Страница 20 из 366
Аарон изучил свои карты и сказал:
– Я вижу твои сто миллионов, и я поднимаю ещё на сто миллионов. – Он пододвинул к центру стола стопку пластиковых фишек.
Кейдзи вгляделся в непостижимые глаза Аарона, зелёные и синие и серые и карие.
– Блефуешь, – сказал он.
Аарон лишь улыбнулся.
Кейдзи повернулся за поддержкой к Барни.
– Я думаю, он блефует.
– Кто знает? – сказал Барни, дружелюбно пожимая плечами. – Поищи в сети «покерное лицо», и половина ссылок будет про нашего Аарона.
Кейдзи пожевал нижнюю губу.
– Ладно. Играю. Я вижу твои, – он сглотнул, – сто миллионов, и я поднимаю, – он взглянул на свой скудный запас фишек, – на десять миллионов. – Он пододвинул свои фишки к центру.
– Я выхожу, – сказал И‑Шинь, кладя свои карты.
– Я тоже, – сказал Барни.
– Мой пра‑пра‑пра‑прадед был коммунистом, – улыбнувшись, сказал Павел. – Он любил говорить, что никогда не знаешь, когда западный, – он помедлил, затем кивнул в сторону Кейдзи и И‑Шиня, – или восточный капиталист врёт. – Он положил карты на стол. – Выхожу.
Все глаза, включая мои, были направлены на Аарона. Это лицо оставалось бесстрастным, как у статуи.
– Вижу, – сказал он, наконец, пододвигая фишки. – Потом: – И поднимаю. – Он отсчитал красные фишки: пять миллионов, десять миллионов, пятнадцать миллионов, двадцать миллионов, двадцать пять миллионов.
Чан тихо присвистнул. Несмотря на вентиляцию, лоб Кейдзи Симбаси покрывала испарина. Наконец, он сложил свои карты.
– Выхожу.
Аарон улыбнулся.
– Как говорил мой прадед‑фермер про свои поля, «поли их и собирай урожай». – Он перевернул свои карты, по одной за раз.
– Да у тебя что попало, – сказал Кейдзи.
– Ага.
– Ты меня обчистил.
– Это ничего, – сказал Аарон. – Я согласен играть на твоего первенца.
Чан собрал карты и принялся их тасовать в своей фирменной четырёхрукой манере.
– Аарон, – решил я наконец вмешаться.
Ему было весело, вероятно, впервые за много дней.
– Бог ты мой! И у стен есть уши!
– Аарон, прошу прощения, что вмешиваюсь.
– Что случилось, ЯЗОН?
– Я только хотел тебе напомнить, что твой плановый ежегодный медосмотр сегодня в пять, через три часа.
– Правда? Неужели уже год прошёл?
– Да.
Он нахмурился.
– Как быстро летит время, когда проводишь его весело.
– Именно так. Пожалуйста воспользуйся емкостью, которую ты найдёшь у Барни в ячейке доставки, для анализа мочи.
– О. Хорошо. Спасибо, ЯЗОН.
– Тебе спасибо.
Аарон поднялся.
– Ну, что ж, парни, вы знаете, что говорят про пиво. Его никогда не покупаешь, его берёшь напрокат. Барни, я воспользуюсь твоим сортиром?
– Нет. Делай это прямо здесь.
– Я бы без проблем, только боюсь, вы почувствуете себя ущербными. – Он забрал из доставки стеклянную ёмкость и направился в уборную.
Аарон лежал на спине на смотровом столе. Я узнал, наконец, что он делает с руками, когда не может их запихать в карманы. Он сплетает пальцы и подкладывает их под затылок. Кирстен впрыснула ему крота, крошечный генетический конструкт, который плывёт по артериям и венам и ищет закупорки и повреждения. У крота имелся биоэлектрический маячок, который позволял Кирстен следить за его передвижениями на карте системы кровообращения Аарона. Крохотное создание остановилось в нижней мезентериальной артерии. Это означало, что оно нашло бляшки на сосудистых стенках. Ничего особенного даже для такого молодого человека, как Аарон, но пускать на самотёк, тем не менее, не стоит. Крот теперь должен прицепиться к стенке сосуда и выпустить фермент каналазу, чтобы растворить бляшку. Рутинная операция, и через две минуты крот двинулся дальше.
Кирстен решила, что с кротом всё порядке. Она перенесла внимание на свою медицинскую панель. Все результаты со сканеров приходили сначала ко мне, для записи в хранилище, и лишь потом на её монитор. Мне было нетрудно поменять байт здесь, пару байтов там.
– Ого, – сказала Кирстен.
