Страница 5 из 17
Когда президент Обама вступил в должность, афганская война шла уже восемь лет. Америка пришла в Афганистан в октябре 2001 года, немногим менее месяца после событий 11 сентября, чтобы уничтожить Аль-Каиду. Быстрая победа давала возможность представить оптимистическое будущее для этой страны после двух десятков лет гражданской войны.
Афганистан при международной поддержке получил новую конституцию, новое правительство, нового президента, которого на Западе приветствовали как свободного от предрассудков партнера по усилиям в деле перестройки страны. Президент Хамид Карзай выглядел толковым человеком, приятным в общении и прогрессивным по духу, своего рода воплощением американской цели освобождения исламского мира от тисков экстремизма. Даже дизайнер Том Форд внес свой вклад, назвав Карзая «шикарнейшим мужчиной на планете сегодня»7.
Тем временем Талибан и Аль-Каида в поисках убежища отступили в крайний северо-восточный регион Пакистана8 – район, находящийся под федеральным управлением (ФАТА), фактически слабоуправляемый высокогорный регион размером со штат Массачусетс и с населением в четыре миллиона из числа пуштунских племен. И следовательно, пока Вашингтон возлагал надежды на строительство новой демократии и видел в перспективе Афганистан форпостом борьбы с терроризмом, он опирался также и на тесные отношения с Пакистаном для того, чтобы изгнать Аль-Каиду из ее логовища в зоне ФАТА. Миллиарды долларов ушли в Афганистан и Пакистан во время президентства Буша на поддержку не только усилий по борьбе с терроризмом, но также и на продвижение демократии, школьное обучение женщин и девочек, на развитие сельского хозяйства.
Однако такого рода капиталовложения не принесли ожидаемых плодов. Задолго до прихода к власти президента Обамы там все стало меняться. К 2006 году шаги афганского правительства замедлились, и уже никто не сомневался, что война возобновилась и вновь воцарилась нестабильность. В течение того же года количество атак со стороны борцов вернувшегося Талибана и Аль-Каиды выросло на 400 %, а число убитых во время этих атак подскочило на 800 %9. В июне 2006 года в Афганистане было убито больше представителей международных войск, чем в Иракском конфликте, больше, чем в каком-либо другом месяце с начала войны10. Талибы вернулись и продолжили жестокую борьбу с тем, что они считали американской оккупацией и слабым правительством в Кабуле.
К 2008 году столкновения переросли в полномасштабную повстанческую борьбу. В Соединенных Штатах обычно выпускались специальные карты безопасности для вспомогательных служб, на которых зеленым цветом обозначались безопасные районы, желтым – те, в которых имелись проблемы, связанные с безопасностью, и красным цветом обозначались опасные зоны, контролируемые повстанцами. К 2008 году большая часть карты была красного цвета. Многие афганцы полагали, что Талибан на пороге победы, а когда речь идет о повстанчестве, то часто выходит так, как считает местное население. Один западный обозреватель из Кабула в середине 2008 года говорил, что каждый владелец магазина в городе (наиболее защищенная часть Афганистана) ждет, что талибы войдут в город к концу года. Афганистан быстро скатывался к хаосу.
Все, что касалось Афганистана, представляло собой большую проблему: неровный рельеф, запутанный этнический состав, не менее запутанная общественная структура, характерный своей нетерпимостью трайбализм, его коварство в политике и горькое наследие десятилетий, унесенных войной и оккупацией. Но самая большая проблема лежала по другую сторону границы – это Пакистан.
Талибан предпринимал свои действия за пределами линии ФАТА, однако его лидеры имели бизнес далеко на юг от нее – в Кветте. Они использовали относительную безопасность пакистанского города для перегруппировки и управления повстанчеством в Афганистане. Талибские командиры набирали пехотинцев из числа учащихся медресе в пуштунских районах Пакистана и открывали тренировочные центры, госпитали и заводы по производству бомб в городах, находящихся на небольшом расстоянии от афгано-пакистанской границы.
