Страница 101 из 207
— Мне командующий говорил, что у них все наготове, нужно только сообщить ему место выброски, — вставила Вера.
— Да, но нам, товарищ полковник, необходимо время, чтобы раздать все это, — напомнил заместитель по тылу.
— Знаю. Для сокращения времени место выброски назначаю впереди, по ходу нашего движения. — И он указал точку на истрепанной карте. — Сейчас же берите с собой оставшихся людей и готовьте место приема. А мы с вами, — обратился он к Бойко, — будем связываться с фронтом и кавкорпусом. И ты, Вера, — он положил руку на ее голову, — нам поможешь.
Вера помогла отцу подтянуть раненую ногу и уложить ее вдоль носилок. Рядом положили костыли. Никитушкин и Польщиков набросили на свои плечи широкие помочи из мешковины. Они бережно подняли носилки и, шагая в ногу, понесли Якова Ивановича.
Спустились сумерки. Над лесом, гудя, пролетали транспортные самолеты. Сквозь стволы деревьев виднелось пламя костров, разложенных на месте вырубки, мелькали тени людей, собиравших падающие со звездного неба мешки с грузом.
Вдруг в стороне от костров, правее Полярной звезды, поднялись, будто сцепленные между собою ниточкой, два огонька. Это Куделин сделал свое черное дело.
Вера дернула Аню за рукав:
— Гляди! Фашистская сигнальная.
— Вижу, — ответила Аня, следя за плавно поднимавшимися в небо ракетами.
— Значит, среди нас враг! — прошептал Василий.
Вера насторожилась, ожидая, что поднимется шум. Но уставшие бойцы крепко спали. Лишь там, у костров, бегали люди.
«Может быть, уже подошли фашисты?» — подумала Вера и побежала к отцу.
Но Никитушкин к отцу ее не пустил, а разбудил Короткова. Вместе с ним Вера пошла к Бойко.
Бойко поднял всех на ноги. Однако обнаружить ракетчика не удалось.
Вера намекнула насчет Куделина, но Свиридов отвел ее сомнения. Он только что был у него и ничего подозрительного не заметил. (Куделин успел искусно запрятать ракетницу под пенек.)
— Еле-еле его разбудил, — в заключение сказал Свиридов.
— Все же посмотреть за ним надо! — сказал Бойко. Он пошел было к комдиву, но, не пройдя и двух шагов, остановился и стал прислушиваться.
Теперь гудели не только наши самолеты — врывался воющий звук вражеских бомбардировщиков. По лесу пронеслась тревожная команда: «Воздух!..»
Вера побежала к отцу. Польщиков и Никитушкин хотели поднять его и где-нибудь укрыть. Но Яков Иванович отстранил их рукой. В этот момент на вырубке загрохотали разрывы авиабомб. Осколки с пронзительным свистом летели в лес и, отсекая ветки, цокались о стволы деревьев.
Вера прикрыла собой отца.
— Ты что, Веруша? — Яков Иванович обнял ее, стараясь подняться. — Я не знал, что ты у меня такая трусиха! — сказал он и попросил Короткова: — Узнайте-ка, что там?
Коротков побежал к вырубке, где уже заметно тускнело пламя костров.
К Железнову подошел Бойко.
— Ну что слышно, Павел Калинович? — спросил его Железнов. Бойко доложил, что боеприпасов и продуктов хватит суток на двое. — На двое, говоришь? — переспросил Железнов. — Но сейчас, наверное, каждый пайка по два съест...
— Мы посоветовались с начальником медпункта и товарищем Хватовым и разрешили сейчас каждому съесть по сто граммов сухарей и куска по три сахару. Вторую порцию — часа через три. А остальное роздали как НЗ.
— Прикажите, чтобы без приказа не брали, — сказал Железнов.
— Люди так настрадались от голода, что сами будут беречь. Как все радуются, товарищ полковник! Точно праздник! А какие вкусные сухари... — Бойко протянул Железнову и сам захрустел сухарем.
Железнов разделил свои сухари между Польщиковым и Никитушкиным:
— Разговляйтесь, друзья!.. — Вера от сухарей отказалась: у нее еще были свои. — А что там? — кивнув в сторону вырубки, спросил Яков Иванович.
Бойко ответил, что там всеми делами занимается Хватов. Ему не хотелось сейчас говорить об убитых, он знал, как близко принимает комдив к сердцу потери людей, и завел разговор о предстоящем прорыве.
