Страница 28 из 142
Тем же вечером Мифэнви спустилась к ужину в бледно-голубом платье из тафты, оставлявшем открытыми её худенькие плечи, обильно осыпанные веснушками.
Колдер, уже гладко причёсанный, но по-прежнему с ног до головы облачённый в черное, окинул её неодобрительным взглядом.
— Это крайне легкомысленно с вашей стороны, — прокомментировал он это одеяние, — в замке довольно холодно, можно простудиться.
— Когда женщина открывает плечи, она хочет, чтобы мужчина согрел их своими ладонями, — ответила Мифэнви. И Колдер, уже собиравшийся прочесть ей гневную отповедь, вдруг осёкся и уставился в тарелку.
Пол переводил взгляд с невесты на брата и не понимал, что происходит. Поэтому он разлил по бокалам вино и радостным голосом предложил выпить за знакомство.
Но, несмотря на это разговор не клеился, рассыпаясь на кусочки. Мифэнви сидела, выпрямив спинку и вцепившись в вилку. Колдер и вовсе отстранился в тень и молчал. Не в силах смотреть, как дорогие ему люди расходятся всё дальше, Пол сказал:
— Мейв, может, сыграешь нам? У нас восхитительный рояль!
Это, пожалуй, единственное, что могло объединить их. Пол прекрасно знал, что в те моменты, когда было особенно тяжело, Колдер изливал душу в музыке.
— Рояль? Здесь? — удивилась она. — Как вы его сюда доставили?
— Это уже другой вопрос, — улыбнулся Пол и протянул ей руку. — Идём, я покажу тебе…
И заметил, что Колдер как-то странно посмотрел на их соединенные руки.
К столовой примыкала небольшая комната, округлой формы. Через два стрельчатых окна в неё лился неровный лунный свет. Чёрный рояль, казалось, урча, словно огромный сытый кот, нежился в этом небесном серебре. Клавиши же в полумраке выглядели ухмылкой.
Мифэнви осторожно коснулась их, рождая нежные чистые звуки. Инструмент был в идеальном состоянии: видно, что им часто пользовались и бережно ухаживали.
Девушка подвинула табурет, слегка размяла пальцы и… Она точно знала, что будет играть — непременно Моцарта! Она любила его за волшебство и солнечность. За искрящуюся дивным светом абсолютную музыку, словно подслушанную где-то на небесах.
И сейчас, играя, она парила сама. Сияющая, тонкая в полосе лунного света. Пол заметил, что брат сначала смотрел на неё, не отрываясь, какими-то воспаленным, блестящим взглядом, а потом, откинувшись головой на дверной косяк, закрыл глаза и сложил руки на груди, погружаясь в свои мысли.
Пол сидел на скамейке, что занимала проём одной из ниш. Лицо его было в тени. Зато сам он хорошо видел их. Колдер, словно творение графика, высокий, прямой, темный, и Мифэнви, хрупкая и почти нереальная в этих лунных отблесках. Словно некий незримый художник нарисовал их, позабыв о других красках, кроме оттенков черного и белого.
И вот последняя нота чудной мелодии истаяла в воздухе. И Пол заметил, как брат его вздрогнул от этой внезапной, оглушающей тишины. Наконец, Колдер отлип от дверного проёма и, бросив почему-то уничижительный взгляд на юную музыкантшу, холодно произнёс:
— Что ж, играете вы довольно сносно. Думаю, время от времени, я смогу доверять вам свой инструмент.
С эти словами он крутнулся и вышел, даже не простившись.
Мифэнви закрыла глаза руками и проговорила:
— Ты, вправду, думаешь, что я смогу понравится ему? — голос её дрожал от слёз.
Пол подошёл к ней и накрыл ладонями её плечи.
— Успокойся, все будет хорошо! — сказал, сам едва веря тому, что говорит. — Иди спать, сегодня был трудный день.
Мифэнви поднялась к себе. В комнате она застала служанку — пухленькая миловидная девушка с золотистыми кудряшками, живыми карими глазами и смешным вздёрнутым носиком была как глоток жизни в мрачной атмосфере замка.
Девушка оправляла постель.
— Меня зовут Мэрион, — представилась она, сделав книксен. — И ваша ванна уже готова, миледи.
— Спасибо, — чуть смущенная такой заботой, сказала Мифэнви, — не стоило утруждать себя.
— Как же, хозяин сказал, что я должна делать всё, что вы не прикажете, — живо отчеканила горничная.
— Постойте, Мэрион, который из хозяев?
— Лорд Грэнвилл, разумеется.
— А разве оба брата не лорды? — удивилась Мифэнви.
— Тсс! — зашикала Мэрион. Оглянулась по сторонам, откинула штору на окне и даже нагнулась под кровать. Убедившись, что никакой соглядатай здесь не прячется, она взяла Мифэнви за руки и усадила на кровать. — Так вы, миледи, совсем ничего не знаете?
И Мифэнви поняла, что сейчас откроется ещё одна из загадок замка Глоум Хилл. Интересно, сколько же скелетов прячется по здешним пыльным шкафам?
— Сэр Колдер и сэр Пол братья только по отцу, — начала Мэрион. — Мать сэра Пола была некогда воспитанницей старшего лорда Грэнвилла. Он соблазнил её. Она так и умерла, невенчанная, дав жизнь плоду своего греха. Лорд Грэнвилл, сказывают, пришёл в бешенство: ведь его жена, мать сэра Колдера, тоже умерла родами. Говорят, — она перешла на яростный шёпот, — семя у него проклятое! Так вот, он бесился, значит, хотел сэра Пола выкинуть на улицу, чтобы того съели собаки. Ей-ей, вы у Филдинга спросите, он это застал! Но тут сын вступился за малыша. Он по-своему любил бедняжку Лизабет, мать Пола, а она, сама ещё почти ребенок, заботилась о нём, как могла. Мальчишка держал её за руку, когда та отходила, и пообещал не бросать её сироту. Лорд пришёл в такую ярость, что, говорят, чуть не прибил его. А наутро он выслал сэра Колдера с малышом и несколькими слугами сюда, в Глоум Хилл. И только два года назад, уже умирая от сифилиса, он признал сэра Пола своим официальным сыном, и наделили его всеми правами и регалиями, что и полагаются там лордам. И хотя в деньгах никогда не отказывал, толку от этого было мало: сэр Пол столько лет прожил — а по мне, так промаялся, вы ж знаете их, этих сплетников! — ненастоящим милордом. Поэтому, если в Глоум Хилле говорят «милорд», то имеют в виду только одного — сэра Колдера.