Страница 190 из 207
— Тетя Стеша? — удивилась Вера. — А где она?
— Сейчас она, наверное, спит где-нибудь в дремучих Малеевских лесах. Завтра будет на месте, в «Земском дворе». Так что дня через четыре на адрес Маши от нее будет письмо. — И Михаил Макарович обратился к Василию:
— Клим, как с ее размещением? — Глазами он показал на Веру.
— Все готово.
— Надежно?
— Надежно, — отвечал Василий. — Люди наши. Рекомендовали подпольщики. Хозяин почтарь, а хозяйка работает в управе. Само размещение никудышное — вместе с хозяевами. Но зато много приусадебных построек и даже в саду убежище. Поживет, оглядится, а там и получше квартиру найдет.
— Некогда, Климушка, оглядываться-то. Через неделю наши начнут наступление на Смоленск. «Гигант» обращает наше внимание на Ельню. Полагаю, это главное направление. Вот так-то! — И перевел взгляд на Аню. — Она здесь была очень нужна. В лесах северо-восточнее Рославля, в сторону Вешки, размещался штаб армии генерала Хейндрица. За ним надо следить хотя бы издалека. В случае отхода гитлеровских войск не упустить момент, когда штаб начнет сниматься, и усмотреть, куда он двинется. — Но болезненно усталый вид Ани и поблеклый взор ее глаз не позволили Михаилу Макаровичу поставить ей эту задачу. И он, тепло пожимая ее руку, как можно душевнее сказал: — А это тебе, Маша. Тут сахар, консервы и даже карамель. — Михаил Макарович поставил мешок на лавку и вручил ей пачку денег. — Отдыхай, поправляйся, набирайся сил и за нас не волнуйся. Поправишься, будешь помогать Климу. А наблюдение за штабом Хейндрица возлагаю на тебя, Клим. Так что, как видишь, Маша, он, бывая здесь, завернет и к тебе. А на меня и Веру не обижайся. Видимо, до конца наступления мы к тебе не заглянем.
Когда дело подошло к концу, Михаил Макарович сказал:
— Ко мне повадился переодетый в форму капитана полевых войск гестаповец Груббе. Он разыскивает Веру Железнову. Учтите, что, в связи с неудачами, враг усилил бдительность. В районе штабов, а значит, и в Рославле и Ельне, густая сеть шпионов и провокаторов. Будьте осторожны и осмотрительны. — Михаил Макарович посмотрел на часы. — Два тридцать. Скоро начнет светать. Так что, дорогие помощники, мне пора.
— Давайте, Михаил Макарович, присядем, — предложила Аня. — Я ведь впервые остаюсь одна и без дела. То как-то на сердце не так, как бывало. Что-то невесело.
— Все будет, Машенька, хорошо. — Михаил Макарович положил руку ей на плечо, сел с ней на лавку. Сели и остальные. — Ну, всего вам доброго! — распрощался Михаил Макарович.
Клим повел его тропою вниз, к дороге, где в кустах стоял мотоцикл.
Возвратясь к себе в номер, Михаил Макарович спал недолго, так как прекрасно знал, что к нему обязательно придет Иван Кириллович. И он не ошибся. Около десяти утра он постучался.
— С добрым утром, Петр Кузьмич. Где ж это вы вчера запропастились-то?
— Да вот сердце подвело... Тревожусь. С женой нехорошо. Вот сегодня ее навестил, и сердце еще хуже разболелось.
— А что с ней?
— Да ее при налете на деревню солдаты избили.
— А где она? — допытывался Иван Кириллович.
— Да тут недалеко, — еще больше загрустил Михаил Макарович.
Видя его страдание, Иван Кириллович больше допытываться не стал, оставив это на после. А после — не удалось: Кудюмов незаметно уехал.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
28 августа Западный фронт возобновил наступление. Теперь генерал-полковник В.Д.Соколовский, стараясь избежать больших потерь, решил наступать только на главном направлении. И в то утро двинулись на Ельню три армии — генералов Трубникова, Крылова и Гердова. А сзади них, в приугренских лесах, стояли готовые ринуться в прорыв 5-й механизированный, 2-й гвардейский танковый и 6-й кавалерийский корпуса.
На правом крыле фронта было тихо, и там три армии, выжидая, когда враг дрогнет, готовились к наступлению через Дорогобуж и Ярцево на Смоленск.
