Страница 4 из 17
Такие же соображения Каяни периодически высказывал на разных встречах. Мы старались убедить его (как и других региональных руководителей) в том, что мы тесно связаны с регионом и что у нас есть решение афганских проблем: во-первых, мы разобьем талибов, во-вторых, создадим силы безопасности, которые будут объединять все части страны после нашего ухода. Он, как и многие другие, полагал идею создания афганской армии глупой и считал, что нам лучше всего обсудить свой уход с Талибаном.
Во время узкой встречи за небольшим столом Каяни внимательно слушал и делал пометки, пока мы высказывались по каждому вопросу из нашего списка. Не забуду реакцию Каяни на наше объяснение плана создать афганскую армию в количестве 400 тысяч человек к 2014 году. Его ответ последовал незамедлительно и означал одно: даже не пытайтесь этого делать. «Ваш план провалится, – сказал он. – Потом вы уйдете, а недоподготовленная армия разобьется на ополченческие формирования, которые станут проблемой для Пакистана». Мы старались сохранить свои позиции, однако он настаивал на своем. Он продолжал: «Не верю, что конгресс готов платить девять миллиардов долларов ежегодно за эти вооруженные силы в количестве четырехсот тысяч человек». Он был уверен в их крахе в конечном счете и в том, что остатки разваливающейся армии станут на путь преступных действий и терроризма в поисках средств существования. Именно это и случилось, когда Советский Союз прекратил оплачивать расходы на афганскую армию, которую он сформировал, – через два месяца после прекращения финансирования афганская армия испарилась и Кабул пал под натиском повстанцев. В регионе помнят об этом гораздо лучше, чем мы.
Совет Каяни сводился практически к одному: «Если хотите уйти, просто уйдите – мы никогда не думали, что вы останетесь каким бы то ни было образом, – но воздержитесь от нанесения ущерба во время ухода». Кажется, такая мысль была характерна для всего региона. Никто не воспринял наш довод о направлении дополнительных войск в Афганистан, и никто не купился на наш довод в пользу вывода войск. Казалось, все уже привыкли к тому, что Америка не имеет четкой направленности в своих действиях. Самое большее, что они могли сделать, – это защитить себя от наших неожиданных кульбитов.
Известно, что Билл Клинтон назвал Америку «незаменимой страной», мировым лидером, которому суждено решать проблемы, маленькие и большие, во всем мире3. Американцам нравится такое представление о самих себе4. Именно по этой причине Обама вспомнил знаменитую фразу Клинтона и сказал американскому народу в докладе президента конгрессу о положении в стране в январе 2012 года: «Америка по-прежнему единственная незаменимая страна в мировых делах, и пока я остаюсь президентом, я намерен сохранять такое положение». Америка, втянутая европейцами в прекращение резни в Ливии, бросающая Афганистан на произвол судьбы, отказывающаяся от руководящей роли в деле прекращения массовых убийств гражданского населения в Сирии и затем сворачивающая свои обязательства в регионе в пользу «поворота» к Азии, едва ли похожа на незаменимую страну.
В узких рамках публичных дебатов Обама получает высокие оценки за внешнюю политику. Это происходит потому, что основной целью его политического курса является не принятие стратегических решений, а подыгрывание общественному мнению – он проделал многое из того, что хотел бы видеть от него народ, но гораздо меньше того, что нам следовало бы сделать, но что было бы не популярно в народе. Что касается наших союзников, то наше постоянное тактическое маневрирование отнюдь не содействует ясной и последовательной стратегии или концепции глобального лидерства. Исчезло бьющее через край желание Америки играть руководящую роль в мире. Взамен возник образ сверхдержавы, уставшей от глобальных дел, взявшей курс на отступление, что особенно заметно по одному из регионов мира, в котором она была активно задействована. Такое впечатление не идет на пользу ни долгосрочным интересам Америки, ни стабильности во всем мире.
1. Афганистан. Хорошая война пошла плохо
К концу 2011 года война в Афганистане и замороженные отношения с Пакистаном поставили под угрозу планы президента свернуть афганскую войну. Администрация решила, что может использовать помощь со стороны Китая. В конечном счете китайцы должны были бы хотеть видеть Афганистан стабильным и должны были также беспокоиться о судьбе Пакистана. Пекин недавно сделал инвестиции в угледобывающий сектор Афганистана, который, как представляется, настроился на масштабный прирост после обнаружения больших запасов минеральных ресурсов в 2010 году5. А у Китая были давние и глубокие экономические связи с Пакистаном. Поэтому администрация попросила старого опытного дипломата, специалиста по Китаю, войти в контакт с китайским руководством. Этот дипломат совершил несколько визитов в Пекине, в ходе которых встретился с китайским президентом, премьером, министром иностранных дел и другими политическими фигурами. Их ответ был четким и недвусмысленным: «Это ваша проблема. Вы заварили эту кашу. В Афганистане война намного осложнила ситуацию, да и в Пакистане дела обстояли не так уж плохо до тех пор, пока вы не стали совать туда свой нос. У нас есть свои интересы в этом районе, но в них не входит задача таскать для вас каштаны из огня». Короче говоря, мы сами заварили эту кашу, нам ее и расхлебывать. А когда они заканчивали свое проявление несогласия, они обычно спрашивали: «И все-таки, в чем заключается ваша стратегия в этом районе?»
«Война в Афганистане – это хорошая война». Так говорил Барак Обама во время избирательной кампании. Это была вынужденная война, которую нам необходимо было вести для того, чтобы нанести поражение Аль-Каиде и добиться того, чтобы Афганистан никогда больше не становился прибежищем для террористов6. Обама занялся пропагандой афганской войны, по крайней мере, как части своей тактики во время года предвыборной кампании, чтобы защитить себя от постоянных обвинений в том, что демократы не проявляют твердости в вопросах национальной безопасности. Характеристика войны в Афганистане как «войны по необходимости» позволяла ему называть войну в Ираке как «войну по выбору», которую следовало остановить.
Мнение Обамы было широко принято в стране и за рубежом при том понимании, что Америка сделает все возможное в Афганистане: вложит больше средств и пошлет больше войск, чтобы покончить с Талибаном и создать там сильное демократическое государство, способное противостоять терроризму.
Через четыре года Обама уже больше не говорит о «хорошей войне». Вместо этого он быстренько умывает руки и старается забыть о ней. Эта позиция весьма популярна в стране, в которой многие американцы, включая и тех, кто голосовал за Обаму в 2008 году, больше не хотят иметь ничего общего с этой войной. Они разочарованы сохраняющейся нестабильностью в Ираке и Афганистане и устали от одиннадцати лет боевых действий на два фронта. Они не верят в то, что война была правильным решением в деле борьбы с терроризмом и уже не верят пропаганде нагнетания страха, которую администрация Буша использовала в своей внешней политике. Все больше создается впечатление, что Америка потеряла какой бы то ни было интерес в Афганистане, который мог бы оправдать ее присутствие на территории этой страны.
Обама использовал тему войны в Афганистане сугубо в популистских целях. А когда настроения общественности изменились, он быстро объявил о победе и отозвал войска обратно домой. Его действия от начала до конца были политически мотивированы и хорошо сработали внутри страны. Однако за рубежом все оправдания, которые мы приводим для объяснения нашего колебания из одной крайности в другую в связи с этой войной, не выглядят правдоподобными ни для наших друзей, ни для врагов. Они знают истину: мы бросаем Афганистан на произвол судьбы. Бросаем, несмотря на то что злые духи-искусители, заманившие нас туда в свое время, сейчас снова восстали и угрожают нашей безопасности.