Страница 79 из 207
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
К утру метель стихла, и в прогалины между медленно плывущими на север облаками проглядывало бледно-голубое небо. Лес казался спящим; ни один звук не нарушал его покоя, лишь в костре потрескивали подброшенные Юрой сучья, издавая запах смолы и дыма. Юра думал только об одном, как бы не замерз Гребенюк. За эту страшную ночь мальчик измотался, только сознание того, что он должен спасти старика, поддерживало в нем силы.
— Юра! — послышалось с еловых ветвей, где лежал Гребенюк, и брезент, которым он был накрыт, зашевелился.
Юра бросился к нему, но опоздал. Гребенюк уже поднялся и, показывая рукой в ту сторону, куда плыли пожелтевшие облака, потребовал, чтобы Юра помог ему идти.
— Куда же вы, дедушка, пойдете? — забеспокоился Юра. — Вам же двигаться нельзя...
— Веди! — прохрипел Гребенюк. — Веди снова туда, к той балке! — Превозмогая боль, он сделал несколько шагов и судорожно обхватил руками молодую сосну, осыпавшую его снежной пылью.
— Дедушка, не надо!.. — упрашивал его Юра.
— Ты слыхал, что я тебе сказал?! Веди! — и Гребенюк, еле волоча ноги и пошатываясь, пошел к дороге.
— А как же с конями?
— Коней оставь здесь...
Юра подскочил к Гребенюку и, заглядывая в его бледное лицо, прошептал:
— Давайте я свезу вас куда-нибудь в деревню, а сам...
— Как ты смеешь мне это говорить? — Гребенюк взглянул на Юру, в глазах его было страдание. — Ты хочешь, чтобы мы к немцам попали? — Глаза его вдруг закрылись, и он качнулся на месте.
— Ну вот, видите, опять плохо!.. — У Юры еле хватило силенок поддержать Гребенюка.
— Ты видал, куда немцы зашли?.. Во фланг, вот сбоку как нашим ударят, тогда что?.. Мы должны упредить... — И старик снова, задыхаясь на ходу, упрямо двинулся вперед, но через несколько шагов зашатался и безмолвно опустился наземь. Не зная, что делать, Юра совал ему в рот горсти снега.
— Дедушка, родненький, послушайте меня, поедем в деревню... — всхлипывая, уговаривал он его. — Ну что же мне теперь делать-то, милые вы мои, родные?.. — Подхватив старика под мышки, он силился его поднять, но не мог. — Дедушка, откройте глаза... Ну, пожалуйста, откройте глаза... Мне страшно... — Юра утирал замусоленным рукавом полушубка свое измазанное копотью лицо и плакал все горше.
Наконец Гребенюк открыл глаза и, ухватившись за Юру, стал приподниматься.
— Знаешь что, Юра... — проговорил он. — Иди к той балке прямо... и, как до нее дойдешь, поверни направо, а там иди все прямо и прямо... на восток... а за лесом и наш полк... Понял?
— Понял! — всхлипнул Юра. — А вы как же?
— Меня отведи к костру... подбрось в костер побольше дров... А потом за мной наши придут... Понял?..
— Понял.
— Ну, помоги мне встать.
Юра подхватил старика, и тот с большим трудом поднялся. Так, обнявшись, они побрели к костру.
Сонька и Буланый вытянули шеи и, широко раздувая ноздри, тихо и коротко заржали. Буланый то и дело поджимал ногу, — очевидно, она у него очень болела.
Посадив Гребенюка лицом к огню, Юра подбросил в костер хворосту. От жаркого пламени стало совсем тепло. Устилая хвойными ветками свои сани, Юра рассуждал: «Сегодня же доберусь и спасу полк!.. А как же он?.. Вдруг волки набросятся?.. — Юра поежился, по спине пробежал мороз. — А что, если положить его в сани, закутать попоной и пустить вперед Соньку прямо вот этой колеей, а за ней на длинном поводе Буланого?..»
— Ну, что ты там мешкаешь?.. Быстрей!.. Быстрей же! — Гребенюк беспомощно замахал рукой.
— Сейчас! — отозвался Юра.
— Готов?..
— Готов, дедушка, только я хочу...
— Не перебивай! — Гребенюк посмотрел на Юру в упор. — Повтори, что я тебе сказал!.. Где по нас фрицы стреляли?
Юра повторил.
— Теперь поклянись... — Гребенюку говорить становилось все трудней, он, видимо, собирал последние силы. — Поклянись мне, что выполнишь...