— Все остается по-прежнему! — сказал Яков Иванович.
— Нельзя, товарищ полковник! Противник нас опередил: наша разведка обнаружила, что он выдвинулся на Ильино. А кавкорпус Белова отошел за Угру, в район Всходы.
— Отошел за Угру? — в задумчивости повторил Железнов. — А что, если мы, Павел Калинович, вот так? — Яков Иванович провел пальцем по карте на юго-запад до Челновой, а от нее резко прочертил пальцем линию на Всходы до фронта кавкорпуса.
— До Челновой разведка не дошла: по дороге на Баскаково движется немецкая колонна с танками и артиллерией.
— Тогда, Павел Калинович, наше дело... — Яков Иванович хотел сказать «дрянь», но, видя, с какой тревогой смотрят на него Бойко и Вера, спокойным тоном добавил: — Не совсем плохое. — И его палец молниеносно перелетел через расположение дивизии на северо-восток и остановился на надписи: «Преображенское».
Бойко понял комдива.
— Здесь противник теснит на север части четвертого десантного корпуса, — сказал он.
— Теснит на север? — Яков Иванович замолчал, пристально рассматривая карту.
Всей душой Вера чувствовала, как отцу сейчас тяжело. Она понимала, что все пути к кавкорпусу отрезаны. В ее взволнованном мозгу зазвучали напутственные слова начальника разведотдела фронта: «...Если дивизия пойдет на соединение с кавкорпусом, идите с ней, пока не переправитесь через Угру. Если же она пойдет в другом направлении, то на Велишки двигайтесь самостоятельно...» До боли в сердце чувствовала она жалость к отцу — так тяжело будет ей с ним расстаться!.. Чтобы своим волнением не расстраивать его, Вера отошла в сторону и села на пенек.
— Тогда, Павел Калинович, — снова начал Железнов и показал пальцем на восток, в сторону Большой земли, — нам остается только одно — пробиваться так!.. Надо полагать, Пополта вспухла, болота поднялись, и вода отсюда фрицев выжила. Леса здесь до самой дороги Гжатск — Юхнов дремучие... А другого выхода у нас нет. Либо голодная смерть, либо плен... Следовательно, Павел Калинович, мое решение таково: поворот на сто восемьдесят градусов, направление азимут семьдесят восемь — лес Новинской дачи, а там северными болотами Пополты на Доброе... — Яков Иванович хотел улыбнуться, но не смог. Он протянул Бойко свою карту и добавил: — Для встречи Доброва и Тарасова оставить моего адъютанта с разведчиками... Действуйте, товарищ Бойко!..
Бойко ушел, а Яков Иванович, опираясь на костыли, подошел к Вере.
Вера помогла отцу сесть и сама опустилась около него на колени.
Нащупав в темноте его руку, она прижала ее к своим губам.
— Прости меня, папа, — тихо сказала она.
— За что, доченька? — Яков Иванович сжал ее виски своими горячими ладонями и притянул голову к себе... Из темноты на него смотрели широко раскрытые Верины глаза. В них крохотной искрой отражалась далекая звезда. — Что ты, Верушка? Не плачешь ли ты, лейтенант?
Вера покачала головой.
— Папа, вы сейчас уходите? — спросила она.
— Да, доченька, скоро двинемся. Как видишь, нам здесь оставаться нельзя.
— Тяжело, папа... Тяжело оставлять тебя одного... Но я не могу идти с тобой...
— Почему, доченька? — Яков Иванович отвел голову Веры от своей груди и, держа ее дрожащими пальцами, смотрел в ее глаза.
— Мы должны идти, — тихо, словно чувствуя себя виноватой, ответила Вера.
— Куда? — спросил Яков Иванович, и ему стало страшно за дочь. Какие еще испытания предстоят ей на первых шагах только начавшейся жизни?..
Вера же корила себя за то, что вынуждена оставить отца в таком тяжелом положении.
— Туда, папа, за Угру. — И как бы оправдываясь, стала доказывать отцу: — Мы обязаны, папа... Понимаешь, это наш долг...
Яков Иванович кивал головой. Старый командир, он хорошо знал, что такое воинский долг. Но дело касалось его дочери, и сердце отказывалось подчиняться рассудку. Трудно было больному, много пережившему человеку отпустить свою дочь навстречу новым испытаниям.