Горы Маджипура

Пляски перед началом застолья тоже были очень похожи на прежние: первыми танцевали жены короля, за ними последовало неуклюжее сольное выступление самого Тойкеллы, потом Харпириасу было предложено присоединиться к королевскому танцу. Однако на этот раз Харпириас пригласил стоящую среди прочих принцесс Ивлу Йевикеник составить ему компанию.

Глаза девушки засияли от радости. Тойкелла тоже казался довольным оказанной его дочери честью, хотя и сохранял свойственный ему угрюмый вид.

После танцев началась трапеза. По очереди, круг за кругом, произносились официальные тосты — высокопарные образцы отинорского красноречия. Харпириас имел достаточно опыта торжественных обедов в высшем обществе Замковой горы и владел искусством потребления крепких напитков в минимальных количествах, допускаемых правилами дипломатии: пригубить там, где другие делали глоток, и в то же время делать вид, будто опрокидываешь в себя спиртное также жадно, как и все остальные.

Мудрость этой тактики получила подтверждение, когда убрали пивные кружки и на длинный узкий стол у подножия трона были торжественно выставлены две чаши из тонко отполированного камня. Вошел один из высокопоставленных придворных, держа в руках высокий алебастровый сосуд, из которого осторожно налил в каждую чашу чистую, ярко окрашенную жидкость — очевидно, какую-то разновидность бренди или ликера.

В зале раздались возгласы восторженного изумления. Харпириас догадался, что это, должно быть, напиток для совершенно особых случаев, нечто такое, что пьют лишь во время наиболее торжественных церемоний: скажем, во время коронации или в честь рождения наследника престола…

Или подписания договора с дружественным монархом, предположил Харпириас.

Медленно и величественно Тойкелла спустился с трона, подошел к столу, на котором стояли чаши, и обеими руками взял одну из них.

Вид у него был до странности мрачный и напряженный. Весь вечер король оставался необычно унылым, раздражительным и погруженным в себя, даже во время танцев, даже во время самого шумного застолья; но теперь выражение его лица стало поистине похоронным и совершенно не соответствовало предположительно радостной атмосфере данного момента.

Что его тревожило? Куда подевались его природная жизнерадостность, его колоссальная, бьющая через край энергия?

Он посмотрел на Харпириаса, затем перевел взгляд на оставшуюся на столе чашу. Значение этого взгляда сомнений не вызывало. Харпириас поднялся, подошел к столу, поднял чашу двумя руками, как это сделал Тойкелла. И стал ждать. Огромное тело Тойкеллы угрожающе нависало над ним. Харпириас был совершенно подавлен его мощью и рядом с королем ощущал себя карликом. А больше всего его беспокоил мрачный взгляд правителя отиноров.

Неужели в этой чаше яд? Неужели поэтому Тойкелла так нервничал, ожидая момента, когда Харпириас выпьет роковой напиток?

И в то же время Харпириас понимал, что этого быть не может. Обе чаши наполнили из одного сосуда. Едва ли Тойкелла планировал совместное самоубийство в качестве кульминации праздника.

Король поднял чашу к губам. Харпириас сделал то же. На мгновение глаза короля встретились поверх края чаши с глазами Харпириаса: в " них было недоброе выражение, выражение едва сдерживаемого гнева. Что-то здесь не так, подумал Харпириас. Он бросил неуверенный взгляд на Ивлу

Йевикеник. Она улыбнулась, кивнула и жестом показала, как поднимает чашу и пьет.

Неужели она способна его предать? Нет, ни в коем случае. В чаше не может таиться опасность.

Он осторожно отпил глоток.

Жидкость обожгла его словно огнем. Харпириас почувствовал, как опаляющая дорожка пробежала до самого дна желудка. Он задохнулся, потом собрался с духом и осторожно сделал второй глоток. Тойкелла уже осушил свою чашу; без сомнения, от него ожидали того же. Второй глоток прошел легче. Харпириас уже начинал чувствовать, что у него слегка кружится голова.

Но в чаше еще оставалось много жидкости. Наверное, он сильно уронит себя в их глазах, если не сможет допить до конца. В конце концов, он представляет здесь короналя. А по мнению Тойкеллы, он и есть корональ.

