Страница 198 из 207
Николай сказал:
— Мне, Фросечка, надо идти. Если можешь, оставайся у нас на перевязочном, если же не можешь, то я отправлю тебя в наш медсанбат.
— Милый Колечка, смогу. Все смогу. Даже могу помочь санитарам на перевязочном.
— Можешь? Тогда оставайся.
ГЛАВА СОРОКОВАЯ
Генерал Соколовский решил беспрерывным наступлением сбить противника с «Восточного вала», как можно дальше отбросить его от «Смоленских ворот» и занять выгодные рубежи для будущих сражений за Белоруссию.
После взятия Смоленска здесь сравнительно ходко наступали правофланговая армия генерала Глуздовского на Рудню и южнее Смоленска — армия генерала Журавлева — на Красное. Между ними было не густо. И командующий фронтом приказал отдохнувшие в Смоленске дивизии срочно вывести в стык этих двух армий и развернуть наступление.
Туманным утром 2 октября эти дивизии завязали бой.
В этот же день в дивизию Железнова приехал генерал Алексашин и привез приказ: Железнову — на формирование корпусного управления, а Доброву — о назначении его комдивом вместо Железнова.
— Я приехал помочь вам, Яков Иванович, — сообщил Алексашин и сел за стол.
Рассматривая каждую вакансию и каждого кандидата, они к вечеру сформировали оба штаба.
Когда приступили к формированию штаба дивизии, пригласили полковника Доброва. Алексашин объявил ему приказ о его назначении. В заключение, уже прощаясь, душевно сказал Доброву:
— Так что, Иван Кузьмич, поздравляю вас. Принимайте дивизию, командуйте и ведите ее на свершения во имя освобождения нашей Отчизны от немецко-фашистских захватчиков. Одно буду вас просить, что когда вы разгневаетесь, то не рубите с плеча. Посоветуйтесь со своим замполитом, да, может быть, и с начштаба или начальником рода войск.
* * *
Незнакомая «эмка», выглядывавшая из-за угла дома Железнова, заставила Валентинову притормозить свой «газик».
— Тимофей Гордеевич, кто это у комдива? — спросила она шедшего навстречу полковника Васильева.
— Генерал Алексашин. Новый корпус формируют, — ответил он и пошел дальше.
Не прошел он и десяти шагов, как на крыльце комдива появился генерал Алексашин, а за ним — Железнов, Добров и Хватов. Ирина Сергеевна хотела притаиться за углом, но Хватов ее заметил и, проводив Алексашина, подошел.
— Здравствуй, — пожал он ее руку и, не выпуская, засыпал вопросами: — Как Ваня? В Афонине? Как он встретил Наташу?..
В его отеческой заботе о Ване Ирина Сергеевна почувствовала что-то родное.
— Я слышала, что тебя назначили в корпус.
— Назначили.
— А как же теперь будет дальше?
Фома Сергеевич понял ее.
— А дальше будет просто, — с мальчишеской веселостью заявил он. — Пошли! — И он, взяв ее под руку, повел в дом Железнова.
— Что ты задумал? — упиралась Ирина Сергеевна.
— Сейчас все узнаешь.
Железнова они застали за работой.
— Яков Иванович, я к тебе, как к отцу родному...
— Что такое? Пожалуйста. — Железнов встал и поздоровался с Валентиновой.
— Я серьезно, Яков Иванович...
— Слушаю.
— Я и Ирина Сергеевна уважаем вас. Поэтому перед вами я предлагаю Ирине Сергеевне стать моей женой.
— Очень рад за вас, мои боевые товарищи. Благословляю. Откровенно говоря, друзья, я давно этого желал. Так что помолвку надо отпраздновать.
— Сегодня? Не надо, — остановил его Хватов.
— Почему? Дивизия же во фронтовом резерве, так что нам ничто не помешает. Александр Никифорович, — распорядился он вошедшему Никитушкину, — давай на стол все, что у тебя есть в запасе.
ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ
Фельдмаршал фон Клюге принимал отчаянные меры, чтобы остановить наступление Красной Армии в центре группы армий.
Он немало попортил крови командармам, но больше всего Хейндрице.
Но как ни были грозны его приказы, армии Хейндрице, Рейнгардта и даже прославленного «льва обороны» Моделя постепенно отходили.
