Золотое руно (сборник)

– Именно – не знаете. Вам нужно заключение юрисконсульта Секретной Службы, и понадобится не один день, чтобы его подготовить и согласовать. Точных параллелей, разумеется, не существует, но я подозреваю, что ваши юристы порекомендуют вам не раскрывать то, что вы узнали, так же, как они не рекомендовали бы раскрывать что бы то ни было, ставшее известным правительству в хоте обычной операции; в отношении государственного служащего действует подразумеваемый договор о неразглашении, и без отказа от ответственности, подписанного тем, кого вы интервьюировали, вы оказываетесь на очень тонком льду, если решаете поделиться чем‑то из информации, которую вам удалось раздобыть.

– А что насчёт упомянутой агентом Доусон угрозы кражи личности?

– Посоветуйте людям принять необходимые меры предосторожности, не раскрывая им личности того, кто их читает.

– И после этого просто их отпустить? – спросила Сьюзан, присаживаясь на край стола.

– Это свободная страна, агент Доусон. Подвергшиеся воздействию люди имеют право принимать собственные решения относительно того, что им делать. Вы уже причинили одному из моих клиентов огромные убытки, задержав меня здесь и не дав мне присутствовать на критически важной встрече. Он может подать иск против вас. Вы готовы к другим искам за незаконное лишение свободы? Вы собираетесь платить людям, у которых есть работа, если вы не даёте им её делать, или компенсировать им потерянный отпуск? Я хочу уйти, мисс Коэн хочет уйти, и, я уверен, многие из остальных тоже хотят уйти, особенно принимая во внимание сегодняшние ужасные события. Они хотят вернуться в свои семьи, к своим детям, своей работе, своим жизням. И у вас нет законных оснований им в этом препятствовать.

Глава 21

Дэвид Дженьюари был несказанно рад, когда сучка из Секретной Службы наконец его отпустила. Он ещё больше был рад тому, что она поверила ему, когда он сказал, что скрыл свою связь с Марком Гриффином потому что доступ к памяти Гриффина дал бы ему преимущество в переговорах по новому коллективному соглашению.

Но не в этом была настоящая причина; вовсе не в этом.

Нет, то, что оказалось в голове Дэвида сразу после операции на президенте было гораздо, гораздо интереснее.

Он умывался, бросив окровавленные перчатки и халат в контейнер для отходов. Там же были другие члены хирургической команды, включая его жену Энни. И Энни пошутила, спросив, кто будет оплачивать больничный счёт президента Джеррисона.

Кристина Ли, анестезиолог, ответила ей в тон: «Думаю, для Medicare он ещё недостаточно стар».

И тут – бам!  – в голове впервые возникло чужое воспоминание. Это было безумно, странно – но воспоминание было очень чёткое, и он знал, костьми чувствовал, что всё это правда .

Десять лет назад, задолго до больницы Лютера Терри, доктор Марк Гриффин работал в страховой компании. И эта компания выдоила из Medicare почти сто миллионов долларов по страховым случаям, связанным с неким бесполезным лекарством, якобы излечивающим болезнь Альцгеймера. Гриффин, который возглавлял в компании отдел расчетов с правительством, был вдохновителем всей этой аферы.

Дэвид Дженьюари ненавидел страховые компании. У его отца не было страховки, потому что никто не захотел его застраховать. А Гриффин вытащил миллионы долларов из системы, которая должна была обеспечивать медицинской помощью тех людей старше шестидесяти пяти, которые не имели другой страховки – то есть людей вроде отца Дэвида.

Кто знает, как долго просуществует сцепка памяти? Кто знает, как долго эти воспоминания останутся при нём? После того, как женщина из Секретной Службы закончила его поджаривать – да как она посмела предположить, что Энни его обманывает! – он направился прямиком в офис Гриффина. Секретарша Гриффина, мисс Питерс, подняла голову, когда он вошёл.

– У себя? – спросил Дэвид.

– У него назначена встреча через несколько минут, доктор Дженьюари. Записать вас на попозже?

Из чего следовало, что он таки у себя. Дэвид шагнул к двери мимо секретарши.

– Простите! – сказала мисс Питерс, вставая. – Вы не можете туда войти!

Дэвид распахнул внутреннюю дверь.

– Доктор Дженьюари! – возмущённо вскричала мисс Питерс.

