Страница 23 из 66
Чернышев больше никогда не вспоминал их первый разговор о племянницах-сиротках. Тогда приказ шефа не оставил простора для толкований: черное было черным, а белое – белым. Вано обязали жениться на старшей из трех девиц и стать опекуном ее младших сестер, при этом он должен был передать Чернышеву приданое своих подопечных и половину от приданого собственной жены. Шеф высказался предельно ясно: выполнишь задание – получишь благоволение его высокопревосходительства, не выполнишь – пинком под зад вылетишь на улицу. Печерский до сих пор удивлялся, почему генерал-лейтенант сменил гнев на милость и не выгнал его после неудачи с Верой Чернышевой. Вано просидел в проклятом Полесье почти три месяца, прекрасно понимая, что задание провалено. Но прячься – не прячься, а от наказания не уйдешь. Он не мог себе позволить потерять столь выгодное место, и, приготовившись к худшему, все же вернулся в столицу.
Шеф уже знал, что его «невеста» вышла замуж за другого, но, как ни странно, поверил объяснениям Вано:
– Ваше высокопревосходительство, дело – в деньгах! Графиня Вера польстилась на состояние Горчакова, вы же знаете, как он богат.
Чернышев тогда переменился в лице, но, помолчав, признал:
– Ну да, девицы – народ меркантильный… – протянул он, но все-таки подбодрил помощника: – Ничего страшного! У нас есть и вторая Чернышева…
Но слова – словами, а на деле все вышло совсем по-другому: Военный министр явно охладел к Вано, и тот никак не мог вернуть их прежние отношения, сложившиеся во времена допросов в Петропавловской крепости. Но всех заговорщиков уже осудили, а вместе с допросами закончились и успехи Вано. Теперь Чернышев занимался проверкой дел в военном министерстве, и огромная армия делопроизводителей и чиновников переписывала для него какие-то бумаги, считала орудия, прибывшие с заводов, корабли в портах и на верфях, шашки и амуницию на складах и головы коров в военных поселениях.
Вот в эту-то бумажную круговерть шеф и бросил Печерского. Вано никак не мог понять, чего же тот добивается. Сам он не знал и половины слов, мелькавших в министерских бумагах, и уж тем более не мог сделать из отчетов и докладных записок какие-то выводы. Вано попытался схитрить: он сложил все бумаги в толстые стопы и принес их Чернышеву, как будто для принятия окончательного решения, но сделал только хуже. Шеф побагровел от бешенства и задал своему помощнику ехидный вопрос, поинтересовавшись, кто кому служит, и понимает ли Печерский, что значит разобраться в бумагах и доложить по форме.
Но окончательно их отношения испортились из-за чертовки Надин. Чернышев сразу же кинулся воплощать свою идею в жизнь: он притащил Вано в музыкальный салон своей супруги и познакомил со второй из сестер Чернышевых, а потом потребовал, чтобы помощник присутствовал на всех вечерах. Вот только барышня нахально игнорировала Печерского. Она была подчеркнуто вежлива, но либо вообще не слышала слов Вано, либо отделывалась односложными ответами. Это не укрылось от глаз Чернышева, тот отчитал помощника за тупость и деревенские повадки и с тех пор перестал замечать. Вано даже не сомневался, что не поедет с патроном на коронацию, и тем приятнее оказалось его удивление, когда Чернышев послал за ним и велел собираться в Москву.
– Я сегодня выезжаю, а вы и Костиков отправитесь завтра, – сообщил Чернышев и добавил: – Соберите все свои выписки по военным поселениям, я обещал, что в один из дней отдыха сделаю для государя доклад по этому вопросу.
Печерский пообещал все сделать и откланялся. Какие выписки? У него их отродясь не было. Хорошо, что Чернышев уезжает сегодня, хоть вечер Вано не испортит. Печерский собирался провести его в уже ставшем привычным месте – в борделе Азы Гедоевой. Там он всегда устраивался в маленькой комнатке на верхнем этаже. Ежевечерний ритуал оставался одним и тем же: он доставал из верхнего ящика комода заранее набитую хозяйкой трубку, закуривал ее и уносился в призрачный мир веселья и радости. Аза не беспокоила его, и Печерский отдавался чарам гашиша, а потом задремывал на кушетке. Он просыпался на рассвете, ехал домой переодеваться, а оттуда уже отправлялся на службу. Вано так привык к ежевечерней дозе сладкого дурмана, что уже не мог от него отказаться, и все его мысли сегодня сворачивали на одну дорожку: как бы так устроиться в Москве, чтобы никто не догадался о его тайном пороке.
