«Ермак» во льдах

По-настоящему крупная личность нередко не вмещается в рамки своей биографии. Выдающемуся русскому военному моряку адмиралу Степану Осиповичу Макарову (1848–1904) было тесно везде – на суше и на море. Его жизненный девиз гласил: «В море – дома, на берегу – в гостях». В свое первое плаванье он вышел в двенадцать лет – и сорок три года жизни, до самой своей героической гибели, посвятил российскому флоту. Неутомимый мореплаватель, крупный флотоводец, серьезный ученый, талантливый изобретатель, выдающийся организатор, незаурядный писатель – он внес неоценимый вклад во все, за что брался.

Он создал теорию непотопляемости и живучести корабля – и внедрил ее в практику, предложив делать дно и борта кораблей двойными и разделять корпус судна на водонепроницаемые отсеки. Изобрел пластырь для заделывания пробоин, бронебойный колпачок-наконечник для снарядов и русскую семафорную азбуку. Первым на русском флоте применил в бою самодвижущиеся торпеды. И это самое краткое перечисление его достижений! Совершив кругосветное плавание, опубликовал двухтомный труд «“Витязь” и Тихий океан», который принес ему мировую славу ученого-океанографа, премию Российской Академии наук и Золотую медаль Географического общества.

Как военного моряка Макарова лучше всего характеризуют его собственные слова: «Мое правило: если вы встретите слабейшее судно – нападайте, если равное себе – нападайте, и если сильнее себя – тоже нападайте».

А еще суровый, закаленный в боях и походах адмирал был мечтателем и романтиком. И главной его идеей, великой мечтой было достижение Северного полюса на ледоколе. «К Северному полюсу – напролом» – так называлась лекция, с которой он выступил в 1897 году в Русском Императорском Географическом обществе. Поэтому в основу нашей книги положен главный труд Макарова «“Ермак” во льдах» – рассказ о ледовых рейсах первого в мире ледокола арктического класса, любимого детища прославленного адмирала.

Говорят – незаменимых людей нет. И еще – надежда умирает последней. Иногда бывает ровно наоборот: надежда исчезает со смертью того, кто оказывается незаменимым.

Ф. Врангель. Памяти Степана Осиповича Макарова

Погиб Макаров, и кануло в бездну беспримерное сочетание опытности сорокалетней трудовой службы с юношескою гибкостью творческого ума, неутомимого трудолюбия с непоборимою энергией.[1]

Для полной оценки такого деятеля нужна историческая точка зрения; некролога я писать не могу, потому что вдали от Родины у меня нет необходимых данных. Но мои мысли неустанно возвращаются к облику дорогого друга; как-то не верится, что это олицетворение кипучей жизни вдруг, роковою случайностью, исчезло; что не увижу его доброй улыбки, не услышу его приветливой, умной речи. Хотелось бы, хоть в малой мере, продлить эту драгоценную жизнь, восстановив его облик, дав заглянуть читателю в эту богато одаренную душу. Я знал его близко, работал с ним, жил с ним, любил его, – а понять человека можно только любя его.

Познакомился я с Макаровым при первом его прибытии в Петербург[2]. От товарищей, плававших в эскадре A. А. Попова, я уже наслышался о самородке, открытом в штурманской роте Николаевска-на-Амуре, о Степе Макарове, успевшем уже кадетом составить себе репутацию выдающегося моряка.

Не изгладится из моей памяти стройная, здоровая фигура белокурого юноши, живые глаза которого светились проницательной любознательностью и природным умом, а веселая улыбка отражала добродушную, жизнерадостную самоуверенность.

Пути наши разошлись; я знал лишь о выдающейся деятельности мичмана Макарова по его статьям о непотопляемости в «Морском сборнике».

