Гудериан

По мере того, как Германия приближалась к Армагеддону, генералов раздирали все более противоречивые чувства. В ноябре 1937 года Гитлер объявил Бломбергу и Фричу о предстоящей экспансии на восток. Если потребуется, мы будем воевать, сказал он. Их ужас удивил его. Потеряв к ним доверие, Гитлер избавился от них. Предлогами послужили нарушения норм морали и нравственности. Причем обвинение против Фрича было шито белыми нитками. Отставка Бломберга и диффамация Фрича 4 февраля 1938 года глубоко обеспокоили Гудериана. Однако последующее возложение Гитлером на себя обязанностей Верховного Главнокомандующего, назначение Вильгельма Кейтеля главой ОКВ, Браухича – главнокомандующим сухопутными силами, а Рейхенау – командиром 4-й армейской группы и, следовательно, ответственным за развитие механизированных войск, едва ли вызвали у него неудовольствие. В отношении карьеры Кейтель мог сослужить ему неплохую службу, поскольку, помимо семейных связей, брат Вильгельма, Бодевин, служивший когда-то в одном полку с Гудерианом и приходившийся ему родственником по линии жены, теперь был генералом и возглавлял отдел кадров сухопутных войск. Все назначения и повышения в чинах проходили через него, так что Бодевин пользовался большим влиянием. И то, что Вильгельм Кейтель был простым подхалимом Гитлера (которого фюрер избрал с восклицанием: «Это именно тот человек, который мне нужен», после того, как Бломберг, тесть Кейтеля, заявил, что Вильгельм «человек, который управляет моей канцелярией, и больше ничего»). Им можно было воспользоваться в качестве еще одного канала прямой связи с фюрером, в особенности теперь, когда Гитлер явное предпочтение отдавал штабу ОКВ, сделав его своим личным инструментом. Штабу же сухопутных сил отводилась второстепенная роль. Гудериан приветствовал приход Рейхенау как «прогрессивно мыслящего, умного солдата, к которому я испытывал чувство товарищеской дружбы». Не могло не обрадовать его и собственное повышение в чине и должности. Он стал генерал-лейтенантом и командиром 16-м корпуса. Паулюс был у него начальником штаба.

Гудериан пришел на место Лутца, которого заставили уйти в отставку. Это обстоятельство не очень огорчило Гудериана. И все же письмо, написанное Гретель 7 февраля, передает смутную тревогу, хотя из него и явствует, что Гудериан ни на секунду не подозревает Гитлера в причастности к тому, что произошло:

«Каким бы приятным и почетным ни было мое новое назначение, я принимаю его с легким сердцем, потому что нам предстоят серьезные и настоящие дела, и борьба мнений потребует сил и выдержки. Мне придется проявить хладнокровие. Доклад Гитлеру [в связи с делами Бломберга и Фрича] позволил разобраться в тех событиях, которые, к сожалению, произошли. Фюрер, как обычно, проявлял тончайший такт и деликатность. Остается надеяться, что решение будет одобрено его коллегами [нацистскими вождями]».

Это письмо следует сравнить с высказываниями Гудериана в «Воспоминаниях солдата», где он говорит о 4 февраля как о втором, самом черном дне за все время существования главного командования германской армии, защищает Фрича и критикует Браухича за то, что тот предпринял серьезные шаги, не став ждать официального заключения следственной комиссии по делу своего предшественника. В то время он указывает, что «для большинства [германских генералов] истинная суть дела осталась неясной». Это письмо свидетельствует также о том, что Гудериан рассматривал Гитлера отдельно от партии.

Вскоре подоспело и первое «серьезное и настоящее дело» – приказ командовать войсками, которые должны были первыми перейти австрийскую границу 12 марта 1938 года. Эта честь вызвала у Гудериана беспредельное волнение. Волновался он еще и потому, что наконец-то представлялась возможность продемонстрировать танковые войска и их настоящий потенциал в длительном периоде. Такая же возможность показать себя представилась соединению войск СС. По предложению Гудериана, переданному Гитлеру Зеппом Дитрихом, командиром «Лейбштандарта», машины были украшены флагами и зелеными ветвями «в знак дружеских чувств». Гудериан испытывал дружеские чувства и к Дитриху, бывшему ландскнехту, представлявшему собой еще один канал прямой связи с Гитлером. Последний называл Дитриха «одновременно хитрым, энергичным и жестоким» – описание, подходящее большинству лучших военачальников мира.

