Страница 7 из 96
Авилов театрально сделал паузу, чтобы усилить впечатление, но лица сидящих перед ним разведчиков были неподвижны.
— Далее: выделено еще девять боевых офицеров для немедленной отправки в штабы армий Восточного фронта. Они будут держать связь со мной. Еще двенадцать человек во главе с господином Сукиным направляется на организацию крестьянских восстаний в тылу у красных. Что касается нашей прелестной исполнительницы цыганских романсов госпожи Нелидовой, то она, как имеющая большой и успешный опыт конспиративной работы, направлена на организацию связи между армией и центром, сэр. Ее недюжинный, совершенно мужской ум и умение находить общий язык с состоятельными деревенскими хозяевами позволят нам использовать ее впоследствии в том же амплуа, что и господина Сукина. Вот главное, господа. — Авилов поклонился и сел.
— Благодарю вас, генерал. Штабс-капитан Безбородько, вам все ясно? Сидите, господа, сидите! — Уильямс снова тяжело поднялся. — Главное для нас сейчас — подготовить как следует Восточный фронт. Назначение своих или по крайней мере нейтральных людей на ответственные посты. Снятие Каменева с должности командующего Восточным фронтом. Невыполнение приказов и всемерный саботаж. Крестьянские восстания в тылах у большевиков. — Он шагал по кабинету, обрубая каждую фразу ладонью. — И еще раз, господа: не будьте щепетильны! История оправдает любые ваши шаги. Любые! За дело, господа, за дело! Я лично отвечаю за все операции на Восточном фронте перед союзным командованием и вскоре буду иметь честь встретиться с вами где-либо возле Самары. Я очень надеюсь, что наши встречи будут приятны, — с нажимом произнес Уильямс, — не так ли? Вы меня поняли, господа? А сейчас я прошу генерала Авилова поочередно представить мне лиц, отправляемых на Восток.
Участники совещания вышли в зал в разгар вальса. Авилов подошел к Семенову, что-то шепнул ему. Семенов поцеловал руку Нелидовой и отправился за Авиловым.
— Я смею? — не мешкая обратился к ней Безбородько, мгновенным движением опередив Гембицкого.
— О да, вы смеете. — Нелидова увлекла его в танце, с едва уловимой насмешкой глядя прямо ему в глаза. Вальсируя, она отклонилась назад, смело положившись на силу его руки, и с деловым, цинически нескрываемым интересом продолжала смотреть на него. «Ну баба! Здесь надо идти напрямую, хитрость не пройдет», — с оттенком уважения решил Безбородько.
— А добрый пиджачок-то на вас, — ядовито кинула она. — Сколько на толчке отдали?
— Галина Ивановна, а ведь я давно хотел с вами познакомиться. («А до чего ж хорошо сложена и гибка, стерва! Как без костей. И усики над губкой пикантны».)
— Вы знаете мое имя? — Она с улыбкой подняла брови.
— Не только имя, но и всю вашу жизнь.
— О! Это интересно. Расскажите же, всеведущий господин. — Маленькая женщина вальсировала легко, свободно.
— В девятьсот тринадцатом году вы кончили Бестужевские курсы, но домой в Самару возвращаться не захотели, — начал он, безошибочно припоминая факты, сообщенные ему Авиловым.
— Вот как? А почему, позвольте узнать, не захотела?
— С одной стороны, это объясняется вашим увлечением работой в партии социалистов-революционеров: тайные собрания, смелые речи, сильные личности, романтика, а с другой… — Безбородько импровизировал безошибочно.
— Да, с другой?..
— А с другой стороны, увлечения иного рода. Как бы это сказать… В общем, не для старозаветных самарских нравов.
— Ого! Вы опасный человек! Сколько вы хотите за такое досье? — Она весело рассмеялась.
— Я раб ваш, Галина Ивановна.
— Вот как? — Она едва заметно погладила его по плечу («Оглаживает как жеребца», — подумал Безбородько) и вдруг мгновенно остановила его («Ого!»).
— А знаете ли вы, опасный человек, — прошептала она, — что я-то знаю о вас больше, чем вы обо мне, хотя никогда раньше не видала вас, с отчетами филеров о ваших увлечениях не знакомилась и даже не знаю, как вас звать?
— Охотно верю, — согласился Безбородько. — У вас необыкновенные глаза. Они читают прошлое и будущее. Вы расскажете мне все, что знаете?