Геббельс изо всех сил старался своей крикливой пропагандой все это замаскировать выравниванием фронта от Велижа до Гомеля. И действительно, выравнивание совершилось, но не от доброго желания фон Клюге или его командармов и крика на весь мир Геббельса, а от напора войск Западного и соседних с ним фронтов.
«Выравнивая фронт», генерал Хейндрице настолько много в центре повыдергивал войск, что одно корпусное управление оказалось не у дел, и фельдмаршал Клюге забрал его в свой резерв.
Не у дел, в связи с этим, оказалось учреждение Гантмана. Оно за ненадобностью прикончило свое существование в Дубровне.
— Фройлейн! Живо к шефу! — прокричала в дверях Даша.
— А что такое? — поинтересовалась Вера.
— Наш «Каффехауз», — Даша сложила руки крест-накрест, — капут!
Эта весть настолько придавила Гантмана, что он даже не поднялся с кресла, которое всегда возил с собой. В избу гурьбой ввалились женщины, а следом за ними, галдя, пришли и мужчины.
— Битте, — вяло провел он рукой, указывая на скамьи, тянувшиеся вдоль всей стены и у стола.
— Фройлейн унд манен! Майн кафехауз будут закрывать, — рубил Гантман ладонью. — Ошень шлехт!
Переводила Даша.
— Шеф благодарит за службу. Но, как ни печально, он вынужден всех вас рассчитать.
Те, кто служил ему верой и правдой, звучно выразили испуг. «Удрученно» вздохнула Вера. Глядя на нее, «взгрустнула» и Устинья и даже потянула к глазам передник.
Гантман обвел всех растроганным взглядом. Их скорбь трогала его душу, плачущую о потере столь доходного и безопасного места.
Он уже представлял себя там, вдали, где глухо грохотала канонада.
Вера, всхлипывая, сказала:
— Нас, герр шеф, волнует то, что, как только мы выйдем за Дубровно, нас арестуют, так как у нас нет никаких документов об увольнении, ведь это же фронт.
— Шеф говорит, — перевела Даша, — что каждому будет выдана надлежащая справка.
— Данке! — поклонилась Вера, за ней последовали и все остальные. Эти справки давали возможность двигаться без страха в любом направлении.
Получив справку, Степан далеко не пошел, а, поджидая Веру, сел на скамеечку в саду сгоревшей усадьбы.
— Степан, ну как? — подсела к нему Вера.
— Хочу, Юлия Петровна, податься к своим. Чтоб по-настоящему схватиться с этим фашистским зверем. Душа горит, а рука меча просит.
— И куда решил податься?
— В болота Осинторфа. Там всю войну наши партизаны властвовали. Да и я по ним соскучился.
— Хороший ты, Степан Глебыч, человек, но и прекрасный разведчик. У тебя все здорово получается. Так что давай. — Вера хлопнула его по плечу. — Разведка — это тоже разящий меч! Ну как?
— Дай подумать.
— Думать некогда. Сегодня в ночь надо уходить. А без тебя мне будет тяжело.
— Я тебя понимаю. Не столь тяжел груз, как опасен путь. А знаешь что? Пойду с тобой, а дорогой все обдумаем и решим.
— До вечера! — Вера пошла к себе собираться. Но ее остановил грохот движения, шедший от моста. Она не была бы разведчицей, если бы не поинтересовалась, что там. И куда все это движется? Огородами она пробралась к мосту. Через него тянулась от Чижовки длиннющая колонна тяжелой артиллерии. Вера пошла к развилке дорог. Не доходя ее, остановилась, так как отсюда было хорошо видно, как артиллерия тянулась по большаку на Ленино. Из болтовни солдат установила, что это артиллерия 39-го танкового корпуса.
— Гут. Аллес! — сказала сама себе, завернула в огород и околицей пошла обратно.
Как только все улеглись спать, ни с кем не прощаясь, Вера и Устинья с узелками незаметно вышли из избы в огород. Навстречу Вере выскочил Степан и прижал ее к стене, и в этот миг по их спинам проскользнул луч фонаря.
— Слава богу, пронесло. Побежали! — Степан шлепнул Веру по спине.
Они вскочили и вмиг оказались в кустах.
— Вот мои кунды-мунды, — Степан показал на мешки. — Оставайся, а я помчался за Устиньей. — Закопавшуюся в соломе Устинью он еле нашел.