Страница 9 из 31
Мы с Уорнером низко поклонились. После недолгой паузы королева произнесла сочным и чистым голосом:
– Приветствую вас, добрые джентльмены!
Еще до брака Екатерина Парр всегда бывала элегантно одета, но теперь она была просто великолепна в своем платье из серебряной и красно-коричневой ткани, шитом золотыми прядями. На груди ее пристроилась золотая брошь, усыпанная жемчугами. Лицо королевы, скорее, просто привлекательное, чем хорошенькое, было слегка припудренным, а золотисто-рыжие волосы прятал круглый французский капюшон. На этом любезном лице покоилось доброжелательное выражение, а строгий с виду рот, тем не менее, производил такое впечатление, будто бы она может в любой момент предаться улыбке или смеху посреди всего этого великолепия.
Посмотрев на Уорнера, королева спросила:
– Она ждет снаружи?
– Да, ваше величество.
– Посиди с ней, я скоро ее призову. Она по-прежнему волнуется?
– Очень.
– Тогда, по возможности, успокой ее.
Поклонившись, Уорнер покинул комнату. Я заметил, что девочка, не переставая гладить собаку, внимательно изучает меня. Королева посмотрела на нее и улыбнулась:
– Да, Елизавета, это и есть мастер Шардлейк. Задавай свой вопрос, а потом тебе следует вернуться к занятиям стрельбой из лука. Мастер Тимоти уже будет ждать тебя. – Королева повернулась ко мне со снисходительной улыбкой. – Леди Елизавета хочет задать вопрос про адвокатов.
Я нерешительно повернулся к девочке. Ее трудно было назвать хорошенькой при таком длинном носе и подбородке. Синие глаза смотрели пронзительно, напомнив мне взгляд ее отца. Только, в отличие от Генри, в глазах Елизаветы не угадывалось никакой жестокости, там было лишь напряженное, полное поиска любопытство. Смелый взгляд для ребенка, однако это дитя нельзя было назвать обыкновенным.
– Сэр, – произнесла она чистым и серьезным голосом. – Я знаю, что вы являетесь адвокатом и что моя дорогая матушка считает вас хорошим человеком.
– Благодарю вас, – ответил я, удивившись про себя: итак, она зовет королеву матерью!
– Тем не менее, я слышала, что адвокатов считают скверными людьми, не знающими нравственности, одинаково готовыми взяться за дело и плохого человека, и хорошего, – продолжил ребенок. – Люди говорят, что дома адвокатов построены на головах глупцов и что они используют путаные места закона как сеть, уловляя ею людей. Что вы скажете на это, сэр?
Серьезное выражение на лице девочки говорило, что она не собирается посмеяться надо мной, а действительно хочет услышать ответ. Я глубоко вздохнул:
– Миледи, меня учили тому, что адвокату положено, невзирая на лица, вести дело любого клиента. Адвокат обязан быть нейтральным, ибо любой человек, добрый или злой, должен иметь право, чтобы его дело было верно изложено в королевском суде.
– Однако у адвоката должна быть совесть, сэр, ему положено знать в сердце своем, справедливо или нет дело той стороны, которую он защищает! – с пылом проговорила юная королевская дочь. – Если к вам придет человек и вы увидите, что он действовал против своего противника, исходя из злобы и недоброжелательств, желая просто запутать его в терновых объятиях закона, ведь вы не станете действовать против него таким же образом ради денег?
– Мастер Шардлейк, по большей части, ведет дела бедняков, Елизавета, – мягко вступила в разговор королева. – В Палате прошений.
– Но, мама, ведь дело бедного человека также может оказаться несправедливым, как и дело богатого?
– Действительно, закон – вещь путаная, – проговорил я, – быть может, и в самом деле чересчур сложная для блага рода людского. Действительно также, что некоторые адвокаты покоряются жадности и думают об одних только деньгах. И все же, долг требует от адвоката найти справедливые и разумные моменты в деле своего клиента: так, чтобы он мог уверенно защищать его интересы. Таким образом, он может успокоить свою совесть. A справедливое решение принимают судьи. И справедливость – это великая вещь.
Елизавета внезапно и победоносно улыбнулась:
– Благодарю вас за ответ, сэр, я обдумаю его. Я задала его только потому, что хочу учиться. – Она помедлила. – И все же я полагаю, что найти правосудие не просто.
– В этом, миледи, я с вами согласен.
Екатерина прикоснулась к руке девочки:
– Теперь тебе надо идти, иначе мастер Тимоти возьмется за поиски. A мы с сержантом[17] Шардлейком займемся делом. Джейн, ты проводишь ее?