— Да, конечно, в соответствующей обстановке, не так ли? — Нелидова выскользнула из его рук и закричала:
— Господа, а не проверить ли нам, что в столовой делается?
Все потянулись за нею. В большой комнате стоял уже накрытый огромный стол на резных ногах. Белоснежная льняная скатерть с фамильными вензелями и гербом была уставлена, как в доброе довоенное время, тончайшего фарфора тарелочками. Вилки, ножи и ложки лежали на серебряных подставках. Играли многоцветными огнями хрустальные бокалы и рюмки. Бутылки из подвалов Бордо и Ливадии гордо темнели на ослепительных салфетках. Сверкали графины с водкой. Блюда с изысканными закусками теснились вокруг них. («Умеет хозяин показать силу!»)
— Прошу садиться, господа! — провозгласил появившийся с другой стороны Семенов. — Галина Ивановна, ваше место!
— Пойдемте-ка! — Нелидова подхватила Безбородько под руку и подвела к Семенову:
— Сашенька, познакомься: я встретила своего старинного друга еще по Самаре.
— Очень рад, милая, — кисло, с явным неудовольствием произнес Семенов, — представь же нас.
Безбородько, не торопясь назвать себя, скрывая усмешку, ждал, как Нелидова выйдет из сложной ситуации.
Не теряя спокойствия, кротко взглянув на него — ни искры растерянности или злости не промелькнуло в ее взгляде, — Нелидова ответила:
Ты знаешь, в детстве мы дразнили его Жабой — у него все руки были усыпаны бородавками… (Безбородько от неожиданности кашлянул.) Но сейчас он уже выздоровел, ты не бойся… О, «товарищ» Гембицкий, как же мы не станцевали с вами этот замечательный вальс? Садитесь, господа, садитесь!
Началась трапеза. Вскоре подошли Уильямс, Авилов, барон Штейнингер, Сукин и другие, зазвенел хрусталь, послышались тосты.
— Ну как понравилась вам ваша кличка? — с ленивой иронией повернулась Нелидова к Безбородько. — Со мной ведь шутки плохи! Налейте, пожалуйста, мне вон из той бутылки. Мерси… Ах, до чего же благородна эта жидкость! Какой букет!..
— Да, о такой женщине, как вы, я давно мечтаю, — прямо посмотрел он на нее.
— Ах, месье, не лукавьте. Уберите этот красивый флер и недосказанность. «Мечтаю», — передразнила она. — Ведь я действительно читаю в вашей душе, как в открытой книге. Уж будьте откровенны до конца!
— То есть?
— Уж коли вы всё обо мне знаете, то вам известно то, что верные мужички в исправности содержат мое самарское имение и что домик мой в Самаре полон продовольствием. Стало быть, интерес ваш ко мне вполне объяснимый и сугубо материальный. И еще я видела, как вы смотрели мне на грудь. А хороша она у меня, сознайтесь?
— Сколько я могу судить, да. В общем-то, мадам, вы говорили почти правильно. — Он пристально глянул ей в глаза. — Не хотите ли отведать из той заманчивой древней бутылки?
— Почти? Что же неправильно? — Она приподняла брови.
— Есть еще такое старомодное слово «душа»: куда же его? — Он налил ей тяжелой темно-вишневой жидкости.
— Ах, вот как! Значит, вы через декольте душу мою старались разглядеть… Ах, незнакомец, до чего мне надоели все эти притворства, эти условности. Однова живем! Захотела — и беру мужчину, и не нужны мне никакие слюнявые слова «и буду век ему верна», а захотела — пью вино! — Она лихо опрокинула в рот столетней выдержки вино. — А не так давно, почесь намедни, — медленно выговорила она, — мы с дружками вол-ис-пол-ком жгли. Активисты там были, там и остались. Ничего — спала потом спокойно. Так как же насчет души-то?
— Спокойно? — Безбородько налил ей снова.
— Господа! — часто застучал ножом по столу Семенов. — Я предлагаю тост за наши святые идеалы, за нашу святую многострадальную Русь, за успех нашего правого дела!
С недоброй косой улыбкой Нелидова чокнулась с Семеновым, многозначительно посмотрела на Гембицкого, подняв в его сторону рюмку, и, не глядя на Безбородько, опять выпила залпом:
— И когда только кончится эта болтовня! Уж лучше пить. А я вижу, я все вижу, незнакомец! Споить меня хотите? Пожалуйста!