Страница 67 из 207
— Вижу, что прет!.. Но сейчас Карпов введет свой второй эшелон и восстановит положение.
— Тогда он, в лучшем случае, сядет на свою позицию. А нам же надо наступать! — горячился Хватов.
— И я так же думаю.
— Но может получиться, что он и не восстановит прежнее положение. Поэтому нам надо сейчас ударить наверняка!
— То есть как это не восстановит?! — вскипел Железнов. Но сдержал себя. — Ну хорошо, тогда посмотрим, Нелидов ведь не за горами, он начеку.
Добров вызвал Железнова по телефону. Хватов не слышал, что он говорил Якову Ивановичу, но по его лицу понял: и там тоже случилось нечто неприятное.
Дьяченко трясется за свой левый фланг и боится идти вперед, — сказал Хватову Железнов. — Ожидает, видите ли, когда Карпов выдвинется! Над ним все еще тяготеет страх попасть в окружение! — Железнов вызвал Дьяченко к телефону и резко приказал ему: — Наступайте, не дрожа за фланги. Обеспечивайте их и двигайтесь, не снижая темпа... — Он бросил трубку и предложил Хватову: — Пойдем на наш старый энпе. Полезно все-таки посмотреть на события с другой точки.
Когда Железнов с Хватовым вышли в ход сообщения, их догнал дежурный офицер и доложил, что фамилия сапера в почерневшем полушубке — Паршин.
— Паршин?.. — переспросил Железнов. — Неужели Паршин?! Почему же мне не доложили, когда он вернулся в дивизию? Ведь это бывший командир, и я должен был сразу об этом знать. Где он сейчас?
— На перевязочном.
— Ранен?
— Второй раз... Еле-еле его туда отправили, не хотел уходить из боя. В этом бою, говорит, жизнь моя решается.
— Скажите Карпову, — приказал Железнов адъютанту, — чтобы сегодня же сделал мне представление о восстановлении Паршина в прежнем звании.
— Передайте приказание: Паршина вывести из боя и направить в медсанбат, — добавил Хватов. — Вот, видишь, Яков Иванович, как бывает в бою. Человек свою вину кровью искупает и совсем другим становится. А мы подчас сгоряча требуем расстрелять его.
— Надо восстановить его и в партии. — Хватов взглянул на Железнова. — Видимо, у нас с тобой, Яков Иванович, с кадрами дело неважно поставлено. Так и человека потерять можно. А ведь он на нас надеется, как на самых близких людей...
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Опираясь на костыль, Вера стояла в коридоре и, прислонившись разгоряченным лбом к холодному стеклу окна, смотрела сквозь медленно падающий пушистый снег на выгрузку раненых.
Поначалу она ожидала, что вот выйдет из какого-нибудь автобуса «ходячий» и уж от него-то она узнает истинную правду, как идет наступление, а может быть, и об отце. Но к ее огорчению на этот раз опять привезли только «носилочных». И это не первая партия, а вот уже третьи сутки — везут и везут. Это еще больше удручало. Лечащий врач сказал ей то, чего больше всего она боялась:
— Сейчас, Вера, вы летать не сможете. — Но, увидев, как преобразилось ее лицо, в несколько повышенном тоне добавил: — Война, Железнова, еще не кончается, и горячиться не следует. Держите себя в руках — вы же летчица!
«Держать себя в руках?.. — Вера мысленно повторила сейчас эту фразу. — Это легко только сказать. На деле — куда сложнее».
На следующий день в отделение поступили «ходячие» раненые. Большая часть их осталась за дверями приемной. Вот туда-то Вера незаметно и проскользнула.
— Не из хозяйства Железнова? — спросила она первого попавшегося ей на глаза. Но, получив отрицательный ответ, тут же задала другой, волновавший ее вопрос: — Наступали?
— Так точно, наступали на Яхрому, — молодцевато ответил совсем юный боец с рукой на повязке. — Поначалу рванули «катюши», потом часа полтора долбила наша артиллерия и авиация, напоследок снова накрыли «катюши» — так что от фрицев остался блин...
Слушая рассказы раненых, Вера впитывала в себя их жизнеутверждающую силу и готова была сбежать, из госпиталя к себе в полк и там среди своих боевых подруг долечиться. И у нее утвердилась мысль, что она там скорее поправится, чем здесь среди стонущих людей и тяжелого госпитального, пахнущего гноем и карболкой воздуха.
— Железнова! К вам пришли! — сообщила дежурная санитарка.
