Страница 22 из 35
— Ложь! — яростно завизжала королева.
— Кстати, это мне напомнило, — сказал король, — что с тех пор, как мы поженились, я так и не видел твоих ножек, моя дорогая. Ты же можешь снимать свои башмаки хотя бы в постели! А то у меня самого от них все ноги в синяках.
— Захочу — сниму, захочу — нет, — огрызнулась королева.
— Ты должна поступать, как угодно твоему муженьку, — возразил король.
— Ну уж нет! — отрезала королева.
— Тогда я настаиваю.
Тут король, по всей видимости, приблизился к королеве с целью последовать совету Керди, ибо мальчик услышал звон оплеухи и громкий вопль короля.
— Будешь ещё настаивать? — злобно крикнула королева.
— Отнюдь, жёнушка, отнюдь. Ты только не волнуйся.
— Прочь руки от ног! — победно воскликнула королева. — Я иду спать. А вы как хотите. Но пока я королева, спать я буду обутой. Это моя королевская привилегия. Заячья Губа, марш в кровать!
— Иду уже, — сонно отозвался Заячья Губа.
— И я тоже, — прибавил король.
— Идёшь, так пошли, — отрезала королева. — И будь паинькой, не то я...
— О нет, нет и нет! — простонал король.
Гоблины удалились, их бубнение затихло. Но костра они не потушили, и теперь пробивавшийся луч света был даже ярче, чем прежде. Керди решил, что самое время вновь что-нибудь предпринять. Он изо всех сил упёрся в плиту плечом, но результат был таким же, как если бы он попытался сдвинуть каменную стену. Всё, что оставалось Керди, это сидеть и ждать.
Тем же утром принцесса проснулась от испуга. В комнате стоял ужасный шум — мешанина рычания, шипения и возни, производимая какими-то животными, которые непонятно чем здесь занимались, — скорее всего, дрались. Но, вспомнив наказ прабабушки, что ей следует делать, если она испугается, принцесса немного успокоилась. Она немедленно сняла колечко с пальца и засунула его под подушку. При этом она почувствовала, что кольцо будто хочет выскочить у неё из ладони, словно кто-то тянет за ниточку. «Это, должно быть, моя прабабушка», — решила принцесса и настолько осмелела, что даже потратила целую минуту, чтобы надеть свои изящные маленькие туфельки, вместо того чтобы ринуться из комнаты босиком. Обуваясь, принцесса заметила длинный небесно-голубой плащ, переброшенный через спинку стула, стоящего возле её кровати. Раньше этого плаща не было в её гардеробе, и всё-таки сейчас он был словно специально для неё приготовлен. Принцесса накинула плащ себе на плечи, затем, оттопырив указательный палец правой руки, нащупала прабабушкину ниточку, вдоль которой тут же и отправилась, ожидая, что ниточка приведёт её прямиком к старинной лестнице. Достигнув двери, принцесса обнаружила, что ниточка опустилась вниз и бежит теперь у самого пола, так что девочка едва на четвереньки не становилась, чтобы только не потерять ниточки. А потом, к удивлению и даже к испугу принцессы, ниточка вовсе не повела её к лестнице, а свернула в противоположную сторону. По знакомым узеньким коридорчикам она тянулась почти до кухни, и всё-таки, не доходя до неё, вновь свернула вбок и привела принцессу к двери, выходившей на небольшой задний дворик. Поскольку некоторые из служанок уже встали, дверь стояла распахнутой. Ниточка тянулась через дворик, всё так же у самой земли, до калитки в заборе, выводящей на горную тропку. Пройдя сквозь калитку, ниточка поднялась на уровень пояса, отчего принцессе стало гораздо легче держаться за неё.
А ведь принцессин испуг был вызван сущей ерундой. Большой чёрный кот поварихи, преследуемый терьером экономки, пробегал мимо дверей её спальни, которая не была как следует притворена, и двое проказников забежали в комнату, чтобы устроить там генеральное сражение. Как это они не разбудили няню, остаётся загадкой, но я подозреваю, что старая леди из башни тут как-то замешана.
