Ад всегда сегодня

— Так точно, сэр, — отрапортовал Брейди. — Если бы у него котелок варил хоть самую малость, он попросту бы сжег деньги.

— Именно тот случай, — язвительно хохотнул инспектор. — Ты только представь себе Харолда Филлипса, уничтожающего десять фунтов! Да никогда в жизни. Он их где-то спрятал.

Хенри Уэйд вышел из лифта с брюками Харолда через плечо.

— Есть что новенькое для меня? — с надеждой поинтересовался Маллори.

— Увы. Был с женщиной — вот и все, что я могу доказать.

— И никаких подробностей?

— Еще одно «увы», — покачал головой Уэйд. — Нет никаких пятен, которые как-то можно было бы связать с убийством Грейс Пакард, а ведь именно это вас заботит, угадал? Иногда, если повезет, можно установить группу крови по исследованию сперматозоидов. Примерно у сорока процентов мужчин на основе анализа спермы удается определить группу крови. В любом случае требуется значительное ее количество и свежая порция. Поверьте, мне самому очень жаль, господин инспектор.

Маллори тяжело вздохнул.

— На нет и суда нет. Возвращаемся в кабинет. Уэйд попрошу вас о небольшом одолжении: просто войдите с перевешенными брюками и не говорите ни слова. Брейди, сделаешь грозное лицо. На этом ваша роль заканчивается.

— Зачем, сэр?

— Мышеловка должна захлопнуться, — скромно предсказал Маллори. — Готов поспорить, что я актер куда лучше, чем Харолд Филлипс.

Глава 18

Ник Миллер повесил трубку на рычаг и вышел из будки под холодные струи дождя. Требования Маллори были четкими и ясными: прекратить прощупывания Фокнера и вернуться в участок, притом срочно. Ник по-прежнему считал, что Маллори ошибается. Собственно, он сам до сих пор не нащупал конкретной зацепки, ничего такого, на чем можно было бы выстроить обвинение, и все же, когда он мыслями возвращался к Фокнеру, у него щемило под ложечкой.

Однако приказ есть приказ — и не выполнять его для полицейского могло значить только одно — конец карьеры. Когда Миллер напомнил себе об этом, то осознал, что не мог бы рисковать службой, делом, ставшим самым главным в его жизни, из-за предчувствий и подозрений, расплывчатых и неясных.

Он поднял повыше воротник и, вынимая на ходу ключи из кармана, вернулся к машине. Над его головой раздался звон разбитого стекла. Целая рама вывалилась на улицу и с оглушительным хрустом рассыпалась в мелкие брызги. Описав кривую дугу, из окна вылетел массивный стул и гулко хлопнулся посреди мостовой.

Когда Миллер вышел, в гостиной стало очень тихо. Первым прервал молчание Фокнер. Он подошел к бару, налил себе полстакана джина и поморщился.

— Чувствую, что петля затягивается у меня на горле. Довольно-таки неприятное ощущение.

— Не говори так, Бруно! — воскликнула Джоанна. — Всем вовсе не до смеха!

Фокнер застыл на месте, не успев даже поднести бокал к губам. Повернув голову, он недоуменно глянул на Джоанну.

— Надеюсь, ты не принимаешь всего этого всерьез?

— А как можно иначе?

— А как считаешь ты, друг?

— Жаль, Бруно, но пахнет прескверно.

— Вот как? Отлично! Великолепно! — Фокнер залпом опрокинул стакан и вышел из-за стойки бара. — Как давно мы знаем друг друга, Джек? Лет пятнадцать, больше? Облегчи мою душу, открой, когда ты впервые заподозрил меня в преступных склонностях?

— Бруно, зачем ты притащил сюда эту несчастную девицу? — нервно спросила Джоанна. — Зачем?!

Фокнер переводил тяжелый недоверчивый взгляд с одного на другую. Улыбка медленно сползла с его лица.

— Боже! И вы начинаете в это верить… Вы действительно начинаете в это верить.

— Не глупи! — приказала Джоанна и повернулась к нему спиной.

Он крепко схватил ее за плечи и повернул к себе.

— Ага, сама боишься этой мысли, но я уже вижу ее в твоих глазах.

— Прошу тебя, Бруно, перестань… Мне больно.

Фокнер оттолкнул девушку и шагнул к Джеку.

— Ну а ты?

