Из рода Караевых

— Рябовол был председателем Кубанской рады, и его таинственно убили, — с ученической добросовестностью доложил Игорь. — Я читал, что он…

— Ничего ты не знаешь! — прервал брата Дима. — Рябовола убрали за его самостийные симпатии. По приказу контрразведки его застрелил есаул Колков, командир шкуровского волчьего дивизиона. Весь Ростов знал это. А Пуришкевич — тоже, конечно, по-поручению контрразведчиков — пустил в ход версию, что Рябовол убит на «романтической почве».

Иронически прищурясь, Дима продекламировал:

Он сел на стул, стоящий сбоку у письменного столика, снял с раскрытой шахматной доски с расставленными на ней фигурами белую пешку, подбросил ее на ладони, поймал.

— Но это еще чепуха, бог с ним, — сказал он, поставив на место пешку. — А вот в конце стихотворения Пуришкевича прорвало, и он прямо так и написал, что, мол, кубанские казаки дерутся «не за красные знамена большевистских главарей, а за то, чтоб стать у трона стражем будущих царей!». И это напечатано в органе штаба Добровольческой армии, в газете, которую издает осваг![1] Что же тебе еще нужно?

Он опять поднялся, зашагал по комнате. Остановился у стола и сказал презрительно:

— Политики, черт бы их задрал! Дерьмо им возить, а не политикой заниматься. И с кем связались! С Лениным!

Ребром ладони он смахнул с доски белые фигуры.

— Димка! — с ужасом прошептал Игорь. — Ты что… большевик?!

— Пока нет! — серьезно ответил старший брат и вдруг улыбнулся. И опять на лице его проступило что-то детское, бесконечно милое. — Пока не большевик, — повторил Дима весело, — но уже пламенный, идейный… дезертир из белой армии! Ты что так на меня смотришь?

— Дима, но ведь большевики погубили Россию! — с тем же священным ужасом торжественно произнес Игорь.

Дима сел, положив ногу на ногу, охватил колено сцепленными руками, сказал строго:

— Отличительное качество интеллигентного человека, между прочим, заключается в том, что он не принимает на веру расхожие формулы, лозунги и тезисы, а до всего доходит сам, собственным умом. Кажется, у Островского купчиха боялась слова «жупел»? А ты берешь пошлую политическую сказочку и сам себя ею пугаешь. Какую Россию погубили большевики? Нету одной России! У Кутепова — своя Россия. И у того, кто висит на фонарном столбе на вокзальной площади, тоже, наверное, была своя Россия.

— Нет, Россия одна! Была одна. И будет одна! Вот увидишь! И папа был бы согласен со мной, а не с тобой. Он бы тебе… он бы тебя…

Игорь запутался и замолчал. Слезы выступили у него на глазах. Старший брат посмотрел на его покрасневшее, расстроенное лицо и мягко сказал:

— Ну ладно! Оставим это… Стихи пишешь?

— Пишу, — после долгой и трудной паузы ответил Игорь.

— Прочти что-нибудь новенькое.

Игорь уже раскрыл рот, чтобы произнести первую строку стихотворения, посвященного Асе Пархаевой, но вдруг из гостиной донеслась бурная музыка. Кто-то заиграл на рояле. Потом запел. Братья узнали баритон Гриши Чистова. Гриша пел старую юнкерскую песенку:

К нему присоединился Балкович, и они вдвоем повели припев; небольшой, но чистый тенорок кадета звучал печально:

— Дима! — спросил брата Игорь. — Откуда у Гришки «Георгий»?

Дима улыбнулся язвительно:

— Андрей Каспарович отвалил столько денег на Добровольческую армию, что Гришке достаточно было две недели проторчать на фронте, как ему повесили на грудь солдатский «Георгий» и отпустили с миром домой. Он тут жил в свое удовольствие! Сейчас его берет к себе в личные ординарцы полковник Блейш, командир марковской дивизии. Он бывает у Чистовых.

