Жестокая жара

— И за это вы ее убили?

— Вашу мать убило собственное чувство долга. Она была точь-в-точь такой же, как вы.

Они стояли неподвижно, пока северный поезд несся мимо с грохотом, от которого содрогалась платформа. Когда состав скрылся в тоннеле, Петар вытащил оружие. Тайлер Уинн спрятал пистолет в карман спортивной куртки и спустился по лестнице на пути.

— У меня есть четыре-шесть минут до следующего поезда.

— Этого вполне достаточно, — сказал Петар, включая мини-фонарик. — Я вас догоню.

Никки смотрела, как голова Уинна, шагавшего по путям, двигалась вдоль платформы.

— Тайлер, — окликнула она, и он остановился. — Что в этом мешке?

— Вы этого никогда не узнаете.

— Поспорим?

Уинн произнес:

— Если понадобится, застрели ее, — и с этими словами он направился обратно, в сторону станции «96-я улица».

Хит решила, что Петара придется убить.

Только так она могла остаться в живых. Единственный вопрос терзал ее: как она теперь будет жить дальше? И в кого превратится, если все-таки выберется отсюда живой?

Уйти живой. Сейчас ее волновало только это. Если удастся дожить до старости, она с радостью разберется в своих чувствах на пенсии.

Хит уже разгадала их план, это было нетрудно. Через четыре-шесть минут мимо платформы пронесется следующий поезд, и Петар должен устроить так, чтобы к этому моменту она оказалась на путях. Итак, на спасение у нее было пять минут, плюс-минус одна минута.

— А ты не хочешь передумать?

Петар молчал; он стоял достаточно близко, чтобы наверняка попасть в нее из «глока», и в то же время достаточно далеко, чтобы она не смогла достать его.

— Может, дашь мне небольшую фору после всего, что было между нами?

По-прежнему никакого ответа. Петар наблюдал за Хит, не глядя ей в глаза.

Никки все еще не могла поверить в то, что перед ней тот самый Петар, в которого она когда-то была влюблена. Летом девяносто девятого года она поехала в Венецию не в поисках романтики; тогда ею владела иная страсть — театр. Другие студенты, жившие при оперном театре «Ла Фениче», приглашали ее на свидания, но ничего серьезного у нее ни с кем не было. До того вечера в винном баре «Ai Speci», когда она познакомилась с печальным на вид студентом хорватского кинематографического института, который приехал в Венецию снимать документальный фильм о знаменитом итальянском писателе Томмазео.[146]Через неделю Петар Матич перебрался из студенческого общежития в ее квартиру. После Венеции они провели месяц в Париже, затем Никки вернулась в Бостон к началу осеннего семестра в Северо-Восточном университете. Однажды утром Петар удивил ее, появившись около ее столика в кафе в студенческом центре и заявив, что скучал по ней так сильно, что решил сам поступить в тот же университет.

— Скажи мне только одно, я должна это знать, — заговорила Никки, пытаясь расшевелить его. — Неужели Тайлер дошел до того, что выяснил, с кем я встречаюсь, и завербовал тебя для убийства моей матери?

Это наконец-то вызвало у него какую-то реакцию. Он презрительно фыркнул и прислонился к колонне.

— Нравится думать, какая ты замечательная? Пожалуйста, сколько душе угодно.

— Я ничего такого не думаю, я просто хочу понять, как действовал Тайлер. «Эй, юноша, не хотите заработать несколько лишних долларов? Нужно убить маму вашей подружки».

— Вытащи голову из задницы, Никки. Ты что, серьезно думаешь, что у нас с тобой была какая-то там любовь?

Это был очередной удар, но Хит продолжала говорить, продолжала задавать вопросы:

— У меня — да.

Он рассмеялся.

— Так и было задумано. Очнись! По-твоему, мы познакомились в Венеции случайно? Судьбоносная встреча? Черт, это была моя работа. Все с самого начала было подстроено.

— Так же, как и «случайная» встреча со мной и Руком в Бостоне? Чтобы узнать, что мне известно?

— Нет, тогда я просто за тобой следил. Пока твой поганый Рук меня не засек. В Венеции моей задачей было забраться к тебе под юбку и таким образом приблизиться к твоей матери.

— Чтобы убить ее?

— Сначала — нет. Мне нужно было кое-что выяснить.

