Страница 21 из 87
Елена Ивановна с ужасом посмотрела на Игоря:
— У него удар! И, кажется, язык отнялся!
Она склонилась над домовладельцем:
— Вот видите, Григорий Иванович, как вас наказал бог за ваш дурной помысел!
Игорь подумал, что он, пожалуй, больше, чем господь бог, повинен в том, что случилось с Григорием Ивановичем, но эта мысль не вызвала у него чувства раскаяния. Ничего, кроме гадливого отвращения, не внушал ему этот беспомощно распростертый на кровати булькающий «правдолюбец»!
Теперь квартира Ступиных превратилась в настоящий лазарет. Врач был необходим уже двоим. Игорь снова собрался идти за доктором Потаниным, и снова его остановил требовательный и резкий стук во входную дверь.
— Кто там?
— Патруль! Откройте!
В прихожую вошли двое. В английской защитной форме. Только на плечах — черные марковские погоны. Винтовки на ремнях.
Одним из вошедших был Юрий Балкович. Кадет похудел, побледнел. Еще больше он был похож теперь на молодого старика.
Глаза Игоря и Балковича встретились, и Игорь невольно опустил свои: такой лютой ненавистью была налита потускневшая, мертвая синева глаз кадета.
Марковцы вошли в столовую, и второй патрульный, рослый широкоплечий брюнет с густыми мохнатыми бровями-гусеницами, с унтер-офицерскими нашивками на погонах, четко козырнув, сказал Елене Ивановне, стоявшей у стола и приготовившейся ко всему:
— По приказу командования ваша улица входит в зону повальных обысков. Кто здесь живет?
— Здесь живет вдова военного врача, действительного статского советника Ступина с сыном Игорем. Это я! — ответила Елена Ивановна, и достоинство, с которым были произнесены эти слова, восхитило Игоря.
— Сколько у вас комнат?
— Кроме этой еще две.
— Покажите!
Так же спокойно Елена Ивановна отворила дверь.
— Пожалуйста, смотрите!
Патрульные вошли в ее спальню. Григорий Иванович лежал на кровати, задрав к потолку аккуратно подстриженную седую бороденку, дышал трудно, с хрипом. Пальто, ботинки и калоши Игорь и Елена Ивановна с него сняли, когда укладывали на кровать; костюм — тоже новый, со слежавшимися складками — оставили, только ворот рубашки Елена Ивановна расстегнула, чтобы облегчить дыхание.
— Это кто? — резко спросил Балкович. В глазах его вспыхнул огонек.
Игорь подумал: «Если сейчас начнет стонать Забейворота, мы пропали».
Елена Ивановна сказала, приложив пальцы к вискам:
— Ой, у нас такая неприятность, господа! Ночью, когда поднялась стрельба, к нам прибежал владелец дома Григорий Иванович Кувшинов. Наверное, он очень испугался… и вот с ним произошел удар. Срочно нужен врач. Сын как раз собирался идти, когда вы постучали.
Бровастый марковец усмехнулся, бросил насмешливо:
— Нервный какой старичок.
Григорий Иванович застонал и открыл глаза. Взгляд его, как с ужасом заметил Игорь, стал осмысленно-злобным. Домовладелец заерзал, задвигался, забормотал:
— Буль… буль… буль!..
Елена Ивановна, белая, как наволочка подушки, по которой беспомощно металась голова Григория Ивановича, тихо сказала:
— Язык отнялся! Ужасное несчастье!.. Лежите спокойно, Григорий Иванович! — прибавила она властно, обращаясь к домовладельцу. — Вам нужен полный покой. Скоро придет врач.
Григорий Иванович затих.
Брезгливо косясь на его ноги в рваных носках, рослый марковец пошутил галантно:
— Очень сожалеем, мадам, что из-за нас у вас такие хлопоты. Знали бы — стреляли потише. Идемте, Балкович!
Игорь искоса взглянул на мать, и, наверное, в этом взгляде было столько подозрительной радости, что бдительно наблюдавший за ним Балкович тотчас же сказал:
— Мы еще не все комнаты осмотрели!
— Пожалуйста, смотрите! — Елена Ивановна невозмутимо пожала плечами.
Патрульные вышли в столовую, Елена Ивановна взялась за ручку двери в комнату Игоря, где тихо лежал раненый «большевистский повстанец» и, улыбаясь, сказала:
— Я перенесла сюда ночью мою спальню. И там еще не убрано. Поверьте, господа: там никого нет!
