Золотое руно (сборник)

– Я не знаю. А это важно?

– Да, – ответил Ранджип. – Что‑нибудь может тебе помочь определить время, когда к тебе пришло то воспоминание?

– Например?

– Ты смотрел на часы? – спросил Эрик.

Кадим развёл руками, указывая на стены – здесь не было часов.

– Какие‑нибудь телефонные звонки? – спросила Дженис.

– Точно! – воскликнул Кадим. – Точно, когда вы про это заговорили, я вспомнил – это было сразу после того, как я позвонил Кристе. – Он вытащил свой телефон и пробежался пальцами по сенсорному экрану. – Звонок длился три минуты двадцать секунд и, – ещё одно прикосновение к экрану, – начался в 12:03.

Ранджип нахмурился.

– И через какое время после этого пришло воспоминание о… о том, что сделала агент Доусон?

– Через пару минут.

– Это не могло быть всего через пару минут, – сказал Эрик, глядя на Дженис. – Если только мы не мы теперь не говорим о предвидении.

– А могло пройти больше? – спросил Ранджип. – Скажем, десять минут?

– Вполне, – сказал Кадим.

– Или двадцать?

– Может быть. Я так думаю.

– Тридцать?

– Не, не так долго.

– Как это воспоминание началось? – спросил Ранджип.

– Что?

Ранджип задумался. Он знал об опасности наведённых воспоминаний, но ему требовалось докопаться до сути.

– Что было первое, что ты вспомнил? Как агент Доусон врывается в палату? Как она обнаружила человека, захватившего заложника? Её попытка уговорить его не делать того, что он собирался сделать?

Кадим покачал головой.

– Нет, ничего такого я не помню – вернее, не помнил тогда; сейчас‑то, когда вы про это сказали… – Он сочувственно посмотрел на Сьюзан. – Сью, вы отлично держались; вашей вины тут нет.

– Но в первый раз? – не отставал Ранджип. – Какой образ возник у тебя в голове первым?

Кадим содрогнулся.

– Как агент Доусон нажимает на спуск.

Эрик и Ранджип переглянулись.

– Вот так, – сказал Ранджип. – Одновремённость – два разума соединяются в момент кризиса.

– Но всё это и началось с момента кризиса, – сказал Эрик. – С электромагнитного импульса, когда был уничтожен Белый Дом. Что будет, если случится ещё один кризис, который окажет воздействие на всех нас одновременно?

Ранджип пожал плечами.

– Это очень хороший вопрос.

Глава 37

Сьюзан Доусон и Марк Гриффин мобилизовали троих больничных психологов для того, чтобы рассказать подвергшимся воздействию людям об опасной возможности возникновения сцепки в реальном времени в кризисный момент, с вероятными тяжёлыми последствиями. С теми, кто ещё оставался в больнице, психологи говорили лично, тем, кто ушёл – звонили.

Тем временем Ранджип Сингх заказал для Дженис Фалькони МРТ‑сканирование, но не обнаружил у неё в мозгу ничего необычного; как бы ни была сильна боль, которую она позаимствовала из разума умирающего Джоша Латимера, в её собственном мозгу она, по‑видимому, никаких постоянных изменений не вызвала.

Затем он поместил доктора Эрика Редекопа во второй МРТ‑сканер, чтобы посмотреть, нет ли в его мозгу какой‑нибудь необычной активности, когда он вспоминает то, что помнит Дженис. Было бы интересно увидеть, что одновременно активизируются соответствующие участки в, скажем, правой височной доле – но ничего такого не происходило. Это лишь укрепило представление о том, что сценка памяти и правда базируется на квантовой спутанности – царство которой недоступно для разрешающей способности МРТ‑сканеров.

Он также заказал МРТ для Кадима Адамса. Рядового сканировали непосредственно перед началом процедуры Ранджипа. Неудачная попытка стереть некоторые его воспоминания не должна была произвести в мозгу Кадима никаких изменений, которые способен заметить МРТ‑сканер, но Ранджип хотел проверить, есть ли там структурные изменения, которые можно бы было отнести на счёт сцепки памяти. И снова результат был отрицательный – между его старым МРТ и новым не было никакой заметной разницы.

Но всё‑таки что‑то изменилось.

