Готовься к войне

- Книгу, - поправила мама.

- Что?

- Не «книжку», а «книгу».

- Боже мой, какая разница?

- Разница есть.

Камилла вскочила.

- Это издевательство! Надо мной! В моем же доме! Это разговор слепого с глухим!

- Вот именно, - мстительно вставил Знаев.

- Я бы, между прочим, - госпожа Знаева еще больше выпрямила и без того прямую спину, - таким мужем гордилась. Разносторонне развитый, обеспеченный, не пьет, не курит, спортсмен…

- Я б тоже гордилась, - всхлипнула бывшая банкирша. - Да что-то не получается. В его жизни мне нет места.

- Кто же в этом виноват?

- Никто, - отрезал банкир. - Давайте прекратим.

- Да, - поддержал его Жаров. - Прекратим. Но договориться надо.

- О чем?! - хором вскричали бывшие супруги Знаевы.

- О чем-нибудь. Прошел год, вы отдохнули друг от друга. Пора догадаться, что ваш разрыв повредил всем. Камилла - несчастна. Виталик - без отца. Я - за сестру переживаю. У Знайки вообще крыша поехала…

- Не понял, - сказал банкир.

- Все ты понял.

225

- А ты не груби нам, - резко велела сыну мама. - Я ведь тоже - Знаева. Я знаю, что ты думал. Ты думал, я пришла, чтоб на бывшую сноху наезжать. Воспитывать и так далее… Нет, сын. Твоя жена ни в чем не виновата. Я ее очень понимаю. Я не для того тебя растила, чтоб ты в лесу сидел, один, как сыч, и боялся лишний раз к людям выйти и их выслушать. Кем ты себя возомнил? Полубогом? Или тебе на все наплевать и ты думаешь только о том, как бы тебе на часы посмотреть? А? Угадала? Хочешь посмотреть на часы?

- Нет.

- Или, может быть, тебе снизойти до проблем собственной жены - западло? Я правильно сказала, Герман? Западло?

- Точняк, - хмыкнул Жаров. - Западло.

Мама ошиблась. Ее сын уже много лет мог обходиться без регулярных взглядов на циферблат, а наручный хронометр носил по привычке, из уважения к его функции. Самые главные часы тикали в голове банкира, они были очень точны; например, сейчас он доподлинно знал, что с момента ухода спасателей - когда проблема с ребенком благополучно разрешилась - и до момента произнесения матерью последней фразы прошло двадцать семь минут.

Госпожа Знаева нервно передвинула по столу свою чашку.

- Мне шестьдесят девять лет, сынок. Я столько чистоплюев и снобов за свою жизнь видела, сколько тебе и не снилось. Что ты сделал со своей жизнью? Со своей душой? Со своей женой? Ты только представь: в твоем собственном доме твой собственный сын едва до полусмерти не задохнулся! Пока его папа в лесу свежим воздухом дышал! Что, стыдно тебе? Запомни навсегда: человек один не может, это противоестественно. Робинзон Крузо, и тот попугайчика завел, чтоб с ума не сойти…

Она вздохнула, достала платок, надушенный чем-то приторным. Поднесла к ноздрям,

- Ты давеча правильно сказал: пора заканчивать. Важный разговор - короткий разговор. И вот как я его закончу, дорогой сын: не приходишь к жене - значит, и к матери своей не приходи. Езжай в свой лес и сиди, пока от тоски не взвоешь.

Знаев подвигал челюстью и тихо ответил:

- Хорошо.

Хотел еще что-то сказать, но не стал. В принципе, он никогда не умел спорить с матерью.

Именно в эту секунду - когда, по логике всего произошедшего, сказанного и услышанного, он должен был развернуться и уйти, - ему вдруг захотелось остаться. Восемь лет подряд он завтракал вот за этим столом, вот в это окно смотрел, как утренние солнечные лучи гладят московские крыши, вот из этой чашки пил чай с молоком, вот в этом тостере (подарок тещи на пятилетие свадьбы) поджаривал хлеб; внимал новостям, глядя вот на эту плазменную панель (подарок Горохова на сорокалетие). От больших и маленьких предметов, вещей и механизмов протянулись невидимые нити, опутали, повлекли - он едва не увяз. Только одной нити, самого главного энергетического жгута не ощутил: со стороны собственной бывшей жены. Поискал, напрягаясь, задействуя всю свою гиперчувствительность, - бесполезно. Мать его ребенка не хотела, чтобы он был здесь.

Посмотрел на Камиллу - она отвернулась - и пошел прощаться с сыном.

Виталик тихо сидел перед ящиком, где хранил особо ценное свое добришко: солдатиков, колченогих роботов, героев американской мультипликации и разнообразное пластмассовое стрелковое оружие, с двух метров неотличимое от настоящего. Банкир потрепал мальчика по голове и сказал:

- Сломали твоего Бэтмена, да?

- Это не Бэтмен, - возразил сын. - Это Сорвиголова.

- Похож.

- Да. Он тоже супергерой.

- Супергерой. Отлично. Ты хотел бы быть супергероем, да?

Виталик подумал и сказал:

- Иногда мне хочется. А иногда - нет. Супергерои все очень одинокие. Скучно быть одиноким. А тебе?

- Может, я и есть супергерой.

Мальчик весело рассмеялся:

- Какой же ты супергерой?

- А что, не похож?

- Нет.

- Я, - сказал Знаев-старший, помолчав, - никогда не понимал одного: чем супергерой отличается от простого героя?

- У супергероя, - поучительно сказал сын, - всегда есть какие-нибудь суперспособности. Например, человек-паук умеет по стенам лазить и паутиной выстреливать. Сорвиголова - слепой, но ориентируется еще получше тех, у кого глаза есть…

- А Супермен - летает, - догадался Знаев и вытянул вперед кулак

- Ну да. Есть даже целые команды супергероев. Люди Икс, или Фантастическая Четверка… Это долго рассказывать, папа. В общем, ты не можешь быть супергероем, потому что у тебя нет суперспособностей. Ты самый обычный человек

- Это точно, - пробормотал банкир.

После паузы Виталик осторожно спросил:

- Ты уезжаешь, да?

- Уезжаю.

- А когда опять приедешь?

- Завтра.

- Я сегодня вас всех подвел, - грустно сказал сын. - Испугал. И тебя, и маму, и бабушку. И дядю Германа. Я не знаю, как уснул. Смотрел телик - и глаза сами собой закрылись. Я больше никогда так не буду.

- Тебя никто не винит. Но если ты решил поспать - надо открыть форточку. Особенно летом.

- Мама не разрешает мне открывать окна и форточки. Боится, что я вниз упаду.