Страница 62 из 207
Для того чтобы казаться повыше, Юра сбегал в сарай, набрал там соломы и наложил ее в валенки. Правда, ходить стало неудобно, но зато Юра себя чувствовал высоким и более взрослым.
— Чего ты сегодня копаешься? — закричал на Юру Гребенюк. — Наши части уже три деревни заняли и на Марьинский большак вышли, а ты все еще с подтопками возишься... Смотри, люди уже вперед за войском двинулись, — показал Гребенюк на соседний двор, где обоз уже выезжал из ворот на дорогу.
Но Юра глядел совсем в другую сторону, туда, где все слабее слышались звуки удаляющегося боя. И ему представилось, что там ведет вперед свои войска его отец... И, как ни странно, Юра не ошибался. Именно в той стороне был Железнов.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
С утра 7 декабря Железнов снова поехал на левый фланг дивизии, в полк Карпова.
Карпов был на месте. Он самовольно ушел из госпиталя.
Железнов горячился, бранил его, однако, волнуясь за исход предстоящего боя, который должен был вести его полк, согласился ограничить Карпова в работе и оставить его под надзором полкового врача.
— Эх, Петр Семенович! — со вздохом сказал Железнов, пряча забинтованную руку Карпова под его полушубок и застегивая на нем крючки. — В Азию тебя отправлять надо!.. А меня за такое дело — из дивизии.
Они без адъютантов пошли ходом сообщения на левый фланг полка.
Противник в это время вел себя на редкость тихо. Ни одного выстрела. Казалось, он притаился и высматривает. Настроение у советских бойцов на передовой было приподнятое. Хотя командование ничего не говорило о начавшемся наступлении наших войск (да и ночное сообщение Информбюро было сдержанным), каждый по-своему готовился к скорому наступлению: наблюдатели, вплотную прижавшись к стенкам окопов, зорко смотрели в сторону врага. А позади них скрежетали лопатки: кто выдалбливал в промерзших стенках окопов ступеньки, чтобы в случае необходимости можно было быстрее выскочить на бруствер; кто делал дополнительные ниши для боеприпасов. В землянках, позади окопа, солдаты чинили обмундирование, чистили оружие, подгоняли снаряжение.
Командиры же со своих наблюдательных пунктов просматривали всю местность впереди. Хотя им здесь был уже знаком каждый клочок земли, они теперь на все смотрели по-новому, придавали значение любому намету, сугробу, запорошенному кусту. Еще и еще раз продумывали, как будут действовать во время прорыва.
Железнов и Карпов вошли в землянку командира роты. Люди, сидевшие за столом, мгновенно натянули на босу ногу сапоги.
У чугунки сушились портянки. Слабо освещая землянку, еле мерцала коптилка.
— Чем занимаетесь? — спросил Железнов стоящего ближе к нему рослого пожилого солдата.
Это был секретарь парторганизации Звездин, рабочий электрозавода, прибывший с московским пополнением.
— Да вот у нас третий взвод — новички, еще не обстрелянные, — ответил Звездин. — У комсомольцев же задору много, да боевого опыта никакого. Вот мы и решаем взвод укрепить...
— Думаем нашей ротой прорвать всю глубину позиции немцев, — продолжил политрук Скворцов и стал рассказывать Железнову о том, как расставлены в роте коммунисты и комсомольцы, стараясь двумя-тремя словами охарактеризовать каждого из них.
Железнов вернулся к себе в сумерках. Наскоро поев и немного отдохнув, он направился в деревню, где размещался штаб дивизии, на совещание со своими заместителями и начальниками служб.
Там все были уже в сборе. Майор Бойко доложил обстановку, а Железнов сообщил задачу, поставленную командармом перед дивизией.
Сложность задачи заключалась в том, что на правом фланге в стыке с соседней дивизией в прорыв будет вводиться гвардейский конный корпус генерала Доватора. Затем конники повернут и поведут наступление на Сафониху. Дивизия же должна наступать прямо на Рузу. Следовательно, правый фланг дивизии почти сразу же обнажится. Левый фланг тоже беспокоил Железнова: там был большой разрыв с соседней дивизией.
Дело осложнялось еще и тем, что на этом фланге гитлеровцы немного оживились.