Когда Кадим выехал из камеры сканера, он посмотрел на Ранджипа и МРТ‑техника и сказал:

– Сью со Старателем.

Ранджип немного склонил голову набок; он никогда раньше не слышал, чтобы Кадим называл президента кодовым именем.

– И?

– Она со Старателем прямо сейчас, – сказал он.

– Вероятно, – сказал Ранджип.

– Я это вижу, – сказал Кадим. – Его. Его палату. Я вижу это прямо сейчас.

– Вместо меня? – спросил Ранджип.

– Нет, гуру, вас я тоже вижу. Вас более ясно, но я также вижу… я также вижу то, что видит она. Словно фотка с двойной экспозицией или остаточное изображение – что‑то такое.

– Наложенное на то, что видишь ты?

– Ага.

– Как долго это продолжается?

– Я не знаю. Недолго. Изображение слабое, как я сказал. Внутри машины я не мог его разглядеть, но здесь, лёжа на спине и глядя в потолок – здесь ведь чисто белый потолок, видите? – Он поднял руку; Ранджип взглянул на потолок и согласно кивнул. – Так что моё собственное зрение почти ничего не показывает, и я могу – чёрт, вот ведь странно – я могу увидеть то, что видит она – тускло, призрачно, но вполне ясно.

– Воспоминания содержат мало визуальной информации, – сказал Ранджип.

– Это не воспоминания, гуру. Я могу прыгать по её памяти как хочу. Что она ела вчера на ужин? Гамбургер без булочки в кафетерии в вестибюле. Что ела на обед? Протеиновый батончик. Куда пошла после ужина? В женский туалет рядом с вестибюлем – что‑то попало ей в глаз, и она довольно долго с ним возилась. Я могу вспоминать эти вещи вразброс, в любом порядке. Это же больше похоже на кино: я не могу его ни прокрутить вперёд, ни вернуть назад, ничего.

– И всё это с её точки зрения? Ты уверен?

– Ага. Старатель только что спросил: «Есть новости по делу, которое мы обсуждали ранее?»

– Ты также и слышишь , что она слышит?

– Если вокруг тихо. Слышно реально плохо – ну, вроде как когда включил айпод, а наушники не надел. Слышишь тихую музыку и думаешь – чёрт возьми, откуда она идёт? Что‑то вроде того. Мы сейчас разговариваем – мы с вами – так что я не могу разобрать их речь, и когда я смотрю на вас или на всю эту технику, то фон получается слишком сложный и разнообразный, чтобы я мог нормально видеть то, что видит она, но если сосредоточиться, то можно что‑то разобрать.

Оператор МРТ – миниатюрная женщина с ярко‑рыжими волосами – заговорила.

– Это типа как плавунцы?

Кадим нахмурился.

– Кто?

– Они есть у многих людей, – сказала оператор. – Кусочки мусора в стекловидном теле глаза; ты их видишь, когда смотришь на чистое голубое небо или на лист белой бумаги или что‑то такое, но бо́льшую часть времени не замечаешь.

– Да, – согласился Кадим. – Что‑то вроде. Но гораздо чётче. – Он снова посмотрел на потолок. – Я вижу Старателя прямо сейчас – он как будто смотрит прямо на меня, и у него больше нет той дыхательной штуки в носу.

– Ты просто получаешь её сенсорный поток, – спросил Ранджип, – или ты также читаешь мысли агента Доусон?

– Трудно сказать. Есть какие‑то слова , исходящие явно не от Старателя. Но я их не слышу – и они идут не равномерным потоком. Но да, это, должно быть, Сью. «Проверить с Дэррилом» «какой‑то‑сякой‑то доступ по карте». Обрывки, но я их слышу.

– Погоди‑ка минутку, – сказал Ранджип. Рядом стояла каталка. Он растянулся на ней, подумав – уже не в первый раз – о том, как хорошо иметь тюрбан в качестве портативной подушки. Он посмотрел в тот же белый потолок, что и Кадим, и попытался различить неясные образы жизни Люциуса Джоно – не воспоминания рыжеволосого хирурга, а то, что сам Джоно в данный момент видит. Он также напряг слух, пытаясь расслышать звуки, которые в данный момент мог слышать Джоно. Конечно, была вероятность того, что Джоно спит, хотя уже было хорошо за полдень, но…

Ничего. Вообще ничего. Ранджип слез с каталки.