Страница 65 из 207
Доватор, пожимая руку ему и вошедшему с ним полковнику Куликову, ответил, улыбнувшись уголками губ:
— Привет заслуженному конармейцу Ивану Кузьмичу!
То, что он назвал его по имени и отчеству, Доброву польстило. И он не удержался, чтобы не высказать товарищу по оружию своей обиды.
— Не послушали меня весной — расформировали! — развел руками Добров. — Расформировали шестую Чонгарскую. Да это же что ни полк, то история Первой Конной! И кони — один к одному! А теперь с бору да с сосенки... У командиров они еще на кавалерийских похожи, а у казаков простые — савраски. На их бы воду возить, а не воевать!..
— Не савраски, а настоящие сибирские, — перебил его Доватор. — Неприхотливая и выносливая забайкальская порода! На этих конях мы в любом месте: и по лесам, и по болотам — пройдем. Хочешь, тебе, как старому буденовцу, подарим...
— Не надо, — покачал головой Добров. — Если хотите помочь, то вызволите старого буденовца из инфантерии. — Он говорил необычным для него тихим, взволнованным голосом. — Не приживусь я здесь... Не по нутру мне «царица полей — матушка-пехота»! Рука клинка требует, а душа — конной атаки!..
Доватору стало жаль Доброва, и он пообещал ему при первой вакансии взять к себе в корпус заместителем командира кавалерийской дивизии.
Добров молча крепко пожал Доватору руку.
Он хотел что-то еще добавить, но в этот момент вошел командир кавалерийской дивизии, с которой должна была на рубеже Горбово взаимодействовать дивизия Железнова.
Бойко перенес на соседний стол большую настольную лампу. Генерал Доватор развернул на нем свою карту, и все склонились над ней. На этой карте было нанесено его решение прорыва фронта и рейда кавалерии. Нарисованная им изогнутая красная стрела, взяв основание на линии населенных пунктов Локотня — Спасское, пронзала фронт гитлеровцев и, стремительно поднявшись на север к Тростенскому озеру, вонзалась там в опорный пункт противника — Сафониху. От Сафонихи стрела резко поворачивала на запад, дугой спускалась к югу. Она напоминала теперь руку, которая обхватывала все, что находилось севернее дороги Звенигород — Руза. Далее у Захряпина стрела пересекала извилистую синюю нить реки Рузы и здесь сливалась с другой стрелой, определяющей направление удара 5-й армии, а затем выходила к историческим местам Бородинской битвы. В этих местах 5-я армия должна была соединиться с идущей из района Боровска соседней 33-й армией. Таким образом, овладев историческими местами Шевардино и Бородино, войска этих двух армий и кавкорпуса должны были окружить и уничтожить основную группировку войск можайского плацдарма противника.
Доватор карандашом показал на сильно укрепленный пункт гитлеровцев — Горбово, куда были направлены две красные стрелки. Одна шла с северо-востока от основной стрелы, обозначавшей движение кавкорпуса, — удара полка кавдивизии, другая — с юго-востока, она изображала удар правофлангового полка дивизии Железнова.
— Вот здесь, товарищ Железнов, — сказал Доватор, — мы ведем вместе с вами последний бой, а потом расходимся, как в море корабли. Я — на север, а вы — на запад... Не огорчайтесь! За рекой Рузой мы снова встретимся и будем вместе наступать в тех местах, где наступали наши предки — Кутузов и Багратион. — И со свойственной ему живостью Доватор стал по этапам излагать план взаимодействия своей дивизии с дивизией Железнова. Одновременно, по данным майора Бойко, он уточнял положение противника, то и дело задавая майору вопросы: — А здесь что?.. Сколько?.. Нельзя ли поточней?..
Добров с восхищением смотрел, как умело наносил Доватор на свою карту новые, сообщенные ему майором Бойко данные о противнике. И невольно сравнивал карту Доватора со своей, где за густыми мазками карандаша иногда пропадало целое селение. Чтобы не конфузиться перед будущим начальником, Добров спрятал свою карту в планшетку. Зато когда разговор зашел о рейде, Добров решил блеснуть своими познаниями.
