Страница 57 из 66
Навстречу Дмитрию из-за стола поднялся красивый блондин лет сорока. Он вгляделся в лицо посетителя, и улыбнулся.
– Ну, не ожидал, – заметил он. – И что же делает морской волк в ведомстве шефа жандармов?
Вот это оказался сюрприз! Впрочем, очень приятный: князь Курский – начальник департамента разведки в министерстве иностранных дел – был старым приятелем Дмитрия. Когда-то они познакомились, вместе сопровождая великого князя Николая в его поездке по Англии. Это меняло все дело! Ордынцев откровенно обрадовался. Он пожал руку князя Сергея и объяснил:
– От Бенкендорфа я лишь привез письмо, а сам же по-прежнему остаюсь моряком.
Курский усадил Дмитрия в кресло у старинного письменного стола, сам сел напротив и поинтересовался:
– Что нужно от нашего ведомства шефу жандармов?
– Он переложил на вас тяготы помощи Черноморскому флоту в борьбе с турецкими шпионами.
Дмитрий протянул Курскому записку. Тот быстро пробежал несколько строк и попросил:
– Расскажи мне все с самого начала.
В который уже раз за последние дни Ордынцев повторил свой рассказ и добавил, что сейчас шпион, скорее всего, уже арестован.
– Уже через два часа меня ждут в Петропавловской крепости, – пояснил он, – я бы хотел понять, будет ли ваше ведомство помогать морякам в дальнейшем проведении этой операции – или мы ограничимся тем, что обезвредим шпиона?
– Заманчиво… – призадумался Курский. – Ты предлагаешь передавать туркам ложные данные? Тогда сделаем так…
Он быстро набросал план операции. Ни одна мелочь не ускользала от его внимания. Наконец Курский спросил:
– Кто будет писать для нас фальшивые донесения? У тебя есть кто-нибудь на примете?
– Я рекомендую Костикова, чиновника, готовившего доклады для военного министра. Этот человек согласился дать показания против шпиона, думаю, что он станет помогать и дальше.
– Отлично, с военным министром я тогда поговорю сам, – решил дипломат и предложил: – Раз начинаем такую серьезную операцию, может, ты перейдешь на дипломатическую службу? Мне тогда не нужно будет договариваться с твоими начальниками.
Дмитрий от неожиданности опешил, но сразу же отказался:
– Нет, Сергей, я люблю море.
– Ну, раз так, будем считать, что предложение остается в силе на неопределенный срок. Поехали в Петропавловскую крепость. Хочу послушать, как такое могло получиться, что русский граф стал турецким шпионом.
– Мне тоже любопытно, – признался Ордынцев, – надеюсь, что мы скоро это узнаем, ведь Щеглов пообещал расколоть этого молодца, а Петр Петрович всегда держит слово.
Щеглова они нашли в Комендантском корпусе Петропавловской крепости. Увидев вошедших, пристав явно обрадовался:
– Я смотрю, вы уже с командой? – заметил он.
– Да, все сладилось, теперь мы работаем вместе с дипломатами. Знакомьтесь: князь Курский.
Щеглов назвал себя, пожал дипломату руку, а потом рассказал, как проходило задержание:
– Печерский нас совершенно не ждал. Сказать, что он был потрясен – это не сказать ничего. Он полностью потерял самообладание и вел себя как баба: сначала весь вспотел, а потом рыдал и, завывая, катался по полу. Я такого, по правде сказать, еще не видел. В его мезонине мы нашли гашиш, стопку документов, похищенных из Адмиралтейства, кисет с золотыми червонцами и печатку с двумя змеями. А самое интересное, что мы нашли и задание, отправленное для Печерского из Одессы – то самое письмо, которым Гедоев его шантажировал. Печерский признался, что бумаги похитил для продажи, но категорически отрицает, что убил своего связника. Я без вас не стал говорить о шпионаже и Турции, здесь уж вам – карты в руки, мое дело – доказать, что он убийца.
Щеглов протянул Дмитрию найденное письмо, тот прочитал его и показал Курскому.
– Ну надо же, их интересует не только юг, но и западное направление. Широко берут! – заметил дипломат, а потом предложил: – Давайте начнем.
Щеглов отдал распоряжение привести арестованного. Дверь распахнулась, и в комнату ввели уже закованного в кандалы Печерского. Конвоиры усадили арестанта на стул и отошли – один к окну, а другой – к двери.
– Что это все значит?! – вскричал Печерский. – Как вы могли арестовать меня, дворянина и графа?