Утро выдалось тёплым, нежно веял ветерок. Тут и там принцессе попадались поздние примулы, но она не останавливалась, чтобы с ними поздороваться. Небо покрывали небольшие облака. Солнце ещё не встало, но их пушистые бочки уже были освещены его светом и приняли вид оранжевой и золотой бахромы. Роса круглыми каплями лежала на листьях и бриллиантовыми серёжками висела на травинках вдоль дороги.
«Какая прелестная паутинка!» — подумала принцесса. Это и впрямь было похоже на паутинку, длинную и волнообразно колеблющуюся в отдалении на одной их круч. Но время для летающих паутинок ещё не подошло, и Айрин скоро поняла, что на самом деле это её ниточка, блестевшая в свете утренней зари. Куда она тянулась, принцессе было невдомёк, к тому же никогда ещё в своей жизни принцесса не выходила из дому до восхода солнца; но этим прохладным и свежим утром всё казалось ей таким прекрасным, полным какого-то обещания, что принцесса чувствовала себя счастливой и думать не думала о страхах.
Сначала ниточка всё тянулась в гору, но затем внезапно завернула влево, вниз и вывела принцессу на ту самую тропу, на которой они с Лути повстречали Керди. Но сейчас принцессе это и в голову не пришло, поскольку в утреннем свете ей открылись чудесные, далёкие-далёкие виды, от которых захватило дух. Принцесса видела дорогу, уводящую за горизонт, по которой приезжал её папа-король со своим сверкающим отрядом, при звуке горна, разрывающего воздух, и признала в этой дороге старого друга. А ниточка вела её по тропе всё вниз да вниз, затем немного вверх и снова всё вниз. Вот тропа сделалась неровной и каменистой, но ниточка и не думала с неё сворачивать. Временами, ведя вдоль ниточки своим розовым пальчиком, Айрин перепрыгивала через ручейки, с журчанием сбегавшие по склону. А дорога становилась всё бугристее и круче, местность делалась глуше, и Айрин невольно задумалась, не слишком ли далеко она зашла. Обернувшись, чтобы бросить взгляд на свой дом, она не увидела ни дома, ни садика, один лишь вздымающийся за ней бесплодный и каменистый горный склон, закрывший всё на свете. Но ниточки вела её, и принцесса не отступала. Небо делалось светлее; первые солнечные лучи вдруг осветили верхушку скалы прямо перед принцессой, словно туда опустился с неба сияющий ангел. Тропа упиралась в эту скалу, да и ниточка вела прямо к ней. Девочка вздрогнула от макушки до пят, когда увидела, что ниточка и в самом деле тянется в какую-то расщелину, из которой выбегал ручеёк. Он словно радовался, что выбирается на свет, а вот принцессе предстояло войти в темноту.
Но она не колебалась. Расщелина, правда, была достаточно высока, чтобы девочке не пришлось наклоняться. Некоторое время из-за спины ещё падал свет, но после первого же поворота он пропал, и принцесса зашагала в полнейшей темноте. Самое время забояться по-настоящему! Принцесса не переставая нащупывала ниточку — то впереди себя, то позади, и, продвигаясь дальше и дальше во мраке пустотелой горы, всё чаще вспоминала свою прабабушку: и о чём они с ней разговаривали, и какая она была добрая, и какая красивая, и её прекрасную спальню, и пламенеющие розы, и большую люстру, способную светить сквозь каменные стены. Нет, не могла ниточка привести её сюда сама по себе, без ведома прабабушки! Но как же нелегко двигаться вперёд, когда тропа делается слишком крутой и особенно когда пошли места, где приходится спускаться по неровным ступеням, а иногда и по приставным лестницам. Так попадала принцесса из одного узкого хода в другой, пока не оказалась у небольшого пролома, через который вынуждена была пролезать на коленках. И с другой стороны пролома её ждало всё то же самое.
«Попаду ли я когда-нибудь снова домой?» — подумала девочка раз, другой, третий, сама удивляясь собственной храбрости и начиная верить, будто движется всего-навсего в каком-то увлекательном сновидении. Иногда ей слышался шум воды — смутное бульканье за стеной; временами раздавались звуки ударов, которые, становясь всё ближе и ближе, в конце концов стихали позади. И не сосчитать, сколько приходилось ей поворачивать, подчиняясь натяжению ниточки.