— Клянусь, дедушка, как товарищу Ленину. — И Юра вскинул руку ко лбу, отдавая пионерский салют.
— Ну, Рыжик, прощай!.. Передай командиру, что я сам не мог, пусть на меня, старика, не гневается... — Он хотел протянуть руку, но она бессильно упала на колени, голова старика свесилась, и он повалился на землю. Юра напряг силы, уложил потерявшего сознание Гребенюка поудобнее в сани и накрыл попоной.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Усталая, вся в изморози, Сонька, почувствовав близость жилища, хрипло заржала. За ней подал голос и Буланый. Вдали послышался лай собаки. Проехав еще немного вперед, Юра сквозь стволы вековых сосен увидел, как заблестели стекла одинокого, стоявшего на отшибе домика.
Юра остановил Соньку, слез с саней и, прячась за самую толстую сосну, стал рассматривать затерявшуюся в лесной глуши избу.
«А что, если в этой избушке фрицы? — От этой мысли Юре стало не по себе. Но как ни было страшно, Юра все же направился к дому, но тут же за забором раздался раскатистый лай пса.
«Собака? — обрадовался Юра. — Раз собака жива, значит, фрицев нет».
Успокоив себя, Юра взял вожжи и направил сани прямо к этому дому.
У ворот их встретила женщина в шубе, закутанная в большой клетчатый платок.
— Куда, мальчик, путь держишь? — спросила она.
— А мы, тетенька, к вам едем, — сказал Юра, соскочив с саней. — Фрицев у вас нет?
— Нет, бог миловал, — певуче протянула женщина.
— Пустите нас, пожалуйста... Дедушка ранен. Без памяти...
Женщина подошла к саням, глянула на Гребенюка и, ничего не говоря, отворила ворота. Во двор из дома вышел мужчина. Они вместе подняли старика, внесли его в избу, прямо на вторую половину, и там положили на кровать.
Юра тут же возвратился к коням, ввел их во двор, опустил подпруги и, бросив им под ноги сено, вернулся в избу. Старик, уже раздетый, лежал в постели, около него возились хозяева.
Юру здесь все удивляло: необыкновенная чистота, от которой он уже отвык на фронте, образа с полотенцами, фотографии вокруг небольшого зеркала над комодом, среди которых было много карточек военных в мундирах, с крестами и медалями на груди. Его поразило и то, что хозяйка так быстро и умело перевязала Гребенюка, и то, что в этой глуши нашлись бинты, йод и спирт, чего даже не было в Княжине.
«Наверное, буржуи, сбежали от Советской власти», — подумал Юра и спросил:
— А как вас зовут?
— Меня, малец, зови дядя Вася, — ответил хозяин, поглядывая исподлобья добрыми черными глазами. — А тебя как величают?
— Меня Юрой звать... А не страшно нам здесь оставаться?..
— Смотря кого бояться... — ответил дядя Вася, опуская голову старика на подушку.
— Кого же? Врагов, фрицев и разных там предателей... — ответил Юра, зорко следя за каждым движением хозяев.
— Если их боитесь, то не страшно, здесь таких нет! — Улыбка расползлась по широкому, заросшему бородой лицу дяди Васи.
— ...А вы не колхозники? — спросил Юра. Он никак не мог отделаться от подозрительности, которую вызывал в нем этот дом.
— Единоличники, — огорченно вздохнул дядя Вася, — хотел бы в колхоз, да ведь из одного двора колхоза не сделаешь... — Он налил из кувшина воды в кружку и подошел к Гребенюку.
— А какая деревня отсюда близко? — снова задал вопрос Юра.
— Деревня? — удивленно переспросил дядя Вася и незаметно моргнул хозяйке. — А вы разве сами-то не через деревню ехали? — Он положил намоченное полотенце на разгоряченный лоб старика.
— Через деревню... Но мы-то оттуда ехали, — показал Юра на замерзшее окно, — а я, дядя Вася, спрашиваю про то, как с этой стороны.
— А... Тут-то далеко, — ответил дядя Вася и обратился к хозяйке: — Сваргань-ка, Марья Никифоровна, что-нибудь покушать, гости-то, чай, проголодались.
— Спасибо, пожалуйста, не беспокойтесь, — учтиво, как учила его бабушка, сказал Юра. — Я возле дедушки посижу...
Дед Гребенюк спал, а на столе появилась такая аппетитная, поджаренная на сале яичница, что Юру невольно потянуло к столу.