– До вас в той камере сидел князь, – заметил Щеглов. – Но вы нам истерики не закатывайте, все равно не поможет! Не хотите в убийстве сознаваться, я подожду, а пока расскажите нам, как вы на Турцию шпионить начали.
Кровь отлила от лица Печерского, и оно стало уже не землистым, а мертвенно-серым.
– Воды, – прошептал он.
– Воды нальем, мы же не изуверы, – согласился капитан и протянул арестанту стакан. – Если с нами по-хорошему разговаривать – можно и тюрьмой отделаться, а то ведь законы в стране двести лет не менялись: за самые тяжкие преступления четвертование положено. Мучительная штука, скажу я вам!
Печерского затрясло, его руки ходили ходуном, расплескивая воду. Но Щеглов как будто и не замечал его состояния, он невозмутимо продолжил:
– Нам тут местные старожилы рассказали, как вы несколько месяцев назад сами арестованных допрашивали, так что объяснять вам не надо – вы и так все знаете. Шпионить в пользу врага – тягчайшее преступление! И кому помогать вздумали? Туркам!
– Я им не помогал, – отозвался Печерский, – я им ложные бумаги посылал, сам все придумывал и выдавал за настоящие, я помогал своей стране.
– Вы лжете, – вмешался Дмитрий, – перехвачены два ваших донесения, вы ничего не придумывали: вы воровали документы в Адмиралтействе и у военного министра и отправляли их врагу в том виде, как есть. Есть свидетели вашего разговора с Гедоевым, когда тот начал вас шантажировать. Он понял, что вы – шпион, и принялся тянуть с вас деньги.
Князь выложил на стол пакет, отправленный Печерским с новым связным, и печатку, найденную при обыске.
– Вы полностью изобличены, вам может помочь только чистосердечное признание, – посоветовал арестанту Щеглов, – иначе – четвертование. Вряд ли государь снизойдет до того, чтобы заменить его для вас на повешение. По крайней мере, я просить об этом не стану.
Печерский разваливался на глазах: его широкое лицо разъехалось в гримасе плача, плечи затряслись, и он зарыдал. Массивное тело арестанта начало сползать со стула, и Щеглов, уже видевший его в истерике, кивнул конвоиру. Тот подхватил падающее тело и вернул его в прежнее положение.
– Нам надоел этот концерт! – гаркнул частный пристав. – Либо вы начнете отвечать на вопросы – либо я закрываю дело, признав вас шпионом и убийцей. Завтра вас осудят, а через пару дней казнят.
– Я скажу все, что знаю, спрашивайте, – сквозь затихающие рыдания пообещал Печерский.
– Вот так-то лучше, – отозвался капитан и обратился к Ордынцеву: – Приступайте, Дмитрий Николаевич.
– Расскажите, когда и как вы начали работать на врага. Что заставило вас стать изменником?
Печерский подавил всхлип и признался:
– Это все из-за греков. Мой отец все состояние оставил старшему брату, я был этим просто сражен, хотел доказать всем, что со мной поступили неправильно. В тот тяжелый душевный момент мне подвернулись князья Ипсиланти, они так красиво распинались о свободе Греции. У них выходило, что все, кто борется за это святое дело – герои. Я им поверил и поехал по их поручению в Константинополь. Братья Ипсиланти послали меня на верную смерть: ведь я не знал ни турецкого, ни греческого языков, а паспорт мой оказался поддельным. Деньги быстро кончились, а греческие заговорщики, вместо того, чтобы выполнять мои приказания, а ведь я был посланником их вождей, избегали меня. Они не давали мне ни денег, ни еды, никто не хотел селить меня в своем доме. Эти фанариоты выдавливали меня обратно.
– И тогда вы предложили свои услуги туркам? – уточнил Дмитрий.
– Я голодал, а греки, которые должны были мне служить, ели досыта.
– И что же было дальше? – поторопил арестанта Щеглов. – В ваших интересах быть поразговорчивее.
– Да, конечно, – заторопился Печерский, – я понял, что фанариоты меня не признают, они даже не скрывали своего скептического отношения ко мне, и я решил их наказать. Обратился к турецким властям и пообещал выдать всех заговорщиков, если мне дадут приличное жилье и устроят на службу. Мои условия приняли: мне выделили хороший дом и стали платить приличные деньги. Турки разобрались с заговорщиками-греками, а потом поставили мне условие, что денег станут давать гораздо больше, если я вернусь в Россию и буду пересылать оттуда донесения. Их интересовали сведения об армии и флоте.