— А потом ты убил ее. — Никки стиснула зубы, пытаясь справиться с приступом ярости, сохранить хладнокровие, чтобы и дальше отвлекать Петара разговорами.

— Ага, убил. Как я уже сказал, это была работа. Безупречная, как всегда.

— Кроме чемодана.

— Точно. Здесь я свалял дурака. Засунул в него бумаги из письменного стола твоей матери, а потом совсем забыл, где его взял. Однако ты должна меня понять, прошло десять лет.

— Ты свалял дурака не только с чемоданом.

— Что значит «не только с чемоданом»?

— Вспомни Хай-Лайн. Ведь это ты в меня стрелял?

— Ну и?

— Ну, и ты промазал.

— Я не промазал. Началось землетрясение.

— Значит, ты промазал во второй раз.

— Чушь.

— В конце парка, когда ты мог бы меня убить. Я видела точку прицела. Но вместо этого ты прыгнул вниз.

— Ты чокнутая.

— Еще какая чокнутая. — Никки шагнула к нему.

— Стой на месте.

Она сделала еще шаг.

— Я хочу, чтобы ты меня застрелил.

— Что? — Он посветил ей в глаза и поднял пистолет, но она сделала очередной шаг. — Стой, в последний раз говорю!

Никки приближалась.

— Кажется, ты прекрасно умеешь втыкать ножи женщинам в спину. А как насчет того, чтобы вогнать в меня несколько пуль? Нет, для этого ты слабоват. Давай же, дружок. Смотри мне в глаза. Прямо здесь. Стреляй. Я подойду еще ближе, чтобы ты не промахнулся, — и она сделала следующий шаг к нему.

Но Петар, наоборот, отступил назад и наткнулся на колонну, о которую только что опирался. Из глубин тоннеля донесся звук, напоминавший рокот морского прибоя. Приближался поезд. Вовремя. Петар махнул пистолетом, приказывая Никки прыгать на пути.

Но она стояла на месте.

— Давай. Не будем все усложнять.

— А разве здесь есть что-то сложное для тебя, Петар? — и она опять шагнула к нему.

Их разделяло меньше метра, и впервые ей удалось посмотреть ему в глаза. Взгляды их встретились.

— Прыгай! — крикнул он.

— Ты что, думаешь, я собираюсь упрощать тебе задачу? Может, повернуться спиной, чтобы ты столкнул меня вниз?

Он быстро взглянул в сторону путей, затем снова посмотрел в лицо Никки.

Рокот усиливался. Бетонная платформа начала подрагивать.

— Ты убил мою мать. Ты лгал мне, когда говорил, что любишь меня. Ты испортил мне жизнь, так заканчивай, убей меня, ты, сукин сын!

— С удовольствием, — процедил он.

Никки улыбнулась и раскинула в стороны руки, словно предлагая ему продолжать.

А в следующее мгновение она услышала визг электрического инструмента и скрежет металла. Сквозь вентиляционную решетку, расположенную над лестницей, дождем посыпались искры, на миг осветили темную станцию, словно рой светляков, и погасли.

Петар повернул голову в ту сторону, откуда донесся незнакомый звук.

Никки воспользовалась шансом.

Она бросилась на него — на кисть, сжимавшую пистолет. Правой рукой Хит схватила его за запястье, направляя дуло пистолета в сторону. Одновременно она нанесла левым локтем удар в переносицу.

Петар вскрикнул от боли, но не выпустил оружие. Хит с силой поддала коленом ему в бедро, не выпуская его запястья, вцепилась левой рукой в ствол «глока» и начала разворачивать его дулом к противнику.

Петар, должно быть, тоже когда-то изучал приемы ближнего боя. Он резко сел на пол, Хит потеряла равновесие и упала вперед, на него, все еще цепляясь на его правую руку, однако при этом «глок» выскользнул из ее пальцев.

Петар попытался ударить ее лбом в переносицу. Никки уклонилась и снова бросилась к пистолету, но Петар рывком отвел оружие.

Она окликнула Рука, но тот не мог услышать ее из-за шума инструмента.

Никки вскочила на ноги. Не выпуская запястья Петара, она дернула его руку на себя и ударила по локтю, пытаясь сломать сустав. Но Петар, защищаясь, вырвал руку, и Хит попала по предплечью. Ей не удалось повредить локоть, однако противник выронил оружие.

146

Никколо Томмазео(1802–1874) — итальянский писатель, филолог хорватского происхождения.