Елизавета кивнула и улыбнулась королеве, на мгновение превратившись в обыкновенную девочку своих лет. Я вновь низко поклонился. Одна из камеристок подошла к ребенку и проводила его к двери. Юная леди шла неторопливым, сдержанным шагом. Собачка решила было последовать за ней, но королева велела животному остаться. Камеристка постучала в дверь, та открылась, и они с девочкой исчезли за ней.
После этого Екатерина повернулась ко мне и протянула узкую, в кольцах, руку для поцелуя.
– Ты дал хороший ответ, – проговорила она, – однако, быть может, наделил своих собратьев адвокатов слишком большой самостоятельностью.
– Да. Для этого я слишком циничен, – не стал отрицать я. – Но она всего лишь дитя, хотя и воистину удивительное. Разговаривать с ней интереснее, чем со многими взрослыми.
Королева вдруг рассмеялась, блеснув ровными белыми зубами:
– В гневе она ругается, как солдат! На мой взгляд, этому содействует мастер Тимоти. Но согласна, она и вправду удивительна. Мастер Гриндал, наставник принца Эдварда, занимается также и с ней и говорит, что более смышленого дитяти ему еще не приходилось учить. А еще эта девочка столь же ловка в спорте, как и в науках. Она уже следует за охотой и читает новый трактат мастера Эшема[18] о стрельбе из лука. Тем не менее иногда она так печальна и так наблюдательна… А иногда испугана. – Королева печально посмотрела в сторону закрывшейся двери, и на мгновение я увидел знакомую мне Екатерину Парр: напряженную, испуганную, отчаянно стремящуюся поступить правильно.
– Мир – опасное и ненадежное место, ваше величество, – проговорил я. – Здесь невозможно оказаться слишком бдительным.
– Ты прав. – Слова моей собеседницы сопровождала полная понимания улыбка. – А теперь ты боишься того, что я вновь отправлю тебя в самую гущу его худших опасностей. Это заметно. Но я никогда не нарушаю данных обещаний, мой добрый Мэтью. Я приготовила для тебя дело, которое не имеет ничего общего с политикой.
Я склонил голову:
– Вы видите меня насквозь. Даже не знаю, что сказать.
– Тогда не говори ничего. Кстати, как обстоят твои дела?
– Вполне неплохо.
– Находишь ли ты сейчас какое-то время для занятий живописью?
Я покачал головой:
– В прошлом году случалось, но теперь… – Немного помолчав, я добавил: – Слишком многие заинтересованы в моих услугах.
– Я вижу след забот на твоем лице. – Карие глаза королевы были столь же проницательны, как и взгляд Елизаветы.
– Это всего лишь те морщины, что приходят с возрастом. Впрочем, над вашим лицом он не властен, ваше величество.
– Если у тебя когда-либо возникнут сложности, то я помогу тебе всем, чем возможно: тебе известно об этом.
– Меня тревожит одно небольшое личное дело…
– Сердечное, насколько можно понять?
Я посмотрел на сидевших возле окна дам, осознавая, что королева говорит достаточно громко для того, чтобы они могли ее слышать. Ни у одной из них не будет основания донести, что Екатерина Парр имела приватный разговор с неприятным королю человеком.
– Нет, ваше величество, – ответил я. – Дело не в этом.
Королева кивнула, на мгновение в задумчивости нахмурилась, а затем спросила:
– Мэтью, тебе случалось иметь дела с Сиротским судом?
Я с удивлением посмотрел на нее:
– Нет, ваше величество.
Суд по делам опеки был учрежден королем несколько лет назад, для управления делами состоятельных сирот, подпадавших под его юрисдикцию. Не было судебной палаты более продажной и более далекой от всякого правосудия. Именно там должны находиться документы, удостоверяющие безумие Эллен, ибо опека короля распространялась и на безумцев.
17
Сержанты юриспруденции представляли собой высший разряд барристеров в английском суде, небольшую элитную группу адвокатов, работавших в центральных общих судах. Сержанты носили особую одежду, основным отличием которой являлась особая шапочка.
18
Эшем, Роджер (1515–1568) – английский гуманист, ученый-филолог и писатель, прозванный «отцом английской прозы», педагог, наставник принцессы (позже королевы) Елизаветы Тюдор, прививший ей вкус к классической литературе. Учился в Кембриджском университете, в 1538–1554 гг. преподавал там греческий язык. Участвовал в религиозных спорах того времени, поддерживая протестантов в дискуссии о верховенстве папы римского. В 1545 г. опубликовал трактат-диалог о стрельбе из лука, бывшей любимым развлечением Эшема.