Страница 361 из 366
По правде говоря, я не настоящий куратор. Я просто поселился в музее, или кмо, как его называли некоторые, потому что это было очень хорошее здание. Никто в нём не жил – нас так мало под нашим Куполом, что жить можно практически где захочешь. Ну, в общем, мы стали искать, но ни Эрик, ни я не нашли кленового листа среди немногих уцелевших экспонатов.
– Это должно быть что‑то особенное, – сказал Эрик. – Он, должно быть, очень много значил для наших предков во Времена, Когда Всё Было Хорошо. – Он вскинул на меня свои наивные глаза. – Если мы узнаем, что такое кленовый лист, может быть, хорошие времена вернутся?
Кто я такой, чтобы говорить ему, что это пустые мечты?
– Но ведь мы везде искали.
– Мы не искали снаружи Купола.
– Снаружи? Парень, снаружи ничего нет.
– Должно быть.
– Почему? – В жизни не слыхал я такой чепухи.
– Просто должно быть, вот и всё.
Ну, с такого рода логикой не поспоришь.
– Но даже если бы там что‑то и было, – сказал я, – туда никак нельзя попасть, так что…
– Нет, можно, – сказал Эрик. – Мистер Уизерс нашёл дверь, далеко, в самом Норт‑Йорке. Она вся приржавела. Если мы возьмём отсюда инструменты, то, возможно, сможем её открыть.
Что ж, мальчишка твёрдо решил идти, а я ведь не могу его отпустить в такую даль одного, правда ведь? Мы вышли на следующий день. Я уже много лет не бывал у края Купола. Эту местность называли Стилс‑авеню – подходящее название для места, где железный Купол соединяется с землёй. И там и правда оказалась дверь. Я был уверен, что у кого‑нибудь достало соображения намертво её запереть, и не слишком волновался, пытаясь поддеть её ломиком. Однако гадская штуковина тут же распахнулась. Мы опасливо прошли через неё.
Снаружи царила магия. Огромный шар огня висел над нашими головами. Высокие коричневые колонны гордо высились повсюду, куда падал взгляд. Наверху они были, словно застывший огонь: оранжевый, красный, жёлтый. Крохотные существа порхали туда‑сюда – и они пели ! Внезапно Эрик упал на колени.
– Глядите, мистер Куратор! Кленовые листья!
Их были миллионы, они сплошь покрывали землю. А сверху летели ещё – тонкие, с прожилками, очень красивые. Эрик посмотрел на меня.
– Должно быть так было во Времена, Когда Всё Было Хорошо: люди жили снаружи с кленовыми листьями. Я думаю, мы тоже должны жить здесь, мистер Куратор.
Я засмеялся и заплакал и обнял мальчишку. Мы повернулись спиной к куполу и зашагали вдаль.
Когда пришло время поднимать флаг над нашим новым городом, все согласились, что на флаге должен быть кленовый лист. Навсегда.
Примечания
Кленовые Листья – Toronto Maple Leafs – хоккейная команда Национальной Хоккейной Лиги из Торонто.
трюдо – Пьер Элиот Трюдо, пятнадцатый премьер‑министр Канады (1968–1979 и 1980–1984).
кмо – Королевский Музей Онтарио, музей естественной истории в Торонто.
Норт‑Йорк – район Торонто, занимающий средний сегмент его северной части.
По Стилс‑авеню проходит северная граница города.
Затерялось в почте
Зуммер интеркома жужжал, словно дефибриллятор, запускающий сердце умирающего человека. Я вскочил с кресла, не задержавшись даже, чтобы сохранить статью, над которой работал, нажал кнопку открывания двери подъезда и поспешил в коридор. Моя квартира примыкала к лестничному колодцу, так что я выскочил через пожарную дверь, сбежал на три этажа вниз, прошёл через внутреннюю стеклянную дверь в вестибюль и оттуда – в «прихожую» нашего многоквартирного дома.
Папа копался в своей сумке. Конечно, он не был настоящим Папой Римским – вероятно, он не был даже католиком – но внешне он определённо напоминал Иоанна Павла II. Подмышки его бледно‑голубой форменной рубашки Почты Канады взмокли от пота, а форменные тёмно‑синие шорты делали его похожим на английского школьника. Мы обменялись приветствиями; он говорил с каким‑то неопределённо‑европейским акцентом.