Гордо стоя возле Гитлера на балконе в Линце, когда фюрер обратился к народу, Гудериан был глубоко тронут единением германской нации. Такие же чувства испытывала и его жена, писавшая в те дни своей матери:

«Трудно поверить, что Австрия стала частью Германии. Один Рейх, один народ, один фюрер. Тому, кто не понимает, что Гитлер – великий человек и вождь, ничем не поможешь. Я глубоко растрогалась и плакала от радости… Я ощутила невероятную гордость оттого, что моему мужу довелось пережить это историческое событие в непосредственной близости от фюрера. Фюрер в нескольких случаях тепло пожимал ему руку и был очень доволен на удивление быстрым маршем по Австрии. Танковые войска удостоились особой похвалы». А затем она приготовилась возглавить жен гарнизона, приветствовавших цветами австрийские войска, когда те прибыли в Германию на переподготовку.

Отгремела медь праздничных оркестров, и Гудериан с обычным рвением принялся за устранение выяснившихся недостатков. А те были довольно значительными. Из-за различных неисправностей на марше из строя вышло около 30 процентов танков. Возникли проблемы и со снабжением горючим. Гудериан работал в лихорадочном темпе, стараясь повысить уровень боеготовности трех танковых дивизий своего 16-го корпуса. На политическом небосклоне появились новые тучи, на этот раз сгустившиеся над Чехословакией. Яблоком раздора стало немецкое меньшинство в Судетах. Учения осени 1937 года, на которых Гудериан выступал в качестве посредника, выявили серьезные упущения в деятельности тыловых служб, повторившиеся и во время марша по Австрии. Война осенью 1938 года казалась вероятной (в мае Гитлер отдал Кейтелю приказание готовиться к вторжению в Чехословакию), и нельзя было терять ни дня. Однако в строю находилась лишь малая толика танков Т-III и Т-IV, а их оснащение рациями продвигалось явно недостаточными темпами.

Как обычно, теория танковых операций далеко опережала практические возможности. В работе, написанной в 1937 году в ответ на критику, прозвучавшую на страницах официального издания Генерального штаба «Военно-научного обозрения», формулировалась оригинальная концепция создания быстрых танковых групп, оперировавших самостоятельно. Гудериан поставил на обсуждение тему: «…Пока наши критики не предложат новый и лучший метод успешной наземной атаки, не являющейся самоубийством, мы будем и дальше полагаться на танки, использованные надлежащим образом…» Его вера основывалась на стратегической скорости: «…Быть способным двигаться быстрее, чем прежде, продолжать движение, несмотря на огонь противника, и, таким образом, затруднять ему создание новых оборонительных позиций». Это существенно отличалось от доводов, обычно приводимых другими, – о скорости как средстве тактической защиты от огня противника, чему Гудериан никогда не придавал особого значения, считая, что «…лишь при исключительно неблагоприятных обстоятельствах неприятельская артиллерия сможет оказать серьезное воздействие на передвижение танков». Как обычно, он не мог сдержать свое сардоническое остроумие:

– Говорят «Мотор – это не новое оружие, а просто новый метод перевозки оружия вперед». Хорошо известно, что двигатели внутреннего сгорания не стреляют пулями…

Такие уколы на совещаниях или в статьях не прибавляли ему друзей из числа оппонентов в высоких чинах, у которых напрочь отсутствовало чувство юмора.

Донесения с мест, где в 30-е годы происходили танковые бои, не очень благоприятствовали делу Гудериана. В 1935 году итальянские легкие танки плохо зарекомендовали себя в войне со слабо вооруженными эфиопами. То же самое – ограниченный опыт японцев на Дальнем Востоке, имевших танки высокого качества, и в Испании, где в бой бросили устаревшие T-I, входившие в состав легиона «Кондор». Это было сделано по совету майора риттера фон Тома и принесло плачевные результаты. И фашисты, и республиканцы применяли танки, первые – немецкие и итальянские, а вторые – русские, в небольших количествах. Танковым войскам не оказывалось должной поддержки, а потому те не могли достигнуть серьезных успехов.