Цветок камнеломки

- Военные расчеты, разумеется?

- Я мог бы нахамить и сказать, что это не ваше дело, но в данном исключительном случае я уполномочен дать заверения, что вычисления носят характер исключительно невоенный и с разработкой военной техники не связанный. Во всяком случае, - непосредственно. И это - правда.

- Только не говорите мне…

- Увы! Дело обстоит именно так.

- Речь идет о миллиарде операций?

- Совершенно верно.

- И точно так же совершенно невозможно.

- Придется постараться.

- Это угроза?

- Как вам будет угодно. Но, во всяком случае, - не только угроза.

- Вы намекаете на то, что мне положена моя морковка?

- Вам и… тем, кто согласится помочь.

- Не могу сказать, чтобы прежде вы проявляли какую-нибудь исключительную щедрость.

- Мы не давали слишком много, но вы не будете спорить, что мы давали каждый раз достаточно. То, чего по-настоящему не хватало. И еще - вовремя. Не говоря уж об услугах, которые бывали подороже любых денег… Нет-нет, вы вспомните, вспомните!

- И все совершенно бескорыстно.

- Да, то, что вы перестали фабриковать туалетную воду, и перешли на инфузорную землю - сначала, а потом на особо-чистые вообще - потом, мы считали, да, расчитывали, что это некогда может оказаться… соответствующим нашим интересам. Но ведь и вашим интересам тоже, мсье Груши… Кстати, - хорошо еще, что не Даву…

- А вы злопамятны.

- Просто тренированная память.

- Таким образом, насколько я понял, на этот раз планируется проявить большую щедрость?

- А вы настойчивы.

- Просто тренированная привычка к определенности. Итак?

- Любые разумные суммы.

- А вот это как раз и называется неопределенностью.

"Араго" пожал плечами.

- Существуют суммы, которые выдадут любого адресата так же верно, как тавро на лбу. А вам знакомо наше умение давать незаметно.

- Мсье.

- Да!?

- Не соблаговолите ли снять шляпу? Все равно не похожи ни на ковбоя, ни на шерифа, ни на мафиозо тридцатых годов.

- Что?! А, - он покрутил головой и тихонько засмеялся, - вы не самый легкий партнер по переговорам, генерал-маршал. На редкость тяжелый характер.

И - снял. Так и есть. Аккуратная, с четкими границами, бледная плешь на пол-головы, в форме приблизительного ромба.

Через две недели в загородном доме куратора всех работ по проекту "Мультиграмма" (и фактического отца этого проекта) появился дальний родственник. Это был низкорослый, чрезвычайно подвижный субъект того средиземноморского типа, к которому с равной вероятностью мог бы принадлежать грек, каталонец, уроженец южной Италии, гасконец - да и вообще кто угодно, вплоть до турка, араба или какой-то турецко-арабской помеси. Впрочем, судя по льстиво-неотвязной манере добиваться своего, умолять, льстить, клянчить, судя по тому, что он вообще обратился с такой просьбой к исчезающе-дальней родне, - а это вовсе не принято во Франции и считается почти неприличным, - он, скорее всего, был все-таки евреем. Он только что в ногах не валялся (попытка стать на колени - была) утверждая, что если дорогой племянник (видевший его впервые в жизни) не спасет его, то Кабинет его неизбежно прикончит. Да, и оставит жену - вдовой, а четверых детей - сиротами. Дальше с потрясающей логикой было заявлено о неизбежном сиротстве, к тому же, еще и пятерых очаровательных внуков. И если дорогой племянник откажет ему в пустяковой просьбе, то пусть лучше собственноручно пристрелит его прямо здесь, поскольку это куда милосерднее. С этими словами он начал совать в руки ошеломленного инженера непонятно откуда появившийся пистолет. Рыдал, проливая светлые и необыкновенно крупные слезы, и все норовил поцеловать хозяину руки. И человек, который не поддался бы, скорее всего, ни на какие угрозы и посулы (поскольку имел весьма абстрактное представление о жизненности первых и очень слабое - о истинном значении чисел, которые стояли за вторыми), не выдержал нестерпимого смущения и брезгливости к столь недостойному свободного гражданина поведению. К тому же задача носила совершенно нейтральный характер, была на диво грамотно сформулирована и относилась к тому классу проблем, для решения которых "Мультиграмма" собственно, и создавалась. Динамика и исход процессов в неравновесных средах, будь то метеорологические процессы, картина турбулентности среды, обтекающей тело, движущееся со сложнопеременной скоростью или стратегия развития корпорации в большом массиве некоторых формализуемых условий. Более того, - она чрезвычайно подходила для испытания комплекса на пределе возможностей. Прямо-таки как будто специально для этой цели была создана. Он бы, пожалуй, тоже такую выбрал. Что бы ни представлял из себя этот самый Кабинет, он заслуживал уважения хотя бы, потому что на него работали на редкость приличные математики: по имеющемуся массиву не было ни малейшей возможности установить, из какой именно области была добыта эта диковинная система уравнений.

