Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 42 из 66

– Давайте поговорим спокойно, – предложила она. – Князь, вам придется простить некоторую нервозностьь, с какой мы все воспринимаем случившееся, причина – в нашей сложной ситуацией.

Ордынцев выгнул бровь и поинтересовался:

– Мария Григорьевна, вы имеете в виду августейшее внимание к нашей судьбе? Действительно, ситуация необычная, и можно сказать, что безвыходная.

– Вот именно, что безвыходная, – поддержала его Софья Алексеевна. – Я должна дать согласие на брак моей девочки с человеком, которому она глубоко безразлична. Поймите чувства матери, я своим дочерям хотела счастья.

– Сонюшка, никто и не говорит, что Надин будет несчастлива в этом браке, – кинулась вновь спасать положение старая графиня, – я знала семью князя, сын похож на своего отца, а тот был прекрасным человеком и очень любил свою супругу.

– Благодарю за лестное сравнение, – чуть улыбнулся Ордынцев, и тут же став серьезным, обратился к будущей теще. – Ваше сиятельство, не нужно требовать невозможного. Жизнь все расставит по своим местам. Мое предложение – максимум того, что я могу дать. В вашей власти – принять его или отвергнуть. Вам нужно время на размышления?

Графиня заколебалась. Она прекрасно осознавала, что ситуация для ее семьи абсолютно однозначная, а если она пойдет против воли вдовствующей императрицы, пострадают и дочери, и сын, но принести одно свое дитя в жертву ради остальных она тоже не могла. Графиня бросила затравленный взгляд на тетку, а потом и на подругу.

– Что мне делать? – прошептала а она, обращаясь к обеим.

– Давайте спросим Надин, – предложила Кочубей. – Я сейчас приведу ее.

Софья Алексеевна поняла, что подруга предвидела ее колебания, потому что за дочерью идти не пришлось: Надин ждала в коридоре. Она вошла в гостиную, опустив глаза, сделала изящный реверанс и так же скромно присела в кресло у окна. Солнечный свет мелкими бликами заиграл на черных волосах и позолотил косынку в вырезе белого платья. Надин была милой и домашней, такой, какой Софья Алексеевна любила ее больше всего, и это сокровище нужно было отдать человеку, который совершенно не был его достоин. Графиня уже собралась объяснить дочери, что не хочет делать ее разменной монетой в играх царского двора, когда заговорила Кочубей:

– Надин, князь просил твоей руки. Он уже изложил нам свои планы по поводу вашего брака. Дмитрий Николаевич предлагает отказаться от тех средств, что тебе выделит семья, а сам готов обеспечивать жене самый роскошный образ жизни. Я так поняла вас, ваша светлость?

– Совершенно верно, – невозмутимо подтвердил Ордынцев. – Я предлагаю пятьдесят тысяч в год на туалеты, столько же на личные расходы моей жены, а во вдовью долю передаю ей Апраксино – большое подмосковное имение – и дом на Неглинной.

– Очень щедрое предложение, – подтвердила Мария Васильевна, переглянувшись со старой графиней. – Что ты думаешь, Надин?

Девушка чуть помолчала, а потом подошла к матери и поцеловала ей руку.

– Мамочка, я согласна стать женой князя Ордынцева, прошу вас, дайте и вы свое согласие.

– Но ведь потом будет поздно, – прошептала Софья Алексеевна, глядя в синие глаза своей дочери. – Подумай хорошенько.

– Я уже все взвесила, – так же тихо ответила ей Надин, – пожалуйста, примите предложение.

Софья Алексеевна вздохнула и подняла глаза на невозмутимого «жениха». Такой зять был ей явно не по душе, но куда теперь деваться? Приняв неизбежное, графиня объявила::

– Князь, от имени своей семьи я принимаю ваше предложение, сделанное моей дочери. Ваши условия меня устраивают. В приданое Надежде предназначено село Павлово, оно находится в двадцати верстах от Москвы по Калужскому тракту.

– Я даю за внучкой пятнадцать тысяч и семейные драгоценности, – вступила в разговор графиня Румянцева, – а после моей смерти она унаследует одно из моих поместий во Владимирской губернии.