Дыра в панели над почтовыми ящиками зияла, словно воспалённая рана. Иоанн Павел вставил в неё латунный ключ. Панель подалась вперёд, словно откидная кровать, открывая доступ к ряду маленьких ящичков. Он принялся рассовывать по ним сегодняшнюю порцию рекламной макулатуры – слой гумуса, из которого вырастают первоклассные товары. Мой ящик он оставил пустым, и вместо этого выложил пачку листовок и буклетов на торчащий из стены столик.
У большинства людей нормальная, не рекламная почта состоит из одного‑двух отправлений, но мне пришло гораздо больше – включая очередной номер «Райерсон Рамблера» – журнала для выпускников Политехнического университета Райерсона. Закончив, Папа сложил мою почту в стопку и протянул мне. Как всегда, стопка получилась такая, что запихнуть её в почтовый ящик всё равно не удалось бы.
– Спасибо, – поблагодарил я его и вернулся в вестибюль.
Я обещал себе, что всегда буду подниматься обратно к себе на третий этаж пешком по лестнице – это было в тот день, когда у меня лопнула запаска – однако лифт оказался здесь, и его двери были распахнуты так призывно…
Вернувшись в квартиру, я уселся в углу своего Г‑образного дивана, как всегда, вытянув ноги вдоль его длинной секции. Почта состояла из стандартного набора пресс‑релизов, нескольких счетов и «Райерсон Рамблера». На обложке красовался выпускник, облачённый в африканский племенной наряд. Согласно подписи на странице содержания кто‑то из его родственников отрёкся от поста вождя племени в Гане, и он занял его место. Удивительно, как жизнь человека может измениться буквально за одну ночь.
Я удивился, обнаружив, что к задней обложке «Рамблера» прилип ещё один журнал. «Журнал выпускников Университета Торонто», было напечатано на нём. В нижнем левом углу его сине‑белой обложки были три полоски клейкого материала с прилипшими к ним обрывками бумаги. Должно быть, бумажка с адресом оторвалась, обнажив клей, и таким образом один журнал приклеился к другому.
Забавно: после школы меня приняли в Университет Торонто, но я решил вместо него учиться в Райерсоне. Если бы я остался в УТ, то сейчас был бы палеонтологом, просеивающим останки древней жизни. Вместо этого я стал журналистом‑фрилансером, специализирующимся на нефтехимической промышленности, пишущим редактором «Канадского пластика», компетентным писателем, и единственная жизнь, которую я просеиваю – моя собственная.
Я принялся листать журнал. Здесь, на тридцати двух глянцевых страницах, было моё прошлое, каким оно могло быть, но не было: церемонии выпуска в Зале Собраний, статья о 115‑й годовщине газеты студгородка под названием «Универ»; календарь событий в «Харт‑Хаус»[1]…
Если бы я пошёл в УТ вместо Райерсона, эти фотографии вызывали бы у меня ностальгический смех сквозь слёзы. Вместо этого они были просто картинками, бесчувственными оттисками. Окаменелостями чужой жизни.
Я продолжил листать дальше, пока не добрался до последней страницы. Здесь, под заголовком «Вести о выпускниках» были фотографии бывших студентов и краткая история их карьеры и личных достижений. Я с удивлением обнаружил выпускника факультета палеонтологии; это был весьма небольшой факультет, но в нижней части страницы нашлась заметка о человеке по имени Залмон Бернштейн. Фото было явно постановочным: Бернштейн с геологическим молотком улыбается во все тридцать два зуба. Там говорилось, что он защитил свой Ph.D. в 1983, в том же году, в котором, вероятно, защитился бы и я. Мы бы, несомненно, были знакомы; может быть, даже дружили бы.
Я перечитал заметку трижды. Женат. Сейчас живёт в Драмхеллере, Альберта. Работает сотрудником‑исследователем в Королевском Тиррелловском музее Палеонтологии. Летом работает на раскопках в Провинциальном парке «Динозавр».
Он всего добился сам. Я ощутил укол грусти и отложил журнал. В остальной почте не было ничего срочного, так что я вернулся за компьютер и продолжил возиться со своей статьёй об очистке полистирола.