Разве может он позволить себе уронить честь Маджипура перед этими варварами.

Он сделал большой глоток, потом еще один, а третьим глотком прикончил бренди. Оно оказало на него ужасное действие. Тело конвульсивно задрожало, в голове стучал молот, все кружилось. В какое-то мгновение он покачнулся и подумал, что сейчас упадет; но все же устоял и выпрямился, твердо уперевшись ногами в пол.

Святая Повелительница, неужели король собирается снова наполнить эти чаши?

Нет, не собирается. Слава Божеству, Тойкелла удовлетворился одной порцией этой отравы!

— Договор, — с мрачным видом ворчливо произнес король. — Теперь подписываем.

— Да, — согласился Харпириас. И еще раз с трудом заставил себя устоять на ногах, стараясь не шататься. — Теперь подписываем.

Два пергаментных свитка разложили рядом на столе перед троном. Королю принесли стул, сделанный из костей, и еще один для Харпириаса, и они тоже сели рядом, глядя на собравшихся перед ними знатных отиноров.

Коринаам стоял прямо позади Харпириаса в роли переводчика и советчика, а Манкхелм в том же качестве занял место за спиной короля. Тойкелла, схватив своими громадными лапищами свиток и высоко его подняв, строчка за строчкой внимательно разглядывал его, словно и правда мог прочесть; затем с ворчанием положил обратно, взял второй экземпляр и подверг его столь же придирчивому осмотру. Харпириас с некоторым удовлетворением отметил, что король читает его вверх ногами.

— Все в порядке? — спросил у него Харпириас.

— Да, все в порядке. Подписываем.

Коринаам подал Харпириасу стило, предварительно макнув его в чернила.

Метаморф наклонился вперед и тихо произнес язвительным тоном:

— Вы видите то место, где вам нужно расписаться, не так ли, ваша светлость?

— Я не намерен подписываться именем…

— Подпишите, ваша светлость. Быстро. Вы должны. Другого выхода нет.

Быстрыми сердитыми росчерками пера Харпириас написал внизу свитка требуемое имя:

Амбинол, корональ, лорд. Ему это казалось чудовищным, почти святотатством. Несколько мгновений он пристально смотрел на фальшивую подпись; затем, прежде чем Коринаам успел возразить, добавил ниже:

Харпириас Малдемарский, от имени лорда Амбинола. И пусть король Тойкелла понимает это как хочет — или как может.

Он отдал королю подписанный свиток и получил в обмен второй. Тойкелла старательно нацарапал крупные, неровные, неразборчивые каракули в левом нижнем углу. Напротив Харпириас еще раз поставил имя короналя и еще раз прибавил под ним свое имя.

Дело сделано. Договор подписан.

— Гожмар, — произнес Харпириас. — Теперь заложники.

— Гожмар, — буркнул Тойкелла, сердито кивая, и подал сигнал. Двери в пиршественный зал распахнулись настежь, и неуверенными шагами вошли девять пленников из ледяной пещеры; впереди с безумными глазами шел Сальвинор Хеж Он бросился к Харпириасу и упал на колени.

— Мы уже свободны?

Харпириас показал пальцем на два свитка, лежащие перед ним на столе.

— Договор скреплен подписями. Мы уезжаем отсюда рано утром.

— Свободны! Наконец свободны! И ископаемые — я видел их снаружи у этого дома, принц, всю нашу коллекцию! Их нам тоже вернут?

— Отиноры дадут носильщиков, чтобы донести их до экипажей, которые мы оставили за пределами поселения, — сообщил ему Харпириас.

— Свободны! Свободны! Неужели это правда? — Палеонтологи вне себя от радости бросились обнимать друг друга. Некоторые казались совершенно обезумевшими от счастья; другие, по-видимому, с трудом верили, что их заточению пришел конец.

— Дайте этим людям мяса и пива, — велел Харпириас. — Это и их праздник тоже!

Тойкелла угрюмо взмахнул рукой в знак согласия Налили еще пива; принесли еще блюда с мясом. Но Харпириас заметил, что король отошел в сторону и стоит с мрачным видом, не принимая участия в празднике.