Решение этой задачи обсуждали горячо. Больше всего спорили о направлении главного удара, а в связи с этим и о построении боевого порядка. Бойко предлагал наступать двумя эшелонами, сосредоточив второй эшелон на левом фланге. Он исходил из того, что гитлеровцы, стараясь сорвать наше наступление, обязательно предпримут слева мощную контратаку под основание группировки дивизии. Против этого возражал Добров. Он считал, что у гитлеровцев здесь нет достаточных сил и они не рискнут наступать. Он предлагал «рвать оборону на широком фронте сразу тремя полками». Горячо отстаивая свое предложение, Добров по привычке размахивал рукой, как будто рассекал воздух клинком.
— Такая попрет мощь! — говорил он. — Полковник Куликов ударит изо всех жерл по фашистскому переднему краю, и мы сразу же навалимся лавой... На первой траншее устроим им такой кордебалет, что чертям станет тошно! Не выдержав штыка, они сами драпанут из второй, а у кухонь и копыта вверх поднимут.
Куликов был осторожен в своих решениях и поэтому придерживался мнения Бойко. Он предлагал также использовать и артиллерию. За это Добров окрестил его «тяжелой артиллерией», получив, впрочем, в ответ прозвище «казака от инфантерии».
В разгар споров по радио мелодично прозвенели куранты, а потом заговорил красивый баритон. Передавалось очередное сообщение Информбюро.
Всем не терпелось услышать, что войска Западного фронта ударили по городу Клину, освободили Рогачев, Истру, Алексин, Венев, Михайлов.
«В течение седьмого декабря наши войска вели бои с противником на всех фронтах, — сообщал по радио диктор. — На ряде участков Западного фронта наши части, отбив ожесточенные атаки противника, своими контратаками нанесли немецким войскам большой урон в технике и живой силе и продвинулись вперед...»
Командиры с недоумением посмотрели друг на друга, как бы спрашивая: почему не сообщают о начавшемся контрнаступлении?.. Неужели неудача?..
— Немецким войскам нанесен большой урон в технике и живой силе, и наши продвинулись вперед... — повторил сообщение Хватов. — Значит, началось!..
— Контратаки — это не контрнаступление, — перебил его Куликов. — Понимаешь ты, комиссар!.. Сейчас солдату хочется радостного сообщения, ему надо почувствовать, что весь народ поднялся...
— Народ-то поднялся, да, видимо, неудача, — с досадой сказал Добров. — Как сказать это бойцам? Ведь они одним взглядом насквозь прожгут. — Он перевел взгляд на Хватова. — Солдата ободрить надо! Вот что!..
— Обязательно надо! — ответил Хватов.
— Чем же?.. Этой никудышной сводкой?!
— Сводкой и живым словом. Живым, добрым и не вызывающим сомнения. Фронт тронулся, и мы идем вперед!
— Так и будем бойцам говорить, друзья, — поддержал комиссара Яков Иванович. — А теперь, товарищи, объявляю перерыв на ужин.
Все вышли в переднюю половину избы и там еще долго спорили между собой.
— Посиди со мной, — задержал Железнов Хватова. — Ужин принесут сюда.
Хватов сел на табуретку и стал на бумаге набрасывать план своего выступления на совещании секретарей парторганизаций в полку Дьяченко.
Ему хотелось вытянуть этот полк на уровень полка Карпова.
Железнов нагнулся над картой. Хватову не писалось. Он то и дело заглядывал в листок бумаги, куда Железнов, подумав, наносил какой-нибудь тактический знак. Хотя Фома Сергеевич и не был искушен в решении больших вопросов военной тактики, но все же достаточно в ней разбирался. С интересом ожидал он, чье же предложение примет Железнов. А тот, задумавшись, даже, видимо, забыв о присутствии Хватова, водил пальцем по карте, словно прощупывал на ней каждый штрих, чертил карандашом и время от времени ронял ничего для Хватова не значащие слова: «А что, если здесь?.. Может быть, все-таки лучше так! Конечно, так!..» Чистый лист бумаги постепенно покрывался скобками, стрелами, кружками. По расстановке этих значков Фома Сергеевич наконец понял, что комдив решил не так, как предлагал Бойко, и не так, как Добров, а по-своему — нанести удар правым флангом.