Соня Кривая

— Барболин? Как же ты здесь оказался? Ведь мне говорили, что ты вместе с другими расстрелян в Омске?

— Нет, только избили до полусмерти. Удалось бежать. Скрывался, думал, не доберусь до Челябинска…

Барболин был пристроен у одного из подпольщиков на дому. Он быстро пришел в себя. Через несколько дней ему вручили поддельный паспорт. Его подпольная кличка стала «Ветров».

Нет, не все рассказал о себе Барболин. Было у него еще одно имя — «Никольский». Но проходил он под этим именем в списках белой контрразведки.

В колчаковской контрразведке давно уже были встревожены положением в Челябинске. Именно а этом городе происходили массовые беспорядки. Никак не удавалось обнаружить здесь тайную типографию, которая наводнила крамольными листовками не только город, но и уезд. Нередко в городе, а особенно на железнодорожных путях, гремели взрывы. В ходу были саботаж и забастовки. Иллюзий у колчаковского командования не было — это дело рук отлично налаженного большевистского подполья. Но как туда проникнуть?

Полковник Сорочинский, убедившись, что подходящего человека для засылки в челябинское подполье нет, обратился за помощью в Омск, к полковнику Злобину, начальнику отдела контрразведки при штабе Колчака. Он изложил свой план и спросил, не найдется ли здесь подходящей кандидатуры провокатора.

Кандидатура нашлась. Это и был Барболин. При Советской власти он служил в городском Совете комиссаром по делам беженцев. После белого переворота Барболина арестовали и направили в лагерь вместе с другими большевиками. Здесь-то и отыскал его полковник Злобин.

Склонить Барболина к предательству не оказалось делом слишком трудным. Его просто запугали. А потом посулили деньги.

Вскоре в лагере был организован побег. Он оказался неудачным. Двенадцать человек были схвачены и поплатились жизнью. Тринадцатому удалось «чудом» скрыться. Тринадцатым был Барболин.

Из Омска в Челябинск Барболин ехал неспроста. О тесных связях челябинского и омского подполья белая контрразведка давно догадывалась. Расчет строился на том, что Барболин встретит в Челябинске кого-нибудь из старых знакомых.

И расчет этот, к радости Злобина и Сорочинского, оправдался.

— Итак, товарищи. Теперь я могу заявить, что мы располагаем полными разведывательными данными не только о дислокации и передвижениях войск, но и о морально-политическом состоянии воинских частей Колчака, — докладывал Д. Д. Кудрявцеву начальник отдела контрразведки военно-революционного штаба Алексей Александрович Григорьев.

Он передал сводки. Дмитрий Дмитриевич внимательно прочел их.

— Надо срочно переправить сведения за линию фронта. Скажите, Соня, все ли у вас готово для Матвея? — осведомился Кудрявцев у Кривой.

А. А. Григорьев знал, что Матвей — это смелый, находчивый подпольщик Иванов.

— Снова он пойдет за линию фронта?

— Может, есть другие предложения? — вопросом на вопрос ответил Кудрявцев.

— Что вы? Я и сам хотел предложить его.

— Значит решено. Встретитесь с ним завтра. Придет к вам на Горшечную.

Соня извлекла один из паспортов с фотокарточкой Иванова, но уже на имя крестьянина Уфимской губернии Фокина.

— Еще один новокрещенный, — улыбнулся Алексей Александрович. — Чистая работа.

Ночь провели на этой же конспиративной квартире. Соня — за подготовкой паспортов и других документов для подпольщиков, А. А. Григорьев и Д. Д. Кудрявцев — за обобщением разведданных для Красной Армии. Под утро, прервав свое занятие, Софья спросила у Григорьева:

— Скажите, Алексей, вы хорошо знаете Омск, вам не приходилось встречать там семью Киржнеров?

— Откровенно говоря, нет.

— Жаль.

— Что, скоро предстоит дальняя поездка?

— Да, предстоит.

