Страница 105 из 207
— Товарищ Валентинова! — донесся голос майора Фещенко, шедшего по тропинке. — Где вы запропали? Идемте ужинать.
— Большое спасибо. Пожалуй, я поеду.
— Никуда в ночь вы не поедете. Слышите, как грохочет? — Семен Сергеевич бросил взгляд в сторону тучи, которая уже заняла половину неба. — Сейчас хлынет такой ливень, что вы в своем дырявом «газике» насквозь промокнете. Идемте!
Ужинали за длинным крестьянским столом. Семен Сергеевич по такому случаю поставил на стол свой «непзапас» — бутылку «Московской». Выпили за спасенную дивизию, за Марину и Надю, которые спали непробудным сном.
Поместили Ирину Сергеевну на одну из свободных постелей девушек, находившихся в эту грозовую ночь по ту сторону фронта. Она долго не могла уснуть, томимая навязчивыми мыслями. Барабанил по крыше дождь, раскатисто грохотал гром. От частых вспышек молний озарялись бревенчатые стены. Ирина Сергеевна вздохнула и закрыла глаза.
Рано утром она поднялась и, на цыпочках, чтобы никого не разбудить, направилась к выходу. Но если девушки спали мертвым сном, то Фещенко и повар как будто бы только ее и ждали: как только скрипнула дверь, они выскочили в сени и повели Ирину Сергеевну к себе завтракать. А после, провожая, заставили ее взять на дорогу сверток с едой.
Покинув эту гостеприимную усадьбу, Валентинова выбралась на Варшавское шоссе и повернула прямо к штабу фронта. Там она узнала, что место сосредоточения дивизии назначено в лесу восточнее Балабанова. Ирина Сергеевна сразу же направилась туда. Место ей понравилось. В лесу было очень много землянок, еще построенных противником.
Вскоре вокруг этого громаднейшего лесного массива на всех прилегающих к нему дорогах появились указки: «В хозяйство Железнова».
Сама Валентинова разместилась в самом благоустроенном бункере, где еще сохранилась мебель, сделанная, видимо, здесь же, в лесу, немецкими умельцами из березовых палочек. У входа в бункер прикрепила дощечку с надписью: «Штаб».
Она познакомилась с белокурой Валечкой, заведовавшей «военной лавкой» при автобате, и через нее достала несколько ящиков яблок и закупила у нее все папиросы и махорку.
— Куда вам столько? — удивилась Валечка.
— Это мой подарок нашим воинам.
— Подарок? — воскликнула Валя, щелкая костяшками счет. — Да здесь на целый полугодовой заработок!
— Ну и что ж. Мне все равно некуда деньги девать, — не без грусти ответила Ирина Сергеевна.
— И никого нет? — спросила Валя.
Валентинова качнула головой.
— Я тоже одинока, — промолвила Валя, и глаза ее увлажнились, — проклятая война!..
В этот же день Ирина Сергеевна помчалась в Семеновское, где лежала большая часть людей дивизии. Стоило ей только показаться на глаза первому попавшемуся бойцу, как сразу же на двор высыпали все ходячие больные и плотным кольцом обступили и ее и ее продырявленный осколками «газик».
— Вот что, друзья! Все это, — она показала на два ящика, — поручаю лейтенанту Королькову, и он вас всех обделит. А эти два ящика, орлы, не трогать! Это тем, которые находятся в Аксеново.
Она взяла мешок с папиросами и махоркой и протянула Кочетову, который стоял рядом.
— А я вас ждал... — сказал вдруг Кочетов голосом Карпова.
Ирина Сергеевна подняла голову и замерла от неожиданности. Рядом, с мешком в руках, стоял Карпов. — Ирина Сергеевна! — Не скрывая своей радости, он отвел ее в сторону от гудевшей толпы. — Я хочу вам сказать, Ирина Сергеевна...
— После, Петр Семенович, — она погладила его руку. — После. А сейчас ведите меня к Якову Ивановичу.
Появление Валентиновой в палате сразу же подняло настроение Железнова, Хватова и Доброва. Когда же она рассказала, что у нее в лесу около Балабаново собрано более трехсот ветеранов дивизии, которые уже обозначили полки и части, никто не мог сдержать своей радости.