Он поднялся в облюбованную комнатку и, выдвинув ящик комода, схватил свою трубку, но та оказалась пустой, в ней не было драгоценной набивки, и Вано вдруг понял, что у него затряслись руки.
«Аза, дрянь такая! Она нарочно это сделала, чтобы помучить меня, – проклюнулась отчаянная мысль, и тут же в голову пришло простое решение: – нужно пристрелить мерзкую бабу! Сначала выколотить из нее правду о том, где эта тварь прячет гашиш, забрать его, а потом убить чертовку».
Это обнадежило, и Вано постарался унять панику. Черная пелена спала с его глаз, а дыхание стало выравниваться. Надо немного подождать, Аза должна сюда явиться, и тогда у него будет много гашиша. Он возьмет трубку и весь запас хозяйкиного курева.
– Да где же ее черти носят?! – пробурчал, глядя на часы, Аза уже час как должна была прийти.
Гнев, замешанный на мучительной ломке, огненной волной побежал из-под сердца, и через минуту Вано уже казалось, что его голова вот-вот лопнет. Если он сию минуту не получит гашиш, то станет выть. Господи, да что же делать?!
На его счастье, наконец-то явилась Аза. Лицо ее оказалось до безобразия распухшим и черно-синим, а на губах и под носом подсыхали кровавые болячки. Ее вид так поразил Печерского, что он на мгновение даже забыл о собственных муках и желании убить Азу.
– Что это с тобой? – спросил он.
– Муж вернулся, – коротко буркнула та. Она подошла к дивану, пошарила под ним и вытянула железный ящик с навесным замком. Снятым с шеи ключом она открыла его и, достав пару завернутых в тончайшую бумагу кубиков, набила трубку.
– Бери, – сказала она, – небось, извелся уже весь.
Печерский не пожелал замечать ее колкости, он высек огонь и стал раскуривать долгожданное зелье. Сделав первую затяжку, Вано успокоился и даже сочувственно поинтересовался:
– За что он тебя так?
– А то ты не знаешь? – зло зыркнула на него Аза.
– И что же я должен знать? – благодушно поинтересовался Печерский. Его уже подхватила сладкая волна, и он не хотел портить себе настроение.
– Да так, ничего…
Аза вглядывалась в обрюзгшее лицо своего любовника и думала о том, что потребовал с нее утром муж – предупредить его о приходе Печерского. Как Алан смог догадаться, что именно Вано – отец ее будущего ребенка, она не знала, но факт оставался фактом. Муж заявил, что Печерский дорого заплатит за свои пакости, и теперь она должна была участвовать в этой мести.
Так предупреждать Вано об опасности или нет? Она всегда знала, что он – конченый мерзавец, но девичьи чувства сыграли с ней скверную шутку. Переспала с Вано, а теперь приходилось расплачиваться. Скотина такая! Он, видите ли, ничего не знает…Аза в последний раз оглядела развалившегося на ее диване мужчину и вышла. Она накинула шаль, пряча лицо, натянула поглубже шляпку и поспешила домой. Там она растолкала мужа, тоже спавшего тяжким сном наркомана, и сообщила:
– Ты хотел знать, когда появится Печерский, так вот – он сейчас лежит в моем кабинете, курит гашиш. Так что вы – два сапога пара. Хочешь, можешь идти к нему, и если вы поубиваете друг друга, я буду только рада.
Аза с интересом наблюдала, как муж старается вырваться из пут дурмана. Он попытался открыть глаза и приподнять голову, но сил у него не хватило, с нечленораздельным мычанием Алан опять провалился в забытье.
– Будьте вы оба прокляты!
Она отошла к открытому окну и задумалась. Ее сын еще не родился, а в том, что у нее будет мальчик, Аза не сомневалась. Ей нужно выиграть время. В конце концов, она пока не в том положении, чтобы загадывать далеко вперед, ей бы пережить следующий день и сохранить своего ребенка.