Страница 27 из 109
ГЛАВА ШЕСТАЯ
(Отдохновение, 13.20,
рассказывает Игорь Колесничий)
Подъезд встретил нас живописно разрисованными стенами и ароматами кошачьей мочи. Лестницу не мыли несколько месяцев, и грязь под ногами жила своей деятельной жизнью, вцепляясь в подметки, стремясь поглотить их и приобщить к великому царству тьмы.
Как интересно! Я представил уборщицу, которая идет к дому и натыкается на дэва… И так пару месяцев подряд. Мда… Быть не может! Дзайаны давно прислали бы кого-нибудь убить чудовище.
Быть может, дэв принадлежит одному из жильцов? Тогда я его очень не люблю. Ну колдуешь, так будь человеком, отзывай иногда! Уборщица, может, истосковалась по работе, на одной валерьянке живет.
У дверей квартиры нас ожидал очередной сюрприз. Вместо звонка торчали неряшливые проводки. На кожзаменителе виднелись рубчатые следы кроссовок и следы шила.
Я с осторожностью замкнул провода. В квартире ударил пронзительный свирепый зуммер. Человек, поставивший себе такой звонок, явно не ждал от жизни и людей ничего хорошего:
Зашаркали старческие шаги, и я отстранился, чтобы пропустить Свету к дверному глазку. Кто их, дзайанов, знает… Увидит незнакомца, пальнет файрболом сквозь дверь, доказывай потом, что мы по делу.
– Кто там? – хмуро осведомилась дверь.
– Здравствуйте, Алексей Петрович! – пискнула дзайана.
– Убирайся! Чтобы духу твоего здесь не было!
Так-так, интересно… Я выждал и еще раз соединил проводки. Руку дернуло током.
– Вы еще там? Я же сказал, убирайтесь!
– Алексей Петрович, вас из магрозыска беспокоят, – сообщил индифферентным тоном и помахал перед глазком удостоверением.
За дверью образовалась тишина. Томительно шли секунды, наконец замок щелкнул.
– Входите. Только побыстрее!
Звучало интригующе, и мы послушно проскользнули в дверь.
– Можете не разуваться, – великодушно позволил хозяин. – Одежду положите сюда, на табурет.
Света потянула «молнию» безрукавки и замерла. Я прищелкнул языком. Да-а… Видывал я всякое, но чтоб такое!
– У вас что, собака живет? – поинтересовался я, глядя на обои.
– Да какая собака, прости господи! Вы проходите на кухню, проходите-проходите-проходите-не-разувайтесь!
Выглядел Алексей Петрович так, словно перенесся в наше время из середины прошлого века. Сутулый, длинный, с морщинистым изможденным лицом. Линия губ кривая. По дому ходит в костюме-тройке, что меня изумило до глубины души. Ну не могу я представить, чтобы кому-то было удобно в лоснящемся на локтях пиджаке без пуговиц и атласном щегольском галстуке!
Пуговиц, впрочем, не хватало и на других частях одежды. В сочетании с идеально выверенным узлом галстука это смотрелось диковинно.
– Сюда не садитесь, бога ради! – предупредил хозяин. – Шатко, понимаете-с? Лучше вы на тумбочку. Хе-хе-с!
Кроме пуговиц в одежде, не хватало шурупов в стенах. Когда-то они были, но неведомая сила вырвала их с мясом. В обоях темнели уродливые оспины дыр. Шкафчики, полочки – все, что раньше держалось на дюбелях, в беспорядке громоздилось на полу.
– Однако… – Я по-хозяйски огляделся. – Порядочки у вас… – И предложил: – Хотите, я вам дырок наверчу? Интеллигентный человек все-таки.
– Не беспокойтесь, – отмахнулся Марченко. – У них контрольная в среду, все наново посыплется… Так с чем же вы пришли?..
Мы переглянулись. Сбивчиво, перескакивая с пятого на десятое, Света рассказала свою… впрочем, теперь уже нашу историю. Когда та подошла к концу, Марченко вполне мог менять фамилию на Мраченко. Сходив в спальню, он вернулся с пачкой белых листов.
– Вот. Забирайте дэвовское наваждение.
– Спасибо!
– Что-нибудь еще?
Алексей Петрович сверлил девушку взглядом своих креветочьих глазок. Та стушевалась, не зная, куда девать руки.
– Извините, – пробормотала она. . – Мне, пожалуй, идти… Мы с друзьями на «Лесного кота» собрались! Аттракцион такой…
Что такое «Лесной кот», я знаю. На Кошачьей горе среди сосен натянуты тросы, лестницы, тирольские спуски. Посетителям выдают страховку, проводят инструктаж и – несколько часов бесшабашной жизни. Гуляешь себе по вибрирующим тросам, на роликах катишься – здорово! А внизу вершины сосен качаются.
Но к чему такая спешка?!
– Свет, ты чего? – Я подтолкнул ее локтем. Та переступила с ноги на ногу и виновато облизала губы.
– Игореш, ты это… – шепнула. – Ты оставайся, если хочешь. А у меня – вопрос жизни и смерти! Мне вот так надо!
И попятилась к двери. Марченко смотрел на девушку, как моль на мухобойку.
– Что ж, – сообщил он наконец. – Удачно вам повеселиться, барышня. – После чего повернулся ко мне: – А вы…
– Игорь Анатольевич.
– Очень приятно. Вы, Игорь Анатольевич, надеюсь, останетесь?
– С преогромнейшим удовольствием.
Еще бы! В моменты, подобные этому, теплое нежное чувство, которое я испытываю к своей профессии, превращается в безудержную страсть. Дом Алексея Петровича пропах тайной. Я уже знал, что не уйду, – просто не смогу уйти! – пока не выспрошу все. О разгроме в его квартире, о дэве у крыльца, о Литницком. Скомканно попрощавшись с дзайаной (в последний миг она на клочке бумаги черкнула свой телефон), я вернулся на кухню.
Как раз закипел чайник. Алексей Петрович полез в хлебный ящик, где у него хранилась заварка.
– Вам кофе или чай?
– Кофе.
– Это хорошо. – Он загремел кружками. – Очень хорошо… – И ни к селу ни к городу добавил: – Представляете: по стандартам русского языка «кофе» может быть и мужского и среднего рода! Каково?!
Я выдержал паузу, ища верный ход. К счастью, Алексей Петрович не стал меня мучить.
– Дикость какая-то! – воскликнул он с горячностью. – Это, значит, на рауте вполне великосветски выйдет: «Я тут давеча брютом ужраться изволил. Вмажу черное кофе, и все пройдет!»
– Учили бы лучше албанский, – поддержал я.
От моего замечания Алексей Петрович пришел в восторг:
– Именно! Вот вы правильно заметили! В албанском подобного мракобесия нет и быть не может. Восточная Европа, чувство собственного достоинства… А у нас что ни возьми, все через жо.