— Бруно, у тебя темперамент типичного холерика, и кому знать об этом лучше, чем нам. Когда ты сломал челюсть Пирсонсу, вспомни, мы насилу оттащили тебя вчетвером.

— Если это комплимент, то спасибо.

— Дружище, посмотри правде в глаза. У Миллера вполне достаточно фактов, чтобы двигаться потихоньку вперед. Пока это только намеки и предположения, так сказать, косвенные улики, но, уверяю тебя, в суде это будет выглядеть вполне подозрительно.

— Тебе только так кажется.

— Пусть так, но давай расположим имеющиеся факты в таком порядке, как их представит прокурор присяжным. Для начала он упомянет о твоем необузданном темпераменте, беспричинных вспышках ярости и склонности к агрессии. Когда ты был в Уондзуорте, врачи в один голос твердили, что ты должен пройти полный курс лечения у психиатра. Ты не согласился. Этого вполне достаточно.

— Что ж ты замолк? Продолжай. Весьма увлекательная речь.

— Ты привел сюда поздним вечером Грейс Пакард и заплатил ей десять фунтов за три минуты позирования.

— Чистая правда.

— Я-то это знаю и верю тебе, в этом весь ты, но ты будешь последним дураком, если решишь, что в Англии существует суд, который сочтет правдой подобную историю.

— Ты не оставляешь мне никакой надежды, так ведь? — хмуро спросил Бруно.

— Это еще не конец, — безжалостно продолжал Морган. — Стоило девушке выйти за порог, как тебя тоже понесло из дома. Ты покупал сигареты в баре на Риджент Плейс, а всего несколько минут спустя ее нашли мертвой в ста пятидесяти метрах от площади. У тебя при себе обнаружились ее перчатки. Можно только теряться в догадках, какие доводы сделает из этого на процессе прокурор.

Странно, но Фокнер с каждым словом становился спокойней и сдержанней.

— А что с десятифунтовым банкнотом? Какого черта мне вообще упоминать о нем, если его не было? — отчетливо произнес он.

— Чтобы слепить сказочку поправдоподобней, — не задумываясь, ответил приятель.

— И ты в это веришь?

— Считаю, что поверят присяжные.

Фокнер, сгорбившись, пошатываясь на нетвердых ногах, медленно подошел к бару, потянулся к бутылке с джином, налил себе полный стакан и, повернувшись к гостям спиной, осушил его до дна. Когда он снова посмотрел на друзей, взгляд его был серьезным и спокойным.

— Все логично, весь ход мыслей без сучка без задоринки, Джек, однако в твоих рассуждениях я таки нащупал два слабых звена. Особый акцент ты сделал на то, что у меня оказались перчатки Грейс. По-моему, стоит подчеркнуть, что они уже были у меня до ее убийства. В любом случае перчатки становятся важной уликой, только если докажется, что Грейс Пакард пала жертвой Любовника Дождя. Ты рассматривал ситуацию под таким углом зрения?

— Да, — бесстрастно признал Морган.

— Следовательно, если я этот убийца, то, очевидно, лишил жизни и предыдущих дамочек, что и требуется доказать. А возьмем, к примеру, женщину, которой свернули шею два дня назад. Когда мы увиделись с тобой вчера вечером, я же говорил тебе, что работал двое суток без продыху, как каторжный. Да я за эти сорок восемь часов и носа из мастерской не высунул!

— Труп нашли в неполных четырехстах метрах отсюда, в парке Джубили. Ты мог спуститься по черной лестнице и выйти через запасный выход из дома и не встретил бы живой души. Так, во всяком случае, утверждал бы прокурор.

— Но согласись, ведь я ничего не знал о новом убийстве, помнишь? Я узнал о нем только от тебя, правда? Или совсем забыл? Ты сообщил о преступлении сразу же, как вошел. Я как раз переодевался в спальне, а ты стоял на этом самом месте и рассказывал.

— Да, это так. Теперь и я припоминаю, — согласился Морган. — Ага, я спросил, слышал ли ты о новом убийстве, потом машинально взял с кресла газету и обнаружил, что это вечерний выпуск за пятницу. — Он медленно подошел к камину и поднял с велюровой подушки газету, что так и осталась там валяться с прошлого вечера. — Вот она: последний выпуск, пятница, двадцать третьего. — Морган поднял на приятеля недоуменный взгляд. — Послушай, ты же не выписываешь газет?