Страница 143 из 207
— Сиди, фашистская шкура! — бросил он уже ослабевшее тело фашиста на стул. — А то вот как тяпну по балде — и амба! — провел он перед шульцевским носом здоровенным кулачищем.
Тем временем партизаны быстро обшарили все шкафы и тумбочки и наконец нашли в тайнике переносный, в виде сундучка, стальной сейфик.
— Малькевич! Возьмите! — скомандовал Дядя Ваня. — И все это, — показал на стопу бумаг, — в наволочку и с собой.
Вбежал Трошин и сказал, что на краю деревни кто-то поджег сарай и в соседних гарнизонах уже взлетают ракеты.
— Дай сигнал к отходу! — скомандовал Дядя Ваня и крикнул: — Митя (так звали Крошку), веди Шульца. А вы, ребята, прикройте наш отход.
— Айн момент, — Шульц отстранил поданное Крошкой кожаное пальто, — ви ми растреляйт?
— Не расстрелять, — скрипя зубами, ответил Митя, — а следовало бы тебя повесить на березках за ноги вниз головой, как ты, людоед проклятый, Мишку Копылова растерзал. А ну, одевайся!.. — Он сунул в руки Шульца пальто и толкнул его к двери. — Марш! Марш! — У порога крикнул: — Дядя Ваня! Мы пошли!
— Дядя Ванья? — позеленел Шульц и, вытянувшись в струнку, подошел к Ивану Антоновичу. — Господин партизан! Меня стреляйт нельзя. За оберст будут стреляйт два сто человек. Ферштейн?
— Идите! — крикнул на него Иван Антонович. — А то! — и поднял пистолет. — Фарштейн?
— Я, я, — послушно закивал головой Шульц и покорно пошагал, сопровождаемый Крошкой.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Дождь остервенело барабанил по стеклам, по-волчьи завывал ветер в трубе. Генерал-полковнику Моделю, командующему 9-й армией, казалось, что этот собачий холод и проливной дождь, превративший речушки в широкие реки, заодно с красными.
— Тьфу ты, черт! Как противно воет, словно по мертвецу, — нервно поежился генерал. — Тут и без того тошно.
Он бросил на карту карандаш, поднялся с кресла и начал обдумывать, что конкретно предпринять в борьбе с партизанами, которые кроме Слободки навели страх на такой большой гарнизон, как Холм-Жирковский, разгромив его. Кроме того, этой ночью в тылу армии, под самым, что называется, носом двух дивизий, шедших в районы погрузки для отправки под Сталинград, какой-то Дядя Ваня взорвал мосты. И теперь эти дивизии не могут двинуться ни взад ни вперед.
А там, в Сталинграде, погибает, зажатая в кольце советских войск, трехсоттридцатитысячная армия генерала Паулюса. Эта трагедия больно сжимала сердце генерала Моделя, и в ее гибели он чувствовал часть и своей вины: несмотря на строгие приказы сверху, он до сих пор не отправил под Сталинград ни одной дивизии, ни одной части. Конечно, было веское оправдание — начиная с августа, русские своими активными действиями на ржевском и сычевском направлениях связали его и соседа справа генерала Рейнгардта по рукам и ногам. Но все же Модель искренне переживал за своих соотечественников в Сталинграде и в душе проклинал всех, кто виноват в этой трагедии, и больше всего Гитлера, возомнившего себя Наполеоном.
Горя гневом, Модель невидящим взором посмотрел на карту — на резко выгнутую к Ржеву двухцветную дугу, где семнадцать дивизий держали трехсоткилометровый фронт. Он горестно задумался: «А что, если русские ударят под основание этой дуги, Западный фронт — на Сычевку, а навстречу ему — Калининский — на Белый? Это значит, что его, моделевская, армия будет отсечена от основных сил ЦГА?»
— М-да! — промычал он и стал прикидывать, какими располагает резервами. — Маловато... — покачал головой Модель и прочертил линейкой невидимую линию от Сычевки до Белого. — Если здесь прорвут, то главные удары направят на Никитино и Андреевское, и тогда для нашей армии — второй Сталинград!.. — Он вызвал начальника разведки. — Доложите, что замышляют русские против нас и генерала Рейнгардта.