Успех наступления войск Западного фронта Вера зримо почувствовала в поведении офицеров. Она еще толком не разобралась, кому подчинено их учреждение, но одно было ясно, что оно обеспечивало армейский корпус, прикрывающий ельненское направление.
Если еще вчера эти офицеры вели себя, как на даче, — встав с постели, бежали на речку купаться, потом, балагуря, завтракали и не спеша, насвистывая, шли к себе на службу, то сегодня ни свет ни заря поднялись по тревоге и завтракали, кто когда мог, и рассказывали новости с фронта.
— Фройлейн! — окликнул обер-лейтенант только что отошедшую от него Веру. Та обернулась и глазами сказала: «Слушаю вас». — Меню. — Офицер кивнул на подсевшего к нему капитана.
— Ты чего так поздно?
— Шеф задержал. На фронте не совсем хорошо...
— А что?
— Русские сегодня форсировали Угру и рвутся к Гудино, Брыни и Порубанику.
— И к Брыни? — удивился обер-лейтенант. — А только вчера комполка уверял, что на его позициях русские зубы сломают.
— Тихо. — Капитан дотронулся до колена обер-лейтенанта, так как к ним подходила Вера.
— Она ничего по-немецки не понимает, — понизив голос до шепота, уверял его обер-лейтенант. — Гантман обучил их нескольким словам вроде — «битте», «данке», «нихт ферштейн», «гут». А вот ту, что крутится у буфета, — он показал глазами на старшую официантку, — надо побаиваться. Она здорово по-нашему шпарит.
— Битте, — Вера протянула капитану меню и листок заказа. Капитан в нем поставил номера блюд, и Вера поспешила на кухню.
— А знаешь, — продолжал обер-лейтенант, — она привлекательна. Одни глаза чего стоят. Позавчера я хотел было с ней провести ночку. Но сколько ни объяснял ей и словами и на пальцах — ничего не поняла. Деньги ей сунул — положила обратно на стол. Взял под руку, вывел в сени, хотел поцеловать — куда там, уперлась, в слезы и убежала...
Капитан снова дотронулся до колена своего приятеля:
— Тише. Идет.
Вера поставила на стол жаркое, масло и стакан кофе и, сказав «битте», отошла, но не к столу, где сидели все товарки, а к открытому окну, и там, не спеша, стала прибирать стол, внимательно вслушиваясь в разговор офицеров, завтракавших за ее столами. Справа, за соседним столом, звякнув брошенным на тарелку прибором, поднялся майор, а за ним и капитан.
— Куда спешите, майор? — спросил его капитан.
— Здесь не место разговорам. — Майор метнул глазами на Веру. — Идем!
Та хотя ни одним движением не подала виду, но ей хотелось пойти следом за ними и подслушать, куда все же торопится майор.
И она, протирая нож, а затем и вилку, вплотную придвинулась к настежь открытому окну. Оттуда чуть слышно донеслось:
— На Михайловку, — донесся басовитый голос майора.
— На Михайловку?
— Там бандиты взорвали мосты, так еду организовывать снабжение дивизии генерала Шанемана с Глинки через Басманово на Дорогобуж.
— В Дорогобуже Шанеман? Так там же была та, что в июле прибыла из Франции?
— Один полк. Но от него, как от всей дивизии, после августовских боев остались рожки да ножки. И он отведен в резерв на рубеж Ужи...
Окрик гауптмана, одиноко завтракавшего за ее спиной, которого она пуще всех боялась, оторвал ее от уборки стола.
— Битте. Вас... — Запнулась Вера, «вспоминая» нужное слово. Так и не вспомнила: — Битте. Вас желаете?
— Желат? — хохотнул гауптман. — Желат тебя. — И он протянул Вере записку, написанную по-русски: — «Юлия, приходит в меня вечер в 22.00».
Вера долго читала записку, обдумывая, как отнестись к этой выходке абверовца.
«Не соглашусь, сам придет. Но этого допустить нельзя... Согласиться? Нет. Одно терзание. Ведь я знаю, что тебе, гад, от меня надо...» И она твердо ответила:
— Нихт, герр гауптман.
— Нихт? Черт брал. — И гауптман больно сжал ее руку. — Будет тебе приходит я! Ферштейн? — И, не ощутив ни в ее глазах, ни на ее лице согласия, перевел удивленный взгляд — «Что ж это такое?» — на хозяина, зорко следившего за поведением Веры.