О вы, жестковыйные, привычные судить и осуждать, но не привыкшие к тому, что вам лобызают руки, - не думайте, что в подобных обстоятельствах чувствовали бы себя непринужденно, а отказали бы - с легкостью. Тут нужна особая тренировка, почти напрочь отсутствующая у интеллектуалов в так называемых цивилизованных странах.

VI

- Так вы отказываетесь?

На лице Гельветова промелькнуло мученическое выражение человека, вынужденного двадцать раз повторять одно и то же разнообразным, но и одинаковым идиотам, которые ко всему прочему просто не желают понимать.

- Я тысячу раз говорил и опять повторяю: не отказываю, а просто не могу. Как не могу даже при всем желании поднять двести килограммов.

- Да вы понимаете, что речь идет о государственных интересах?

- А это я слышал две тысячи раз.

- Слушай, Чангуров, - что он о себе думает, а? Что у тебя, бл…, за кадры такие?

- Мучаюсь, Андрей Антоныч, но других у меня нет.

- Слушай, - ты что о себе возомнил, а? Думаешь, без тебя не обойдемся?

- Это как вам будет угодно. Могу только от всей души пожелать вам всяческих успехов.

- Нет, что тут у вас вообще творится, не понимаю? Каждое говно начинает считать себя незаменимым, становится в позу и качает права. В прежние времена ты бы у меня…

- В прежние времена вы бы выясняли отношения не со мной, а с другими соискателями, - Гельветов распахнул объемистый портфель, как самурай - вскрывает живот в ходе традиционного сеппуку, и начал бурно выхватывать оттуда толстые пачки бумаг, - вы думаете, - вы один такой, а? Так поглядите! И все срочно! Сверхсрочно! Вне очереди! Вне всяких очередей! Первостепенной государственной важности!

Гость побагровел, но сдержал себя, как сдерживают неподъемный груз, и сказал чеканным, железным голосом и почти спокойно:

- Мне на все это - плевать, меня интересует только одно: когда я получу то, что мне нужно?

- После того, когда мы справимся хотя бы с чем-то из предыдущего. Или после того, как нам официально укажут, что за чем делать и гарантируют полную неизменность очередности. После того, как все вы, государственные люди, окончательно определитесь, кто будет давать нам официальные указания. Гос-споди! Ведь находятся же еще деятели, которые ругают План! Да это же мечта! Отдых души!!!

- Павел, по-моему это так называемая попытка скрыть за истерикой собственное неумение работать.

- Да-а? У меня всего-навсего пятнадцать человек, которые мало-мальски в курсе. У всех все - сверхсрочно. Каждый находит высоких покровителей, чтобы протолкнуть свое дело - в первую очередь. Все требуют, чтобы я выехал лично, потому что их дело - самое важное в Союзе. Меня посылают на Алтай по части твердого топлива, чтоб я заодно решил вопрос с бронированием вертолетов, и это еще хорошо, потому что вертолеты - в Улан-Удэ, но когда очередной государственный человек доходит до еще более высоких кабинетов, мне звонят из ЦК, чтобы я немедленно ехал в Питер, на ЛОМО, я спрашиваю, - в чем дело? Там сначала возмущаются самим фактом вопроса, потом говорят, что это - жутко секретно, потом говорят более-менее конкретно, я предлагаю сотрудника, чтобы он решил эту проблему, после чего немедленно начинается скандал! Потом меня все-таки выдергивают в ЛОМО, но там я опять ничего не успеваю, поскольку через десять дней меня выдергивают в П-пензу, в НПО "Заречное"! - Он замолчал, тяжело дыша и машинально стараясь пригладить волосы. - А я не могу решать все эти ваши сверхсрочные вопросы, пока не решу проблемы по-настоящему фундаментальные. Поняли?