— Если бы я был Главнокомандующим или Начальником Генерального штаба, — размеренно начал он, — я бы отменил рейд вашего корпуса. Кавкорпус надо использовать там, где есть оперативный простор... — Тут он вспомнил бои 1919 — 1920 годов под Иловайской, и под Ростовом, и под Егорлыкской, и поход на Варшаву, и даже разгром Врангеля. — Вот это простор!.. — воскликнул Добров. — Развернется, бывало, дивизия — и пошла рубать!.. А здесь что?.. Леса да села, никакого тебе простора!.. Эскадрон, пожалуй, развернется, ну, может быть, еще полчок, и все!.. То ли бывало? Вот протрубили трубы. Командир с клинком рванулся вперед. — Добров покрутил рукой над своей головой. — И понеслась за ним несметная конная лава. Рев, клинки сверкают, знамена полощутся!.. И смерть врагу!..
— Все это хорошо, товарищ Добров, — Доватор положил руку на его плечо. — Но сейчас, простите меня, эти рассуждения неуместны. Наряду со всеми родами войск конница должна участвовать в разгроме гитлеровцев. Она для свершения этого великого дела применит все формы боя. И, как это ни странно, мы, гвардейские конники, будем делать то, что в Бородинское сражение в этих местах делали казаки Платова и кавалеристы Уварова. Ведь они, так же как и мы, шли этими лесами. А их был не один корпус, а целых два, и шли они вот таким серпом. — Доватор перенес карандаш на изогнутую стрелу своего рейда. — Мы будем, как Платов и Уваров, идти лесами, нападать на врага с тыла и громить его штабы, резервы и перехватывать коммуникации. Так же внезапно мы эскадронами, полками и дивизиями атакуем его опорные пункты и узлы обороны, расчищая путь нашей «матушке-пехоте». — Доватор свернул карту и передал ее адъютанту. — Вот так-то, дорогой Иван Кузьмич, — сказал он. — Русские конники обошли тогда левый фланг Наполеона, внезапно обрушились на конницу прославленного генерала Орнано и обратили ее в бегство. А после порубили и вышедшие навстречу им дивизии корпуса Богарне. Вот так и мы будем действовать!..
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Утром 13 декабря комдив, комиссар и начальник артиллерии еще затемно собрались на НП. Обзвонив командиров частей и убедившись, что все идет, как намечено планом, Железнов нырнул в ход сообщения.
Приподнявшись на носках, он огляделся. Но в серой мгле рассвета трудно было что-нибудь увидеть. Только беспокойные ракеты, вспыхнув ярким светом, взлетали вверх, лишь на мгновение осветив местность, тут же падали на снег и с шипением угасали. Время до начала артподготовки тянулось мучительно долго.
— Волнуетесь, Яков Иванович? — спросил Хватов.
— Нет, Фома Сергеевич!.. Холодновато, познабливает. Морозище-то какой!.. — Яков Иванович зябко повел плечами. — А если сказать правду, Фома Сергеевич, пугает меня эта зловещая тишина. Как-то лучше себя чувствуешь, когда на фронте ощущается жизнь. А при такой тишине так и кажется, что враги затевают что-то...
— Конечно, всегда спокойнее, если видишь и чувствуешь врага. Вот они сейчас пускают ракеты...
— Для того чтобы пускать ракеты, многого не надо, — перебил Хватова Железнов, — расставил десятка два человек по фронту — вот и все. А если остальные ушли, а ты этого не заметил — вот это стыд!..
— Товарищ полковник, вас к телефону «Четвертый», — шепотом позвал телефонист.
У телефона был начальник штаба. Майор Бойко сообщил, что все «на боевом взводе». Хотя Железнов это и сам знал, он все же с облегчением вздохнул, словно с нетерпением ждал этого доклада. Посмотрел на часы. Было восемь сорок. Шли последние минуты...
На востоке просыпался день. У горизонта на белоснежных облаках заиграли первые лучи восходящего солнца...
Яков Иванович снова взглянул на часы и, еле сдерживая свое волнение, произнес:
— Товарищ Куликов, начинайте!.. — повернулся к молодому дежурному командиру, стоящему наготове с ракетницей, и скомандовал: — Ракету!..
Тот радостно гаркнул: «Есть!» Один за другим раздались три выстрела. И сразу же бледным румянцем зарделись снег на склонах холма, и дремлющие заснеженные рощи, и стоящий в белом уборе лес... Тут же мгновенно, со страшным грохотом, гулом и треском, подобно урагану, рванули «катюши» и всех калибров орудия и минометы.