— Спасибо тебе, Ирина Сергеевна! — потянулся к ней Железнов. — Дивизия тебе этого не забудет. — Он обнял ее и расцеловал.
— Ирина Сергеевна, дорогая, подойди ко мне, — глухо прозвучал голос Доброва. А когда она к нему подошла, он сжал ее руку и прошептал: — Прости меня, дурака, за ту глупость...
— Что вы, Иван Кузьмич. Да все это давно быльем поросло.
— Нет, Ириша, не поросло, а сидит, — он прижал руку к сердцу, — вот здесь сидит.
— Забудьте об этом, Иван Кузьмич.
Карпов стоял у двери и комкал в кармане письмо. «Надо сегодня же ей все рассказать. Иначе нельзя, совесть загрызет... Да, сегодня, только сегодня...»
— Значит, друзья, дивизия снова вступает в строй. Поздравляю вас! — сказал Яков Иванович.
Офицерская палата ответила ему одобрительным гулом.
Карпов переглянулся с Валентиновой, и они, поняв друг друга, вышли из палаты.
— Так что вы мне хотели сказать, Петр Семенович? — Ирина Сергеевна опустила глаза.
Карпов не успел ответить.
Над их головами взревели моторами и стремительно пронеслись два наших самолета.
Карпов взял Ирину Сергеевну за руку. Они молча и долго смотрели, как удаляются в голубизну неба стальные птицы, постепенно превращаясь в две серебристые точки.
По зову сердца
Роман
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Утром Вера и ее товарищи скрылись в глуши урочища Журавлиное болото и просидели там до вечера. Когда солнце опустилось совсем низко, она оставила Аню и Василия в лесу, а сама отправилась в Выселки. Вера впервые шла по земле, попранной врагом. И все — березки, кусты, ложбинки, — казалось ей, таило опасность, отовсюду могли быть устремлены на нее глаза врага. Даже небо выглядело мрачным, чужим и нагнетало еще большую тоску на изболевшееся сердце девушки. Думы об отце, о дивизии, попавшей в окружение, неотступно преследовали ее: «Что с отцом? Пробились ли?»
Вера остановилась, прислушалась. Было тихо. С запада прорвались последние лучи заходящего солнца, заливая пурпуром облака. Высоко в небе мирно зазвенел жаворонок. А там, далеко в лесах, за рекой Угрой, у Варшавского шоссе, шел кровавый бой: дивизия полковника Железнова рвалась навстречу кавалерийскому корпусу генерала Белова...
Жаворонок все звенел и звенел, купаясь в облаках, как бы провожал Веру до деревни, уже виднеющейся из-за молодой поросли. Чем ближе подходила Вера к Выселкам, тем больше ее охватывала тревога — правильно ли она идет? А что делать, если вдруг нарвется на полицая? А что, если дед Ермолай арестован?
На непаханное поле падал жаворонок.
Он распустил крылья и полетел вдоль дороги, сел на холмик у рогатого репейника и, вытянув шею, смотрел на Веру одним глазом. Чем-то родным вдруг повеяло от этой серенькой птички. «Нет, это все наше! Все наше!» — прошептала Вера. Невдалеке от околицы она остановилась, присмотрелась к журавлям колодцев — правее последнего, горбатого, под старой березой должна быть изба деда Ермолая. А вон и горбатый журавль, а почти рядом громадная шапка дерева. Получалось так, что изба деда Ермолая находится на другом конце деревни. Вера не пошла по улице, а свернула на огороды.
В деревне ни души. Вера подошла к дому, из окна которого, как ей показалось, только что кто-то смотрел, заглянула в окно. У печки стояла женщина, слышался гомон ребятишек. «Наконец-то люди», — подумала Вера и завернула за угол дома. На стене, во весь межоконный простенок, белел приказ немецкой комендатуры, запрещавший с наступлением темноты ходить по улицам. Приказ заканчивался грозными словами: «...За невыполнение настоящего приказа — расстрел». Эти страшные черные буквы как бы прижали Веру к стенке.
Боязно было подходить к двери. Все же осторожно нажала на скобу. Дверь не отворялась. Вера тихо постучала. За дверью послышались шаги, шепот.