Внутри, Гриффин сидел за широким деревянным столом, отполированным до блеска. Он удивлённо вскинул взгляд.

– Простите, доктор Гриффин, – сказала мисс Питерс.

Гриффин кивнул.

– Всё в порядке, Шерри, – сказала он. – В чём дело, Дэвид?

Дэвид повернулся и уставился на секретаршу. Она отступила, закрыв за собой тяжёлую дверь.

– Я знаю, что ты сделал, – сказал Дэвид.

– Что? – повторил Гриффин.

– Десять лет назад. В страховой компании. Афера с Medicare.

Гриффин, похоже, задумался. Его первым естественным импульсом было ответить что‑то вроде «Понятия не имею, о чём ты говоришь», но, судя по выражению его лица, он знал, что правила игры изменились. Так что он попробовал другой подход.

– Думаешь, что лишь потому, что у тебя появилось воспоминание, которое тебе не знакомо, оно принадлежит мне? А даже если и так, откуда ты знаешь, что это не фантазия или не сюжет фильма, который я смотрел или книги, которую читал?

– Это по‑настоящему, – сказал Дэвид. – Ты это сделал, и ты это знаешь. И, что более важно, я это знаю.

– У тебя нет доказательств того, что я совершил хоть что‑нибудь – никаких. И насколько я понимаю, у тебя сейчас в кармане айфон или блэкберри, который записывает каждое моё слово. Так вот, для протокола – я ни в чём не виноват.

– Я знаю, что произошло, – сказал Дэвид. – Я даже знаю, где хранятся записи.

На Гриффине был галстук красного цвета. Узел уже был ослаблен, и сейчас он вытянул его из‑под воротника синей рубашки и положил на стол перед собой.

– Красивый галстук, – сказал он. – Шёлковый. Поскольку ты читаешь мою память, ты, несомненно, помнишь, что мне его подарила жена. – С этими словами он отошёл в угол своего обширного кабинета, где стояла кофемашина и три кофейные кружки. Он взял одну из них и показал Дэвиду, повернув так, чтобы была видна надпись на ней. «Лучшему папе в мире», гласила она. – Мой сын клянётся, что во всём мире такая только одна. – А потом он сделал нечто очень странное: он продел галстук через ручку кружки и завязал его узлом. Он приподнял его, словно демонстрируя дело рук своих, и сказал:

– Чего ты хочешь?

– Ты вытащил из Medicare сотню миллионов или около того. Думаю, моё молчание об этом дорогого стоит.

– Ни единого пенни не попало ко мне в карман за что‑то неэтичное, – сказал Гриффин.

– Не напрямую. Но у тебя фондовые опционы, и ты в тот год получил огромный бонус.

Гриффин развёл руками.

– Дэйв…

– Как только закончится эта дурацкая изоляция, ты начнёшь платить мне за молчание.

– Вот, значит, как? Шантаж?

Дэвид невесело улыбнулся.

– Считай это платежами по страховке.

– Ты только что совершил самую большую ошибку в своей жизни, Дэйв, – сказал Гриффин совершенно спокойный тоном.

– Я так не думаю.

– Ты прав, ты можешь читать мою память. Но кто‑то другой читает твою. И… давай посмотрим, кто же это? – Гриффин вернулся к своему столу и, не садясь, позвонил по телефону. – Ранджип? – сказал он через пару секунд. – Марк Гриффин. Вы не могли бы глянуть в вашей таблице, кто читает воспоминания Дэвида Дженьюари, кардиолога? – Пауза. – Правда? Да, я её знаю. Хорошо, спасибо. Нет, пока нет, но я уже почти закончил. Приходите, когда будете готовы. До свидания.

Гриффин положил трубку и скрестил руки на груди.

– Профессор Сингх только что проинформировал меня, что доктор Кристина Ли, анестезиолог, читает твою память. Так что всё, что мне нужно сделать – это сказать ей: помните, как я привязал свой красный шёлковый галстук к ручке кружки с надписью «Лучшему в мире папе»? Что Дэвид Дженьюари сказал сразу после этого? – Он помолчал. – Видишь, Дэвид? У меня есть свидетель – пусть сейчас её здесь нет, но она всё равно свидетель. А связь эта только первого уровня, ты это знал? Это значит, что она будет помнить, что ты пытался меня шантажировать, но не вспомнит то, что вспомнил ты о моём прошлом; она имеет доступ только к твоим воспоминаниям, но не к моим.