— А что он из себя представляет?

— Блейш? Храбрый офицер. Бывший измайловец. А в остальном — ограниченный человек, политический обыватель и поклонник Бориса Суворина.

— А кто этот противный кадет, Дима?

— Племянник Блейша. Наш, петроградский. Сын сенатора-домовладельца. Штучка, кажется!

В гостиной больше не пели. Теперь оттуда доносилось мяуканье, фырканье и урчанье. Можно было подумать, что там сейчас разыгрывается пышная кошачья мелодрама. Вот хвостатый донжуан промурлыкал свою страстную серенаду. «Она» ответила «ему» нежным призывным мяуканьем. Но вдруг из-за печной трубы с гневным урчанием вышел кот-супруг с грозно задранным хвостом. Секунда — и смертельная дуэль началась. Распушенные хвосты мелькают, как плащи, острые когти разят, как шпаги. Фырк, визг, вой!

— Гришка упражняется! — сказал Дима, усмехаясь. — Он артистически звукоподражает. Котам, собакам и петухам. У него даже столкновение из-за этого мяуканья вышло с самим полковником Грековым. Ты про нашего ростовского Грекова слыхал что-нибудь?

— Нет.

— Жалкий провинциал! Полковник Греков — это градоначальник Ростова, — впрочем, теперь уже не градоначальник, потому что Кутепов его прогнал коленом под зад. Совершенно щедринский тип, самодур и фанфарон.

— А что он делал?

— Он сочинял!

— Неужели тоже стихи?

— Приказы по городу. Что ни приказ — то шедевр административной литературы. «Командиром моей комендантской сотни назначаю сотника Икаева. Он хоть не юрист, но дело понимает!» В «Утре Юга» его доктор Фрикен в фельетоне потом разделал:

— Этот доктор Фрикен вообще здорово пишет, — авторитетно заметил Игорь.

— Но у Грекова и почище были приказики. Контрразведка схватила как-то одну подпольщицу, еврейку, — она расклеивала в Нахичевани большевистские листовки с лозунгом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». И была казнена, бедняжка! По этому поводу Греков издал приказ по городу, который начинался так: «Ах, Ревекка Мироновна, Ревекка Мироновна!» А кончался предупреждением, что если, мол, «пролетарии всех стран» захотят соединяться «во вверенных моему попечению городах — Ростов-на-Дону и Нахичевань-на-Дону», то он, полковник Греков, их «поймает и повесит». Хорош полковничек?

— А какая же у него история была с Гришкой? — нетерпеливо спросил Игорь.

— Гришка подружился с одним эстрадным актером. Они вместе кутили и ухаживали за барышнями. А жил актер в той же гостинице, где жил и Греков. Гришка бывал у актера, и они, развлекаясь, по ночам раскрывали окна в актерском номере и орали, как коты, на весь двор.

Из гостиной вновь донеслось злобное мяуканье и урчанье. Игорь рассмеялся.

— Действительно, очень похоже!

— И вот они в ресторане знакомятся с Грековым. Сидят за одним столиком, выпивают. Полковник мрачен, как дух изгнания. Они его спрашивают: «Что с вами, полковник? Почему вы такой мрачный?» Полковник говорит: «Подряд несколько ночей не сплю. Представьте, господа, коты здесь, в этой паршивой гостинице, так орут, что спать совершенно невозможно». Посидели, разошлись. А на следующую ночь Гришка и актер опять встретились, открыли окна в номере и давай спьяну снова мяукать и урчать. И вдруг по окнам — бац! бац! — из револьвера. Они упали на пол, лежат. А стрельба продолжается. Стекла сыплются, женщины кричат. В гостинице — паника. Что такое? А это, оказывается, ростовский градоначальник сражается с котами!

1

Осваг — осведомительное агентство — информационно-пропагандистская деникинская организация, тесно связанная с контрразведкой.