Страница 145 из 207
— Ты что? С ума сошел? — Иван Фомич шлепнул себя по бедрам. — Да из тебя в один секунд живой дух вышибут. В айн момент все на место и марш отсюда!
— На место и бежать? — выкрикнул Юра. — Позор! Мы кто? Народные мстители или разнесчастные трусы?
Гребенюк побагровел, сжал зубы, отчего его бороденка ощетинилась, и шагнул к Юре:
— Ах ты, сопляк! Да как ты смеешь на меня так кричать. Жаль, что у тебя в руках граната, а то так бы треснул, что аж искры с глаз посыпались бы. Ну! — взялся он за ремень.
Юра не тронулся с места.
— Ты, дедушка, меня ремнем не пугай. Я на Истре не такое видел.
— Видел, — передразнил его Гребенюк. — Да в бою таких как ты, непослушных, чем попало бьют. Так что, едрена шишь, опусти гранату и марш отсюдова! — скомандовал Иван Фомич, сгреб большую часть боеприпасов и открыл подпол.
— Зачем в подпол? — упорствовал Юра. — Давайте отдадим партизанам Дяди Вани.
— Дяди Вани? От него, Юрок, мы отрезаны. От всех отрезаны.
— Так возьмем это все с собой.
— Нельзя. А вдруг засада. Тогда аминь! Так что, дорогой вояка, все давай обратно на место! Мы еще вернемся.
— Вернемся? — недоверчиво смотрел на него Юра.
— А куда же нам деться-то? Переждем где-нибудь в глуши эту лихоманку и снова сюда, к Дяде Ване.
В считанные минуты все было спрятано, и Гребенюк с Юрой, накрывшись от дождя мешками, свернутыми на один угол капюшонами, двинулись в путь, подальше от стрельбы.
Поехали лесом.
Непогода сгустила сумерки, и Гребенюк определял дорогу не по колее, а по узкой полоске серого неба. По его расчету, вот-вот должен быть крутой спуск к ручью, а за ним справа, за пегими стволами берез, и землянки. Дорога пошла под уклон, и тут из черноты леса раздалось:
— Стой! Куда прешь? — Из-за кустов вышел на просеку парень с винтовкой наперевес и остановил кобылу. — Аль слепой? — показал он на бревно, лежавшее поперек дороги.
— Где ж тут видеть-то? — Гребенюк подошел к незнакомцу. — Вишь, темень-то какая, ведьму за красавицу примешь, — всматривался он в этого, одетого в красноармейскую стеганку и в немецкую кепи, человека. — А вы кто же будете?
— А тебе зачем?
— Ведь сами знаете, какое нонче время. На всякого лиходея нарваться можно... А мы тут, дружок, выселенцы. Фрицы, что называется, дали нам под зад и со своей хаты турнули. Вот и тащимся по этой глухомани куда глаза глядят...
— Дедушка, заворачивай назад!
— Я тебе дам заворачивай. А ну, слазь! — приказал парень и лихо свистнул. Из кустов выскочили двое вооруженных, тоже в стеганках и немецких кепи.
«Эх, сейчас бы их гранатой. И айда», — скрипнул зубами Юра.
— Коня привяжи здесь, — приказал Гребенюку этот странный человек. Затем перевернул в телеге все вверх дном и, убедившись, что оружия и взрывчатки нет, скомандовал: — Хома, оставайся здесь. А вы, — обратился к задержанным, — за мной!
Вскоре Гребенюк и Юра очутились в землянке перед немецким обер-сержантом, прекрасно говорившим по-русски.
— Партизаны?
— Никак нет, — отвечал Гребенюк.
— Ехали к ним?
— Никак нет.
— По дороге встречали кого-нибудь?
Последовал тот же ответ. И так целый час. Под конец, убедившись, что это просто крестьяне, сержант, подбоченясь и качаясь на носках, как бы спрашивая своих подчиненных, изрек:
— Выпороть бы их как следует, чтоб знали, где ездить.
— За что, ваше благородие? Да мы самые обыкновенные крестьяне. У нас, окромя харча, ничего нет. Отпустите поздорову.
Сержант сверлящим взором посмотрел в глаза Гребенюка, затем важно отошел к столу, прикурил от коптилки и, расставив ноги, отдал приказ:
— Штырь! Заводи подводу сюда. А ты, Мурза, отправь их в землянку. Утром решим, что с ними делать. — И крикнул вдогонку: — Жрать не давай!