– Я тоже заметил, – тут же ответил я…
Аарон сел – крота это, должно быть, взбесило.
– В чём дело?
Кирстен обернулась и улыбнулась ему.
– Вероятно, ни в чём. Просто странный участок в твоей ЭЭГ.
Аарон посмотрел прямо в мою камеру, установленную высоко на стене над дверью.
– ЯЗОН, разве ты не следишь за ЭЭГ каждого человека в реальном времени?
Я терпеливо выждал две секунды, надеясь, что Кирстен сама ответит на этот вопрос, потому что так бы выглядело лучше. И она это сделала:
– О, ЯЗОН следит только за альфа‑ и бета‑ритмами и коэффициентом отклонения Пташника. Этого, как правило, достаточно, чтобы определить, спит человек или нет. Мы же сейчас заглянули глубоко в твой эта‑ритм. Чтобы увидеть его, нужна большая машина.
– И? – Аарон явно был встревожен, но голос его звучал спокойно.
– И, в общем, надо взглянуть на него попристальней. В девяти случаях из десяти это ничего не значит. Но иногда это может быть признаком приближающегося инсульта.
– Инсульта? Господи, да мне же всего двадцать семь.
Кирстен указала на карту кровеносной системы. Крот трудился у Аарона в правой бедренной артерии.
– В твоём возрасте и такого количества бляшек в сосудах не должно бы быть. Как я сказала, лучше взглянуть на это попристальней. – Она посмотрела в объективы моих камер. – ЯЗОН, приготовь, пожалуйста, гистоголографический сканер мозга.
Гистоголография? Клянусь Тьюрингом, чему эту женщину учили? Вздох. Постоянно забываю, как зелены эти люди.
– Э‑э, Кирстен, – говорю я мягко, – бозонная томография промежуточного вектора в данных обстоятельствах подошла бы лучше. Разрешение гораздо больше.
Я опасался, что из ущемлённой гордости она станет настаивать на ГГГ. Прошла секунда. Вторая.
Аронов крот, по‑видимому, удовлетворённый делом рук своих, продолжил свой путь вниз по ноге.
– О, – сказала Кирстен. – Конечно. Если это рекомендованная процедура.
– Рекомендованная.
– Отлично. Кто‑нибудь пользуется томографом?
Конечно, нет.
– Секундочку. Нет. На сегодня его не резервировали.
– А у меня когда следующий пациент?
– Следующий осмотр перенесли. Сегодня больше никого до конца дня.
– О‑кей. Аарон, пойдём‑ка в лабораторию томографии.
– Прямо сейчас?
– Прямо сейчас.
Прямо сейчас.
Сканирование производится в сидячем положении, однако подбородок при этом должен покоиться на специальной подставке, а мягкие зажимы не дают поворачивать голову в стороны. К суставчатым манипуляторам крепились две изогнутые полосы палладия. Одна из них, замкнутая в кольцо, удерживалась горизонтально над головой Аарона. Вторая, имеющая вид буквы U, охватывала спереди его лицо.
– ЯЗОН, начинай запись, – сказала Кирстен.
– Веду запись, – отозвался я.
Горизонтальная петля начала опускаться вниз к голове Аарона. Она двигалась медленно, очень медленно – на глаз казалось, что она вовсе не движется. Только за минуту или около того можно было заметить её продвижение. По мере того, как она опускалась, томограф изучал поведение бозонов, переносчиков слабого ядерного взаимодействия, и по нему строил очень подробное изображение среза Ааронова мозга. Начав с верхушки коры головного мозга, сканер медленно и тщательно, слой за тончайшим слоем, проходил мозговой свод, зрительный бугор, гипоталамус, варолиев мост, мозжечок, продолговатый мозг. На каждом уровне он производил множественные томограммы, фиксирующие частоту возбуждения каждого нейрона.
Обычно весь массив данных не записывается – слишком велик объём. Но я сохранил каждый его бит. Дорсальное сканирование заняло сорок три минуты. По его завершении Аарон пожаловался, что у него затекла шея. Он поднялся, походил немного по комнате и попил воды перед началом второй фазы. На время перерыва я занял своё центральное сознание рутинной оптимизацией файловой системы, однако мне не терпелось закончить сканирование. Наконец, он уселся снова, и перевёрнутая палладиевая U начала свой путь. Сканирование происходило от лица к затылку. Раньше его делали в противоположном направлении, однако когда металлическая U появлялась в поле периферийного зрения пациента, он всегда непроизвольно вздрагивал и портил всю томограмму. В прямом направлении получалось лучше. Мало‑помалу U преодолела лобные доли и переползла к височным, записывая, записывая, записывая…