— Ко мне? — удивилась Вера и торопливо заковыляла в другой конец коридора. Навстречу ей шли, облаченные в белые халаты, Аня и Василий.
Подруги, вскрикнув, крепко обнялись.
— Милые мои! Вот не ожидала! Какими судьбами? Откуда? — улыбаясь сквозь слезы, сыпала вопросы Вера.
В свою очередь, не отвечая на эти вопросы, с таким же волнением говорила Аня:
— Ну, как, Верушка, золотце? Кости целы? В порядке? Когда? Когда выпишут-то? Боже мой, как я рада!..
Вера усадила Аню на скамеечку и сама присела рядом.
— Ты спрашиваешь, когда выпишут? Недели через две костыль заменят палочкой и куда-нибудь в тыловой госпиталь для выздоровления. А я и сейчас здорова, только вот рана еще гноится. Если бы не она, то я давно бы отсюда подалась. Вот так в госпитальном и удрала бы. Что вы так смотрите? Не верите? Вот честное слово! У нас в полковой санчасти не хуже. Потом там все свои, родные. Уж они-то, наверное, все сделают, чтобы меня в строй вернуть.
— Ты серьезно или?.. — перебил ее Василий.
— Никаких «или». Вполне серьезно, — ответила Вера и, оглядевшись, не слушает ли их кто-нибудь, заговорила потише. — Недели через две привезите мне верхнюю одежонку. Удеру.
— Не можем, Веруша, — поспешно сказала Аня. — Мы сейчас не там...
Василий посмотрел на нее укоризненно. Этот его взор ясно говорил: «Болтушка ты, вот кто!..» Аня поняла и вслух ответила:
— А что тут такого? Вере можно сказать.
— В чем дело? — Вера удивленно смотрела на них обоих.
— Мы перевелись в другую часть, — поспешил с ответом Василий.
— Куда? Далеко? — Вера умоляюще перевела взгляд на Аню, которая от нее никогда ничего не скрывала. Та, не обращая внимания на жесты Василия, зашептала ей на ухо:
— Мы поступили в «академию» майора Спрогиса...
— Что это за академия?
— Подготавливают туда, в тыл фашистов.
Вера, крепко прижавшись щекой к щеке Ани, зашептала:
— Милые вы мои! До чего же вы оба мне дороги! Как мне хочется быть вместе с вами!
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Лощиной и перелеском в сторону большой седой рощи, где располагался медсанбат, гуськом тянулись санные фургоны с красными крестами. А вдоль фургонов шагали раненые, которые могли передвигаться самостоятельно. Среди них шел, опираясь на руку другого раненого, и Паршин.
Не доезжая деревни, где размещался тыл дивизии, обоз остановился. Впереди, накренившись на левый борт, буксовал ЗИС, загруженный ящиками со снарядами. За ним, пыхтя, теснилось еще несколько таких же грузовиков.
Валентинова выскочила из машины, огляделась и приказала сдвинуть грузовики вплотную. Шоферов, ездовых и санитаров она заставила в этом месте расчистить и расширить дорогу. Канителились бы, наверно, долго, да на выручку прибежали девчата с лопатами из «команды Валентиновой». Их называли так потому, что Валентинова сформировала и обучила из них первую снайперскую команду. Начальником этой команды стала Катюша Иванова. Работали на дороге девчата куда лучше, чем мужчины: их лопаты так и мелькали, а рассыпчатый, еще ни разу не таявший снег облаком летел в сторону, осыпая самих девчат жемчужной пылью.
Переговариваясь с ранеными, девушки узнали от них, что гитлеровцы отбросили полк Карпова назад и теснят его. Девушки загрустили, и лопаты в их руках стали двигаться медленней.
— Ты чего?! — крикнула Валентинова Ивановой, которая растерянно остановилась, слушая, что говорил ей раненый.
— Беда!.. — ответила та. — Полк Петра Семеновича отходит...
— Что ты говоришь? — испугалась Валентинова, но пересилила свое волнение. — Шевелитесь, девчата! — прикрикнула она. — Быстрей!.. Быстрей!..
Ирина Сергеевна у себя в семье привыкла заботиться о детях и муже. Она думала о них, часто забывая о самой себе. И теперь, потеряв мужа, расставшись с детьми, она не могла не заботиться о своих боевых товарищах. Это чувство заботливого отношения к другим никогда не покидало ее. Вот и сейчас, услышав об отходе полка Карпова, она невольно забеспокоилась. Но, узнав, что с самим Карповым все в порядке, она вздохнула с облегчением. Девушки, однако, продолжали волноваться.