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Гребенюк не спал. Могильным холодом давила землянка. Страшные мысли приходили в голову. Больше всего он боялся за Юру. «Норовист. Брякнет этому бандиту против шерсти — и жисти конец. — Ему послышалось, что Юра скрипнул зубами. — Эк-ка злость-то какая... А може, смерз?» — И пододвинулся к Юре вплотную, прикрыл его полой своего зипуна.
Согревшись, Юра перестал дрожать и стал ровно посапывать. Где-то противно прокричал филин, а старику почудилось, что кричит сам обер-сержант, вызывая на помощь лешего и ведьму.
— А может быть, это орлы Дяди Вани? — и Гребенюк даже немного приподнялся. Было тихо. Лишь дробно стучали по настилу землянки дождевые капли. Прижавшись к мальчику, Гребенюк обдумывал, как вести себя завтра на допросе...
К землянке кто-то спешил. Вот прогромыхал засов, распахнулась дверь, и вместе со светом ворвался свежий воздух.
— Встать! — гаркнул вошедший верзила. — И быстро запрягай кобылу.
Гребенюк покорно вышел из землянки. За ним более воинственно вышел и Юра, и они пошагали к соснам. Там Сонька, увидев хозяев, тихо, прерывисто заржала.
— Соскучилась, милаша. — Старик погладил кобылу по лбу. — Раз приказали запрягать, — подмигнул он Юре, надевая хомут на морду лошади, — значит, расстреливать не будут. Так что мы, дружок, еще поживем!
Но Иван Фомич не знал того злодейства, какое ожидало его и Юру впереди. Поэтому он к окрику «Штырь! Мурза! К начальнику!» отнесся хладнокровно.
— Дед! Давай подводу сюда! — раздался из-за сосен голос Мурзы. И, показав на землянки, из которых власовцы выносили оружие и тут же сваливали в кучи, побежал следом за Штырем. Влетев в землянку, он замер, так как обер-сержант писал, выговаривая каждое слово вслух:
— ...Я полагаю, что они, наверняка, партизаны Дяди Вани. Я бы их, на страх врагам, повесил на первом суку. Но мне кажется, что они многое знают. Поэтому оставляю их в здравии и направляю к вам на разделку. — После этих слов обер-сержант поднял взгляд на Мурзу.
— Ну, как?
— Правильно, — поспешил ответить Штырь.
— Ну, а ты чего молчишь? — обер-сержант начальственно взглянул на Мурзу. Тот как бы спохватился:
— Я тоже так думаю.
— Раз так, значит, так, — самодовольно сказал старшой. И дописав письмо, сложил его и вручил Штырю. — Смотрите за ними в оба. Если что — то разом! Но лучше доставить живыми. Там из них выколотят все. С богом!
Тем временем глазастый Юра, флегматично подсовывая кобыле жухлую траву, рассмотрел, что в одной куче были кавалерийские карабины, ручные пулеметы, автоматы, а в другой — мины, гранаты, цинковые ящики с патронами, две бухты черного провода и моток желтоватого. Из таких проводов под Истрой полковые саперы-подрывники — да и он сам помогал им — делали для зарядов зажигательные трубки. Юра вспомнил, что черный провод называется бикфордовым шнуром, а желтый моток — пеньковый, как раз то самое, из чего делается фитиль.
Теперь Юра загорелся идеей, как бы сделать «зажигательную трубку» и все это вместе с власовцами взорвать... Но тут появился в сопровождении Штыря и Мурзы обер-сержант.
Он внимательно осмотрел воз, толкнул для чего-то телегу и властно махнул Штырю рукой:
— Выполняйте!
Тот скомандовал Гребенюку:
— Трогай!
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Ехали уже более часа, и все еще шел лес. Сонькой управлял, сидя на подводе, Юра. Гребенюк жалел кобылу, шел сзади, а за ним молча шагали конвоиры. Если Штырь держал себя браво, даже покрикивал на Юру, когда на ухабе телега давала опасный крен, то Мурза плелся как пришибленный, ни на что не реагируя.
Вскоре лес кончился, и подвода въехала прямо в деревню. Деревня казалась мертвой. Ни мычания скота или кудахтанья кур, даже ни одной человеческой души на улице, лишь в каком-то дальнем дворе гавкнул пес, да кое-где в окнах из-за занавесок высматривали испуганные глаза ребят.
Штырь остановил подводу около дома, где только что промелькнула во дворе женщина.
— Мурза! — окрикнул его Штырь. — Спроси, нет ли у нее молока аль что-нибудь другого пожрать?