Начальник разведки расстелил поверх оперативной карты свою и начал, водя по ней карандашом:
— Докладываю разведобстановку на сегодня, 6.00. В междуречье Вазузы и Осуги на четырехкилометровом рубеже Гредякино — Васильки русские выдвинули против 95-й дивизии три стрелковых. В лесах Костино — Луковцы сосредоточился кавалерийский корпус, полагаю, 2-й гвардейский генерала Крюкова. Восточнее его — танковый корпус. По всем признакам — это 6-й генерала Гетмана. В урочище, — разведчик водил карандашом по зеленому району с надписью «Селичанский Мох», — большое скопление пехоты. Считаю, что сюда подошел 8-й гвардейский стрелковый корпус генерала Захарова.
— А здесь? — Модель показал линейкой на коричневый овал западнее города Белого.
— Здесь в лесах от Новгородово и почти до Клемятино большое скопление пехоты, конницы и танков.
Командующий его остановил и по телефону вызвал начальника штаба.
Тот не заставил себя долго ждать... Модель приказал начальнику разведки снова все повторить.
— Полагаю, — продолжал тот, — здесь 20-я армия Западного фронта, прикрываясь справа Осугой, будет наносить удар с Гредякино на Белохвостово и там повернет на запад. А с Белого им навстречу двинет ударная группировка Калининского фронта... И в случае успеха русских нам грозит окружение.
— Вы, полковник, правы. Только в том случае, если удар будет наноситься в западном направлении. — Командующий положил линейку по меридиану Луковцы — Триселы. — А представьте себе, что вдруг генерал Конев повернет всю эту группировку на девяносто градусов, на юг? Тогда что? — И сам ответил: — В таком случае стрелковый корпус, а за ним в затылок танковый и конный корпуса нависнут над одной 1-й танковой дивизией. А такой неожиданности, господа, от русских генералов можно ожидать. Воюют они черт знает как — не по науке и не по уставу. — И генерал Модель перевел взгляд на начштаба. — Ваше мнение?
— Я, экселенц, все это предвидел и разработал оба варианта. Но для этого нужны силы. Следовало бы дивизии, предназначенные к отправке под Сталинград, задержать.
— Задержать? — командарм сделал большие глаза. Нависла гнетущая тишина. Раздумывая, он подошел к окну. Дождь немного стих, лишь ветер с той же силой трепал в саду голые деревья. Там, цепко держась на суку, качалась ворона и как назло каркала, словно выкрикивала: «Не отправ-ляй! Не отправ-ляй!»
«Проклятие!» — мысленно выругался генерал и круто повернулся к разведчику.
— Когда ожидается наступление?
— По нашим данным, 26 — 27 ноября.
— Двадцать шестого? — Модель посмотрел на начштаба.
— Так точно, экселенц.
— Что будем делать?
Начальник штаба ответить не успел. Загудел телефон, и услужливый голос доложил, что на проводе сам фельдмаршал Клюге. Разговор его был коротким:
— Фюрер приказал — ни шагу назад! Чего бы ни стоило, а ржевско-вяземский плацдарм удержать. — И дальше, понизив тон, продолжал: — Я просил генерала Рейнгардта подумать, как вам помочь. Для этого я предложил ему подготовить два контрудара. Первый вдоль оси железной дороги — на Белохвостово, второй, для страховки вас, — на Триселы — Подсосонье.
— Вас понял. Но, господин фельдмаршал, должен вам доложить, что у меня нет резервов. И я прошу вас разрешить до 27 — 28 ноября задержать отправку дивизий под Сталинград.
— Что? Еще не отправили? — грозно прозвучал голос Клюге. — Немедленно отправить и доложить!
— Не могу. — Модель решил проявить настойчивость. — Они застряли около уничтоженных мостов, которые сегодня ночью взорвали партизаны. Должен вам доложить, что в тылу властвую не я, а разные там банды: «Родина», «Народные мстители», «Патриоты», «Дядя Ваня»...
— Генерал, вы меня удивляете, — прервал его фон Клюге. — Приказ фюрера во что бы то ни стало должен быть выполнен. Завтра с утра генерал Шенкендорф начнет охранными войсками СС сплошную проческу и уничтожение партизанских банд и их баз в тылах вашей и Рейнгардта армий. Надо положить конец партизанщине, которая под носом вашего штаба и штабов корпусов и дивизий безнаказанно громит ваши гарнизоны, взрывает мосты и пускает под откос наши эшелоны. Такой позор мы не можем терпеть.