Вопрос был больше риторическим. Григорьев принимал участие в подборе человека для переправы крупной суммы денег омскому подполью. Сам голосовал за Соню. А теперь вдруг необъяснимая тоска защемила сердце у этого видавшего виды человека. Вспомнились и кровавые бои за Омск, и разгул колчаковской контрразведки после разгрома Советов. Опасно появляться там. Но кто лучше ее выполнит поручение партии?

— А у нас опять пополнение, — прервала его раздумья Соня. — Прибыл земляк ваш, из Омска.

— Из Омска?

— Барболин. Теперь «Ветров».

— Что-то не то. Барболина расстреляли.

На лице Сони выразилась тревога.

— Но он жив!

— А не подставное ли это лицо?

— Ну нет. Его опознали.

— Странное дело. У меня совершенно точные сведения. И вы тоже с ним встречались?

— Да, у Шмакова.

— И где он теперь? В Омске? Странно. Будьте осторожны, Соня. А вернется Барболин — разберемся, — заключил А. А. Григорьев.

Напали на след

В белой контрразведке царило большое оживление. После долгих неудач — первый успех. Барболин-Никольский, провокатор, доставленный из Омска, наконец, напал на след. Он лично видел и говорил с членами челябинского подполья Осипом Хотеенковым и Софьей Кривой, дал их портретные описания. Удалось ему узнать и адрес конспиративной квартиры в Омске, куда он выехал теперь: Степная № 1.

Слежка за С. А. Кривой началась.

Из „Дела“ С. А. Кривой.

Впервые Софья Авсеевна обнаружила, что за ней следят, на вокзале. Она шла на связь с Широковым.

Войдя в полосу света возле касс, почувствовала на себе чей-то взгляд. Оглянулась, человек резко отвернулся и направился в толпу.

Следующую ночь, последнюю перед отъездом в Омск, Софья не ночевала дома. По предложению Алексея Александровича Григорьева был принят следующий план. Григорьев проводит ее до копей, где Кривую уже будет ждать Федор Царегородцев с билетом. Выедет она со станции Сергинско-Уфалейская.

По заданию горкома партии С. А. Кривая должна была информировать через Омск партийные организации Сибири о положении дел на Южном Урале, передать нужные партийные документы. Попутно она везла деньги — 300 тысяч рублей, недавно переданных челябинцам миньярскими подпольщиками.

План, предложенный Григорьевым, оправдал себя. Никем не замеченная, Софья Кривая выехала в Омск.

А в Челябинске между тем назревали события.

В кабинет Сорочинского был вызван капитан Савицкий. Полковника он застал за изучением примет подпольщиков, которые представил Барболин.

— «Софья Кривая, — прочел вслух Сорочинский, — миловидна собой, лицо овальное, на левой щеке — родинка, носит капюшон из верблюжьей шерсти…»

— Что ж, капитан, — передал он бумаги Савицкому, — принимайте дела. Операцию я поручаю вам. Учтите, самую ответственную операцию. Кстати, о Кривой. Она скрылась, но, я думаю, далеко не уйдет. Отыщем.

«На левой щеке родинка…» — перечел еще раз капитан в своем кабинете. — Уж не та ли это девушка, что встречалась однажды в Народном Доме… Тогда еще взлетел на воздух памятник чехам… Жаль, очень жаль…»

А вскоре белая контрразведка добилась еще одного успеха. По доносу эсера Шулова 24 марта был арестован бывший его товарищ по партии — Н. Образцов. Образцов, как и Барболин, не имел устойчивых политических взглядов. Увы, это был не такой храбрый человек, как о нем говорили. Имена восемнадцати большевиков назвал он на допросе капитану Савицкому.

— Клубок разматывается, — не скрывая радость, докладывал капитан полковнику Сорочинскому. — Начинаем аресты.

— С богом! — перекрестил его полковник.

…Улицы Омска напоминали военный бивуак. Город был забит войсками. Всюду виднелись артиллерийские фургоны, повозки, упряжки. Софья Кривая шагала в толпе прибывших пассажиров. Невзрачный на вид чемоданчик, которым она помахивала в такт своим шагам, скромная одежда ничем не привлекали внимания прохожих. Вместе с толпой она вышла на многолюдную улицу. Вот и дом № 1 на Степной.