Балкович решительно поправил ремень винтовки.
— Пропустите!
— Vous êtes mal élevé[3], молодой человек! — выпрямившись во весь свой прекрасный рост, произнесла Елена Ивановна.
Смутившись, рослый унтер-офицер командирски тронул кадета за рукав шинели:
— Пошли, вольноопределяющийся Балкович!
Вместе с марковцами Игорь вышел на крыльцо. Утро было ясное, чистое. Ни облачка в синем, по-весеннему влажном небе. По крыше дома Григория Ивановича, томно стеная, танцующей походкой семенил перед беленькой голубкой ярко-сизый крупный голубь.
Бровастый марковец достал папиросу из самодельного деревянного портсигара, с лирическим вздохом, глядя на танцующего голубя, произнес:
— Ухаживает, подлец!
Кадет грубо выругался, снял с ремня винтовку и прицелился в беленькую голубку. Однако выстрела не последовало, потому что бровастый мгновенно вырвал у Балковича винтовку.
— Ты что, с ума сошел? Разве можно голубок бить?!
И с этими словами, почти не целясь, навскидку, выстрелил сам. Сизый щеголь комком окровавленных перьев тяжело рухнул на землю.
Беленькая голубка вспорхнула и улетела. Меткий стрелок отдал кадету его винтовку, вынул из кармана спичечный коробок, чиркнул спичку.
— Старичок, которого кондрашка хватил, в этом доме живет? — деловито спросил он у Игоря, заслонив ладонью огонек и раскуривая папироску.
Игорь автоматически ответил:
— В этом!
— Один?
— Один!
— То-то мы стучали-стучали, никто не отворял!..
Патрульные пошли по палисаднику к калитке.
— Одну минуточку! — окликнул их Игорь.
Марковцы остановились, обернулись.
— Скажите, пожалуйста, как поживает Гриша Чистов?
Кадет не ответил. Его напарник, удивленно подняв толстые брови-гусеницы, посмотрел на Игоря, потом сказал небрежно:
— Вольноопределяющийся Чистов убит.
…Когда Игорь вернулся в дом, Елена Ивановна сидела в столовой за столом, положив голову на руки. Плечи ее вздрагивали. Игорь бросился к матери. Бурно целуя материнские руки, волосы, плечи, он, плача и смеясь, повторял:
— Мама, ты самый замечательный человек на земле, самый, самый замечательный!
19. ДОКТОР ПОТАНИН
Доктор Потанин, главный врач тылового госпиталя, чудовищно толстый пятидесятилетний мужчина, старый холостяк с рыжеватой холеной бородкой, принял Игоря в своем маленьком, пропахшем йодоформом кабинете.
Прочитав короткое письмо Елены Ивановны, он нахмурился, погладил себя по коротко остриженной сивой щетинке круглой головы и пророкотал львиным басом:
— Что там у вас стряслось?
— Мама просила передать, что она вам все сама расскажет!
— Тайны мадридского двора! — проворчал толстяк. Однако тотчас же поднялся из-за стола. Белоснежный халат не доставал ему до колен, позволяя видеть слоновьи ноги в синих офицерских шароварах с красным кантом, в шевровых щегольских сапогах с парадными шпорами. Он подошел к двери в коридор, открыл ее, громово рявкнул: — Сестра!
Вошла миловидная блондинка в белой косынке с красным крестом. С привычным кокетством стрельнула в Игоря бойкими голубыми глазами. Однако тут же вернула на свою задорную мордочку озабоченное служебное выражение.
— Что нужно, Кирилл Николаевич?
— Дрожки мои никому не давала?
— Стоят у подъезда!
— Блестяще!.. Передай Андрею Петровичу, Надюша, чтобы обход делали без меня. Я на часок исчезну вот с этим молодым гидальго!
Игорь поклонился хорошенькой сестре, та важно кивнула ему. Главный врач хотел что-то еще сказать своей помощнице, пощелкал пальцами, стараясь вспомнить, и, не вспомнив, ограничился тем, что потрепал: — с более чем отеческой нежностью — кокетливую Надюшу по заалевшей щеке.
— Вот, собственно, и все! В общем… не лодырничай тут без меня. До свидания, свет очей моих!
Шустрая гнедая кобылка испуганно шарахнулась, когда доктор Потанин плюхнулся на прогнувшееся под его тяжестью сиденье видавших виды извозчичьих дрожек.
3
Вы плохо воспитаны (франц.).