Во время Восточной войны 1877–1878 гг. я состоял при Очаковской морской обороне и занялся вопросом определения расстояний в море и по этому поводу неоднократно посещал пароход «Константин», где имел случай лично убедиться в той технической сметке, с которой молодой командир сумел преодолеть затруднения, связанные с осуществлением его, тогда еще новой, мысли: расширить круг деятельности минных катеров, приспособив их к подъему, в полном вооружении, на боканцах «Константина», преобразованного лейтенантом Макаровым из пассажирского парохода в грозное военное судно.

Близкие, дружеские отношения наши завязались лишь в 1885 г., когда Макаров, сдав командование константинопольским станционером, прибыл в Петербург и воспользовался сравнительным покоем, чтобы обработать свои наблюдения над течениями, температурой и соленостью Босфора. Я в то время был инспектором Императорского Александровского лицея и преподавателем Морской академии; Макаров заехал ко мне посоветоваться о своем труде; я мог снабдить его главнейшей литературой по предмету и оказать посильную помощь в деле, тогда ему еще новом.

Меня крайне заинтересовали важные результаты его наблюдений, но еще более поразила меня его личность, которую можно было вполне оценить, лишь видя его в работе. Даровитых русских людей я встречал часто; но редко природная быстрота соображения и проницательность ума соединяются с таким неутомимым трудолюбием, как у С. О. Макарова, с такою настойчивостью в преследовании намеченной цели.

Как известно, эта первая работа Макарова в области физической географии моря – «Обмен вод Черного и Мраморного морей» – удостоена Академией Наук Макарьевской премии. Это и по настоящее время есть самое полное исследование важного, в теоретическом и практическом отношениях, вопроса о течениях в проливе, соединяющем два бассейна вод различной плотности. Самое возникновение, равно как и выполнение его, характерно для Макарова, а потому я несколько подробнее на нем остановлюсь.

В военных кругах, между прочим и Тотлебеном[3], возбуждался вопрос о возможности заградить Босфор минами; а назначение Макарова командиром станционера было не чуждо этому вопросу. Для правильного решения вопроса нужны были данные о течениях Босфора, как поверхностных, так и подводных. Макаров обратился к компетентному лицу за справкою о существующих исследованиях; ему указали на работу английского гидрографа Спратта, которая его, однако, не удовлетворила, и он решил сам приняться за задачу.

Со свойственною ему проницательностью Степан Осипович сразу усмотрел суть явления и сообразно с этим направил свои наблюдения на выяснение распределения плотностей и течений на разных глубинах. Ему пришлось не только знакомиться с новым для него делом, изучать имеющиеся приборы и усовершенствовать их, но, кроме того, еще и производить свои наблюдения так, чтобы не возбудить подозрения турецких властей. Несмотря на все это, ему удалось добыть весьма ценный материал.

Однако в научном исследовании не в одних цифровых данных дело; надо суметь их сгруппировать и сопоставить таким образом, чтобы получить ясный ответ на поставленный вопрос. Вот в этой, наиболее важной части научного труда и сказывается творческий дар исследователя, и этим даром Макаров обладал в высокой степени. Притом и постановка вопроса, и способы решения отличались у него большой простотой и своеобразностью.

Это происходило отчасти от того, что Макаров, встречаясь с любою задачей, которую надо было решить, не терял много времени и труда на так называемое ознакомление с литературой по предмету, то есть на изучение того, что думали и писали другие о данном вопросе. Ценя время, которого он не терял ни минуты, он предпочитал, если возможно, заменять чтение беседой с компетентными лицами, причем с виртуозностью умел извлекать нужные ему сведения, сохраняя полную самостоятельность в выводах и суждениях.

1

Эта статья была написана другом С. О. Макарова Ф. Ф. Врангелем вскорости после гибели адмирала.

2

В 1867 г. Но С. О. Макаров посещал Петербург и раньше, когда переезжал с отцом из Николаева в Николаевск-на-Амуре.

3

Тотлебен Эдуард Иванович (1818–1884) – военный деятель России, знаменитый военный инженер.