– Благодарю, – поклонился Ордынцев. – Я пришлю к вам поверенного с проектом брачного договора, мне хотелось бы подписать его как можно быстрее.

– Зачем спешка? – удивилась Софья Алексеевна.

– Ваша дочь выразила пожелание обвенчаться через три дня, то есть девятого сентября, а на следующий день быть представленной обществу в качестве моей княгини на балу у герцога Девонширского.

– Надин!.. – Софья Алексеевна вложила в имя дочери все отчаяние материнской души. Она так старалась спасти девочку от ошибки, а та сама спешила затянуть брачные путы. Графиня посмотрела в заалевшее лицо дочери и вновь удивилась удивительной внутренней силе своего ребенка: с пылающими щеками и срывающимся от волнения голосом Надин все-таки твердо и четко выразила свою волю:

– Мне хочется именно этого, если князь согласен выполнить мое желание, прошу мою семью пойти навстречу нашему общему решению.

– Мы даже не успеем сшить платье, – осторожно напомнила графиня Кочубей, прикусившая язык, глядя на эту битву характеров.

– Мне не нужно нового платья, – равнодушно пожала плечами Надин, краска уже сбежала с ее лица, и она успокоилась, – и праздника никакого устраивать не будем. Пусть нас обвенчает отец Иоанн в храме Дмитрия Солунского напротив нашего дома, а на церемонии я хочу видеть только вас, ну, и Виктора Павловича, конечно.

– Мой муж будет посаженным отцом, – вмешалась графиня Кочубей, – а кто будет шафером?

Сдавленные рыдания Софьи Алексеевны стали ей ответом. Поняв, кого хотела бы видеть шафером на свадьбе своих дочерей несчастная женщина, Мария Васильевна тут же осеклась и замолчала, а Надин бросилась обнимать мать.

– Все наладится, – шептала она, – скоро вы увидите Боба, а это самое главное.

– А как же ты? Ты приносишь себя в жертву.

– Никаких жертв, – так же тихо, чтобы ее слышала только мать, ответила дочь. – Князь – самая блестящая партия сезона, вы помните, я пообещала всем именно такую полгода назад. Мне нужно лишь это.

Надин зря надеялась, что никто кроме матери ее не услышит, жених острым слухом моряка тоже разобрал ее шепот. Ничего нового он не услышал, иллюзий относительно душевных качеств своей невесты он не питал, но все равно стало до омерзения противно. Вот так вот – мнишь себя личностью, а девицы считают тебя всего лишь обычным денежным мешком.

Дмитрий поспешил свернуть разговор. Он получил от старой графини мерку для обручального кольца Надин, коротенький список гостей со стороны невесты и откланялся. Раздражение его грозило перерасти в бешенство: невеста явно собиралась продемонстрировать всему свету, что идет за него по принуждению и из-за денег.

«Кем они меня выставляют? Слугой при нищем? – грызли его тяжелые мысли. – Ну, в этом драгоценная Надин и ее семейство просчитались».

Никаких демонстраций он не допустит. Его невеста пойдет под венец как положено – в белом платье и фате – и вести себя будет так же, как и другие новобрачные.

Дмитрий отправился на Кузнецкий мост, купил там фату и самое дорогое – расшитое множеством мелких жемчужин – подвенечное платье. Покупки вместе с двумя французскими модистками он сразу же отправил в дом своей невесты и наконец-то успокоился. Хватит терзаться, когда все уже случилось.

Как же удачно все получилось! Новый военный министр и свежеиспеченный граф Чернышев в наипрекраснейшем расположении духа собирался на бал к представителю французской короны. Поводов для радости было предостаточно. Молодой государь все решил мудро и без обид. Он развел их с Бенкендорфом, разделив меж ними сферы влияния, и теперь всячески демонстрировал обществу, что нового временщика вроде Аракчеева в стране больше не будет. Ну, а коли так, то исчезла и опасность, что кто-нибудь, кроме помазанника Божия, станет отдавать Чернышеву приказания. Это Александра Ивановича очень устраивало, к тому же исполнилось его заветное желание, и он стал графом. Жизнь подняла Чернышева на такую высоту, о которой он раньше и мечтать не мог. Над ним стоял лишь самодержец, служба ему нравилась и была как раз по плечу, да и в семье царили достаток и мир.