Страница 52 из 66
Августейшие особы медленно продвигались внутри живого коридора. Молодой император, улыбаясь, приветствовал гостей праздника. Он поздоровался с четой Ливен, с улыбкой кивнул Ордынцеву, которого помнил со времен их совместного пребывания в Англии, и собирался уже пройти дальше, но мать остановила его. Вдовствующая императрица поглядела на макушку, присевшей в реверансе Надин, и поинтересовалась у Ордынцева:
– Князь, если я правильно поняла ваше присутствие рядом с этой молодой дамой, то вас можно поздравить. Вы обвенчались?
– Да, ваше императорское величество, Надежда Александровна вчера стала моей женой, – почтительно сообщил Дмитрий.
– Очень похвально, – обрадовалась императрица, – насколько я знаю, вопрос с приданым сестер Чернышевых как раз решен.
– Да, я подписал распоряжение, – подтвердил Николай Павлович и добавил: – Поздравляю, князь! Вы позволите мне пригласить вашу жену на мазурку?
Дмитрий поблагодарил государя, а польщенная Надин гордо улыбнулась.
Это оказалось лишь началом ее триумфа. Полонез она танцевала с мужем, мазурку – с государем, вальс – герцогом Девонширским, а потом уже не считала ни танцев, ни кавалеров. Надин была королевой бала, и в глубине души даже подозревала, что сегодня смогла затмить молодую императрицу, а самое главное, она видела неприкрытый восторг в глазах Ордынцева. Она вернула упущенную победу! Надин танцевала очередной вальс, через плечо кавалера она глянула на то место, где оставила мужа. Он весь вечер простоял у колонны, наблюдая за ней. Дмитрий был там же, только теперь – не один. Рядом с ним стояла высокая женщина в ярко-голубом платье с такого же цвета пышной шелковой чалмой на голове. На глазах у жены Дмитрий положил руку на талию женщины и закружил ее в вальсе. Радость Надин растаяла, как мартовский снег. С кем еще мог танцевать ее муж? Только со своей любовницей.
Надин даже не заметила, как закончился вальс. Очередной кавалер подвел ее к колонне и откланялся. Дмитрий вернулся почти сразу. Муж пытливо вглядывался в ее лицо. Похоже, что он сразу все понял, поскольку сказал:
– У нас произошел деловой разговор – Нарышкина хотела выкупить одесский дом, который сама так неосмотрительно продала моей матери.
– Да?.. – полувопросительно и совершенно равнодушно ответила на его тираду Надин, и перевела разговор на другое: – Царская семья уже покинула бал, я думаю, что теперь и простым смертным можно уехать.
– Если хочешь, – согласился Дмитрий, но уезжать ему не хотелось, и он спросил: – а ты больше не будешь танцевать? По-моему, у тебя сегодня был потрясающий успех.
– Не больше, чем обычно, – пожала плечами Надин, – я уже привыкла.
Она хотела донести до мужа, что считает себя королевой – была такой до него, и будет после. В ее жизни с появлением Дмитрия ничего не изменилось.
Всю обратную дорогу они молчали, и по приезде Надин сразу же ушла в спальню, а утром управляющий передал ей большую сумму в золоте и невнятную записку от мужа, сообщавшего, что дела требуют его присутствия в столице. Кто что хотел, то и получил: княгиня Ордынцева осталась в Москве в гордом одиночестве.
Глава 26
Одиночество! Раньше Ордынцев даже любил его, почему же теперь возможность принадлежать самому себе стала такой тягостной? Он же хотел, чтобы в его жизни ничего не менялось… Его дорожные раздумья так и не стали плодотворными – ответов на свои вопросы он не нашел.
Его коляска въехала на окраину Санкт-Петербурга. Вот, что не менялось, так это российская столица: все, как всегда, – тяжелые свинцовые тучи, мелкий моросящий дождик и холодный ветер. Впрочем, это даже к лучшему: чтобы залечить раны нужны привычка и обыденность, а любимый дом на Литейном – как раз то, что нужно.
Дмитрий добрался, наконец, до своих комнат. Как все здесь было привычно и напоминало о прежней уютной жизни. Сейчас в нем жило лишь одно желание: вновь стать самим собой, забыть Москву и горечь неудач.
Он глянул сквозь омытое дождем стекло на серый Литейный проспект. Хватит с него экспериментов, пора собрать волю в кулак и довести начатое дело до успешного завершения. Он осведомился у дворецкого об Афоне и узнал, что тот отправился на Охту к Щеглову.
«Раз Паньков не уехал, значит, идея с ямщиком пока не сработала», – понял Дмитрий.
Мысль о деле уже захватила его, и он стал просчитывать варианты развития событий в столице. Жаль, если Афоне не удалось убедить Печерского в своей способности стать связником… А может, шпиону пока нечего пересылать своему начальству?
«Как же нечего, – вспомнил Дмитрий, – а доклад по военным поселениям? Печерский не станет долго держать такие документы дома, он должен их переправить. Тогда почему он медлит? Может, надеется договориться с Гедоевым? Но это, учитывая их взаимные угрозы, совсем маловероятно. Нужно ехать на Охту, искать Щеглова и Афоню».
Не прошло и часа, как он уже поднимался по ступеням охтинского участка. Он нашел своих соратников в кабинете Щеглова. Сам капитан сидел за письменным столом, а Афоня, свесив ноги, примостился на подоконнике. Увидев Платона, оба просияли. Только не поздравления, черт побери! Сразу к делу!
– Пожалуйста, расскажите, как обстоят наши дела, – предложил Ордынцев, пресекая любые разговоры о своей женитьбе.
Афоня доложил первым:
– Я довез нашего голубчика до Санкт-Петербурга, угождал ему, как только мог, под ноги стлался и, похоже, понравился его сиятельству. Он вскользь меня расспрашивал, могу ли я выбирать маршруты своих поездок, и приходилось ли мне ездить в Крым и на Кавказ. Я наплел, что изъездил всю Малороссию и Бессарабию, а поехать могу, куда угодно, лишь бы деньги платили. По приезде, когда я Печерского около его дома высаживал, он велел мне через три дня к нему на эту квартиру явиться. Срок истекает завтра, вот и узнаем, как мы сыграли партию.
Дмитрий вздохнул с облегчением: его молодой помощник не только справился с выбранной ролью, но, похоже, и преуспел.
– Мои ребята следят за его домом, – вступил в разговор частный пристав, – Печерский весь день никуда не выходит, лишь вечером в публичный дом на Охте выбирается, вот уже два дня, как там время проводит. Зайдет, когда еще светло, а выйдет на рассвете и бредет пешком до своего дома. Ребята говорят, что он идет, шатаясь.
– Обкуривается! – определил Ордынцев и уточнил: – Вы за обоими следите?
– Пока графа не было, за Гедоевым следили, а теперь на Печерском сосредоточились. Если они снова встретятся, граф нас туда сам приведет, – объяснил частный Щеглов: – Людей на слежку сразу за двумя объектами у нас не хватает, ведь теперь круглосуточно смотреть приходится.
А вот это уже плохо! Вдруг они что-то упустят?..
– Не было бы сюрпризов, – стараясь не обидеть своих соратников, осторожно заметил Дмитрий. – Когда за Гедоевым следили, ничего интересного не видели?
– Скандал у него с соседом вышел. У Конкина во дворе они и подрались, а разнимала их высоченная рыжая бабища, как оказалась, она все в том же борделе работает, Неонилой зовут, – начал вспоминать Щеглов. – Кстати, Гедоев, как видно, под горячую руку так свою жену излупил, что она рожать принялась. Местную акушерку, принимавшую роды, мы потом ненавязчиво опросили, та подтвердила, мол, от побоев преждевременно все и случилось. Восьмимесячным младенец родился, слабый, но выжил.
– А чего они с соседом скандалили? Может, эту Неонилу допросить?
– Уже сделано, – отозвался капитан. – Данила вновь со своим коробом бордель посетил. Все девицы сбежались. Они меж собой болтали, а паренек наш слушал. Оказывается, эта Неонила, пока мадам Аза после родов еще не оправилась, всеми делами там заправляет. Она сама девицам рассказала, как хозяйкин муж подрался с купцом Конкиным из-за какого-то товара, да купец его побил, тогда Гедоев пошел домой и избил жену. Теперь и мать, и дитя еле живы.
– Ну, а какой товар не они поделили – мы с вами знаем, – присоединился к разговору Афоня.