вдела Дюма в уши два золотых кольца, сняв их с цепочки, висевшей у неё на шее, и, чтобы поддержать мужество Александра, угостила его миндальним молоком с мёдом и засахаренными каштанами. Эту процедуру он запомнил на всю жизнь, но Дюма также не забыл и врача Наполеона, великого Корвизара[43], который использовал все средства, чтобы помирить императора с генералом Дюма. Но ему это не удалось, хотя Корвизар и сказал Наполеону: «Я аускультировал[44] этот ходячий гроб; ему осталось жить всего несколько месяцев».
Дюма также помнил других друзей, что пытались помочь отцу, например маршала Брюна[45], сказавшего малышу:
— Я до сих пор вижу, как твой отец врывается на коне в главную мечеть Каира, размахивая над головой саблей, разя направо и налево врагов. Все считали, что он примчался из ада.
И маршала Мюрата, кому вскоре суждено было стать Неаполитанским королём, сказавшего Дюма:
— Твой отец был величайшим кавалерийским генералом, который когда-либо воевал в армии Франции.
Но никому не удавалось сломить упрямство Наполеона, даже его сестре принцессе Полине, оставшейся в памяти маленького Александра самой красивой женщиной, которую он когда-либо видел в жизни.
Спустя годы Дюма, преданный этим воспоминаниям, приехал взглянуть на то самое место, где после падения Наполеона толпа растерзала маршала Брюна. Он посетил и то место, где короля Мюрата сбросили с трона, судили и расстреляли. А после смерти Полины Дюма восхищался её мраморной статуей работы Кановы[46] — утверждали, что скульптору Полина позировала обнажённой, — женской фигурой такой красоты, что её пришлось окружить бронзовой решёткой, чтобы оградить от толп посетителей, съезжавшихся со всей Европы и поклонявшихся ей словно божеству.
40
Рокплан Луи-Виктор-Нестор (1804—1870) — французский литератор; много лет вёл в разных изданиях хронику светской и театральной жизни Парижа.
41
Бюффон Жорж-Луи-Леклерк (1707—1788) — французский естествоиспытатель. Его основной труд «Естественная история» (1749—1788) включает 36 томов. 8 томов составляют таблицы с иллюстрациями.
42
Галлан Антуан (1646—1715) — французский востоковед. В 1704—1717 гг. вышел его перевод сказок «Тысячи и одной ночи» в 12 томах. Перевёл также Коран.
43
Корвизар Жан (1755—1821) — выдающийся французский медик, лечащий врач Наполеона.
44
Аускультация — исследование внутренних органов (лат).
45
Брюн Гийом (1763—1815) — маршал Франции с 1804 г. Во время Ста дней Наполеона убит роялистами в Авиньоне.
46
Канова Антонио (1757—1822) — итальянский скульптор, представитель классицизма.