Страница 21 из 35
Керди, хоть и распластался недвижимо, всё же не настолько лишился чувств, чтобы не слыхать, как королева диким криком отдаёт какие-то приказания, после которых до слуха мальчика донеслись шлепки множества мягких ножек, сопровождаемые таким звуком, словно по полу волокли что-то очень тяжёлое. Затем последовали раскаты сыплющихся где-то рядом камней. Под этот звук Керди совершенно впал в забытьё, ведь он был здорово побит.
Когда он пришёл в себя, вокруг стояла полнейшая тишина и абсолютная темень, за исключением слабого мерцания в одном углу. Керди подполз к тому месту и обнаружил, что гоблины привалили каменную плиту к расщелине, через которую королева зашвырнула его сюда. Из оставшейся щёлки пробивался один-единственный лучик от костра. Керди и на волос не смог сдвинуть плиту, потому что с другой стороны она была присыпана грудой камней. В слабой надежде нащупать свою кирку мальчик отполз назад, туда, где он лежал до того как пришёл в себя. После безуспешного поиска он понял, что его дело плохо. Он сел прямо и попытался думать, но очень скоро крепко заснул.
Долгонько он, должно быть, спал, потому что когда проснулся, то чувствовал себя превосходно отдохнувшим — даже синяки и раны почти не болели — и очень голодным. А из соседней пещеры раздавались голоса.
Значит, на поверхности земли опять ночь, ведь днём гоблины спят.
Во всеохватной и нерушимой темноте своего подземного мира гоблинам было всё равно, какую пору суток выбрать для сна, а какую для работы; они выбрали для бодрствования ночь лишь в противоположность людям солнечного света, ведь по ночам было меньше вероятности встретиться с рудокопами в недрах горы, когда гоблины сами работали, или на открытом воздухе, когда они выгоняли пастись своих овец или отлавливали диких коз. К тому же с заходом солнца нагорная местность становилась хоть как-то похожа на их родные, такие мрачные области, и терпима для их кротовых глаз, упорно избегавших любого источника света кроме своих костров и факелов.
Керди вслушался и вскоре понял, что речь идёт о нём.
— Ну и сколько это будет продолжаться? — спросил Заячья Губа.
— Пару дней, я бы сказал, — ответил король. — Это несчастные хиляки, все эти люди солнечного света, которые вечно хотят есть. Мы-то неделями можем обходиться без еды, и нам только лучше, но мне рассказывали, что они едят по два или по три раза на день! Поверишь ли? Они что, пустые внутри? Не то что мы: почти сто процентов — крепкая плоть да кости. Так что — неделя голодовки, и он загнётся.
— Если уж позволите и мне сказать слово… — встряла королева. — Я ведь тоже обладаю правом голоса в этом вопросе, верно?
— Негодник полностью в твоём распоряжении, жёнушка, — ответил ей король. — Он — твоя собственность. Ты ведь собственноручно его поймала. Нам одним это ни за что бы не удалось.
Королева расхохоталась. Сейчас она, похоже, была в лучшем расположении духа, чем в прошлую ночь.
— Я только хотела сказать, — продолжала она, — что жалко будет, если пропадёт так много свежего мяса.
— Чем ты слушаешь, супруга? — возмутился король. — Да само понятие «смерть от голода» указывает на то, что мы не собираемся давать ему мяса, ни свежего, ни копчёного.
— Не такая уж я тупица, как ты иногда думаешь, — огрызнулась её величество. — Я имела в виду, что пока он будет помирать от голода, на его костях не останется никакой поживы.
Тут король прыснул со смеху.
— Хорошо же, жёнушка, получай его, если желаешь. Со своей стороны я на него не претендую. Мне кажется, он слишком жёсткий для еды.
— Не собираюсь я его есть! Слишком много чести наглецу! — возразила королева. — Но почему наши бедные животные должны лишаться такой пищи? Наши котики и собачки, наши поросятки и мишки найдут его вкусненьким.
— Ты — лучшая в мире хозяйка, моя дорогая королева! — воскликнул её муж. — Будь по-твоему. Привести его сюда да позвать слуг, чтобы немедленно его прирезали! И поделом. Этот невежа докопался до нашей самой отдалённой крепости, вот ведь напасть! А то свяжем его по рукам и ногам и отдадим на растерзание в нашем Большом зале. Да ещё и иллюминацию устроим.
— Ой как здорово! — разом воскликнули королева и её сынок-принц, всплеснув в четыре руки. А принц вдобавок отвратительно пришлёпнул своей заячьей губой, словно собирался тоже прикинуться кровожадным зверем.
— Вот только, — добавила королева, немного поразмыслив, — слишком с ним много хлопот. Что и говорить: несчастные они твари, но уж за ними глаз да глаз! Сама не пойму, как это мы со всеми нашими недюжинными способностями, с нашими знаниями и мощью до сих пор позволяем им существовать? Почему бы нам не уничтожить их вовсе и не захватить их скот и пастбища? Нам, разумеется, незачем селиться в их ужасной стране! И цвета-то там чересчур кричащи. А вот как скотный двор — сгодится. Глаза наших животных понемногу привыкнут, а если они и ослепнут — не страшно, спокойнее будут жиреть. Но мы бы также разводили их рогатый скот и прочую живность, от которой сами получали бы разную вкуснятину — сыр да сливки, которые нынче мы только по случаю можем пробовать, когда нашим храбрецам удаётся стащить немного с ферм.
— Об этом стоит подумать, — сказал король, — и я даже удивляюсь, почему тебе первой это пришло в голову, разве что у тебя гениальный дар завоевателя. Но ты справедливо заметила: есть в них что-то такое, что доставляет нам хлопоты, и было бы лучше, если я правильно тебя понял, чтобы этот мальчишка сперва поголодал пару деньков. Это поубавит ему прыти.
— Это ещё что за звуки? — вскрикнула королева, вся содрогнувшись от головы, напоминающей медный горшок, до гранитных башмаков.
— Скорее всего, — мрачно произнёс король, — это существо солнечного света горланит в своей норе.
— Прекрати этот отвратительный шум! — доблестно вскричал крон-принц, вскочив на ноги и подбежав к груде камней, за которой находилось Кердино узилище. — Сейчас же, а то голову оторву!
— Попробуй! — крикнул Керди и вновь затянул:
— Ох, не снести мне этого! — воскликнула королева. — Как мне хочется снова потоптать его отвратительные цыпочки своими гранитными башмаками!
— По-моему, нам лучше отправляться спать, — сказал король.
— Но ещё рано, — возразила королева.
— Я бы на вашем месте отправился спать, — сказал Керди.
— Нахал! — с величайшим презрением воскликнула королева.
— На нашем месте быть невозможно, — с достоинством произнёс король.
— И верно, — согласился Керди и начал новую песенку: