Страница 17 из 109
– Пойду, гляну, не приехала ли «Скорая», – сообщил я деликатно, выходя из домика.
Естественно, далеко уходить я не собирался. Настало время со вкусом расположиться под окнами и подслушать милую семейную воркотню. К сожалению, судьба распорядилась иначе. У калитки мне повстречались две старушки – высокая в выцветшей сиреневой кофте, и низенькая в телогрейке и платке цвета хаки. Мрачно смоля сигарету, низенькая разглядывала изгаженные олифой прутья.
– Здрасьте, – с энтузиазмом объявила она, едва меня завидев. – Ты, что ли, Светкин хахаль будешь?
– Уймись, Верунь, – прогудела высокая укоризненно, – нонеча не хахаль говорят, а бойфренд.
– Ничего не знаю. Хренд, редька там… Девчонка ревмя ревет, а он…
– Детектив Колесничий, – с обезоруживающей улыбкой достал я удостоверение. – У меня к вам несколько вопросов, сударыни. Найдется пара минут?
– Детектив? – впечатлялись гостьи. – Ах ти ж господи, Ормазд преблагой! Это с милиции што ль?!
– Ну, вроде того, прекрасные госпожи. Только это сейчас неважно.
Не прошло и нескольких минут, как мы с почтенными матриархинями болтали, словно закадычные подружки. Из их слов выяснилось много важного и интересного.
Как оказалось, я не первый посоветовал старому дзайану обратиться к аснатарам. Визит священника спланировали давно. Вот только Вениамин Серафимович безбожно с этим тянул. Старушки и так его уговаривали, и сяк – все впустую. Лишь вчера он решился и приехал на огород с аснатаром.
Священник старушечьему конгрессу не понравился. Не святой какой-то! Жилистый, сухощавый, круглоголовый… Сам плюгавенький, а выправка военная и «в груди крутая сажень», – как выразилась высокая. В общем, не инквизитор – бывший боксер.
Дело, впрочем, боксер-инквизитор знал. Запалил священные огни, споро и с молитовкой очистил первоэлементы. Интересный факт: когда отец Иштван кропил святым огнем курятник, птицы орали, словно резаные. Даже словно бы какое-то адское ржание из-под земли доносилось. Не иначе знак благой. Не по нутру дэвам святость аснатарова.
А вот дальше пошла ерунда. На бесплатное представление собрались местные мальчишки. И ладно бы просто глазели! Святому отцу не мешают, так и Вениамин Серафимович помалкивает. Терпит, значит, с молитовкой благостной. Только вот один паренек – вроде скрипача, со шпажкой деревянною – возьми да кувыркнись с забора. Прямо в любимую мушмуллу покойной.
Тут уж старик не выдержал. Такое началось, хоть святых ашаванов выноси! Аснатар орет, пацанва орет, малец брыкается, чисто кот помоечный. И всего-то ему уши надрали, скажите! Велика важность.
– …Простите, простите, – перебил я. – Мальчишку как звали?
– А дэв его знает… Артемом вроде. Вот Димка должен помнить. – Низенькая со значением посмотрела на меня: – Сосед Светкин по площадке. Дальше рассказывать?
– Сударыня, – проникновенно объявил я, – умоляю, не упускайте ничего! Я весь внимание.
…Дальше ничего особенного не произошло. Проводив аснатара, Вениамин Серафимович решил заночевать на даче. Бедная собачка Викуха, узнав, что придется провести ночь в дэвятнике, затосковала. Видимо, тосковала она правильно, потому что утром Вениамин ее не нашел. А потом и сам устал, заперся в домике и отказался кого-либо пускать.
Больше старушки ничего толкового не рассказали. А вскоре мне стало не до болтовни: подъехала «Скорая», и у нас появились другие дела.
Стукнула дверца машины. Света с готовностью придержала калитку; врач учтиво поклонился ей и зашагал к дому – коренастый, добродушный, в квадратных очках. С первого взгляда на него становилось ясно, что теперь судьба Вениамина в надежных руках. Следом семенила фельдшерица лет двадцати, крашеная блондинка с робким болоночьим личиком.
Войдя в комнату, врач окинул старика благодушным взглядом и обернулся к фельдшерице:
– Мариночка, дорогуша, достань корглизончику. Колоть будешь.
– Я? Почему я? – испугалась та.
– Давай, милая. Не спорь.
Фельдшерица распаковала экспресс-лабораторию и принялась возиться с инструментами, способными вызвать ночные кошмары даже у бывалого палача. Врач же вплотную занялся больным. В глазах его плескалось радостное волнение, какое бывает у людей, искренне любящих свое дело.
– Как я и думал! – воскликнул врач. – Ах, как хорошо! Ах, как это замечательно! – И, обернувшись к фельдшерице, сообщил: – Осчастливь этого сударика полкубиком, дорогуша. А потом кебузончику. Договорились? !
И принялся восторженно щебетать что-то о «декомпенсации» и «тахисистолической форме».
Забавно ссутулившись, девчонка приготовила шприц. Никогда не видел, чтобы лекарство кололи так долго – наверное, ставили рекорд для книги Гиннесса. Старика мучили, пожалуй, минут пять. Врач смотрел на это безобразие, благодушно улыбаясь и что-то одобрительно бормоча себе под нос, так что я успокоился.
Потом мы с водителем бережно, словно вазу эпохи Цин, переложили старика на носилки и унесли в машину. Когда я вернулся, фельдшерица заполняла бумаги, а врач что-то радостно втолковывал Свете. До меня доносились лишь обрывки фраз:
– Анафилактический шок… ну это просто чудо какое-то! Можно сказать, великолепная аллергия на старость. Нет, не лечится… замечательно! Просто чудесно! Будет восхитительный гемодиализ… Однако в таком хорошем состоянии… вы наследница?! Поздравляю!
Марина оторвалась от карточки и сердито поинтересовалась у меня:
– Родственник вы будете?
Я помотал головой.
– Родственники нужны обязательно, – сообщила она. – Чтобы в больницу везти. Кто здесь родственник?
– Я! – дэвчиком из табакерки выскочила баба Вера. – Я Серафимычу первая родственница, надежа и опора! – Она с вызовом посмотрела на юную дзайану. – Не то что некоторые, которые раз в три месяца за наследством приезжают!
– Ах, ты, борсетка старая! – взвилась Светка.
Фельдшерица равнодушно кивнула и вновь уткнулась в форму. Строчки выходили у нее ровные, опрятные. Писала она округлым девичьим почерком, так не похожим на каракули в рецептах. Интересно, это сколько же лет надо учиться, а потом не покладая рук работать по специальности, чтобы профессионально угробить почерк?!