Более того, еще со времен своего формирования в 1994 году повстанческая организация имела тесные связи с разведывательным ведомством Пакистана и получала финансовую и военную помощь Исламабада. Пакистан поддерживал военные наступления талибов на протяжении всех 1990-х годов, и даже после того, как американское наступление покончило с господством Талибана в Афганистане, эти взаимоотношения продолжались.
Пакистан рассматривал Талибан в качестве стратегического актива, который мог бы помочь не допустить Индию в Афганистан и держать его под своим контролем. Этот фактор сделал афганское повстанчество региональной проблемой. Всегда довольно трудно сражаться с повстанчеством, но бороться с таким движением, которое имеет безопасное убежище на случай отступления, расположенное среди симпатизирующего населения, и которое может опираться на финансовую, разведывательную и военную поддержку соседней страны, – гораздо более сложная задача, возможно, на несколько порядков. Талибан и Аль-Каида воюют в Афганистане, а когда становится жарко, они уходят на юг через границу, чтобы залечивать свои раны, рекрутировать и готовить новых бойцов, а также планировать дальнейший ход войны. Нечего сказать, но коллегиальное руководство движением стало общеизвестно как Шура (Верховный совет) Кветты, по имени города, в котором проходят заседания. Афганская война началась пугающе похоже на вьетнамскую, причем Пакистан действовал примерно как Лаос, Камбоджа и маоистский Китай, вместе взятые. Война приобретала новый дорогостоящий параметр, который требовал срочного учета и внимания.
К тому времени как президент Обама въехал в Овальный кабинет, сила Талибана уже представлялась неукротимой. Талибы создали гибкие децентрализованные структуры, подчиняющиеся и докладывающие руководству в Пакистане, но организованные с учетом местной специфики. Практически по всей стране у них имелась общенациональная политическая инфраструктура на местах со своими теневыми губернаторами и районными руководителями. В некоторых случаях присутствие Талибана носило номинальный характер – почти исключительно пуштунское движение не доходило до каждого уголка полиэтнического общества Афганистана, – но в других местах талибы контролировали все.
Движение обладало мощью, однако никто не знал точного числа его членов. По оценкам правительства США, на 2009 год талибов было не более 35 тысяч человек. Из них ядро – самое большее две тысячи человек, представлявших собой закаленных боями ветеранов предыдущих войн в Афганистане. Группа числом поболее, возможно от пяти до десяти тысяч человек, вела борьбу для того, чтобы отомстить за злоупотребления со стороны правительства либо за смерть родных и близких во время американского воздушного налета и бомбардировок. Самое большое число борцов, 20 и более тысяч человек, – это наемники, воюющие за несколько долларов в день.
Талибан стал более сообразительным в политическом смысле и более смертоносным в военном11. Ушло их неприятие рисунков и музыки, а взамен пришло использование и того, и другого в призывающих на свою сторону видеороликах. В своих заявлениях новое талибское руководство говорило о том, что движение открыто для женщин, посещающих школы. Прекратились разговоры об отрубании рук и отрезании голов во время публичной казни.
Другие догматы, что представляется более зловещим, также были отставлены в сторону. Стив Колл, журналист и обозреватель с многолетним опытом по Афганистану, в 1980-х годах, когда афганские боевики боролись с советской оккупацией, писал вот о чем. ЦРУ позарез нужен был кто-то для того, чтобы взорвать большое взрывное устройство в грузовике в тоннеле Саланг длиной около трех километров. Этот тоннель является важной артерией, проходящей с севера на юг под трудным перевалом в устремленных ввысь горах Гиндукуш. Взрыв тоннеля перерезал бы путь советским поставкам. Для того чтобы результат был эффективным, ЦРУ искало афганского террориста-смертника12. Никто не вызвался добровольцем. Самоубийство, по словам афганцев, – самый страшный грех и не соответствует религиозным убеждениям. А уже в 2009 году произошло более 180 взрывов террористов-смертников в Афганистане13. Движение эволюционировало, и от этого Афганистан становился еще более опасным.