Страница 11 из 19
В железной печурке весело потрескивали березовые поленья. Красноватый отблеск огня ложился на сосредоточенные лица летчиков. Бесшумно мигали подвешенные к потолку походные коптилки, то сокращая, то увеличивая тени на стенах. Было уютно и спокойно.
Дверь открылась. На пороге землянки показались начальник политотдела, замполит и комсорг.
— Товарищ полковник, — отрапортовал Кожедуб. — Летчики эскадрильи слушают доклад о двадцать шестой годовщине Октября.
— Отлично. Продолжайте, товарищ старший лейтенант.
Вошедшие сели у печки и тоже стали слушать Кожедуба.
Когда он закончил доклад, полковник встал, подошел к нему и крепко пожал руку.
— Товарищ Кожедуб, — сказал он. — Центральный комитет Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи награждает вас как воспитанника комсомола почетной грамотой за отличную боевую деятельность, за двадцать шесть сбитых самолетов противника.
— Даю обязательство увеличить это число вдвое, — сказал Кожедуб, принимая грамоту. — Благодарю Центральный комитет комсомола и постараюсь оправдать его доверие.
— А теперь, товарищи, позвольте мне поздравить Ивана Никитича Кожедуба и всех вас с освобождением столицы Советской Украины — Киева! — широко улыбнулся полковник.
Мощное «ура» потрясло стены землянки. Разом потухли коптилки, и это вызвало оглушительный взрыв смеха. Летчики повскакали со своих мест и бросились обнимать Кожедуба.
— По поводу Киева... — многозначительно начал Кожедуб, с трудом освобождаясь от богатырских объятий.
— Да по поводу грамоты... — протянул Мухин.
— По поводу праздника Октября... — сказал полковник, подмигивая летчикам.
— Не грех бы и выпить! — закончили все хором.
— Но только в меру, — все-таки добавил замполит.
...Праздники прошли, и Кожедуб снова на передовой.
Быстро идут вперед и гонят врага войска Первого и Второго Украинских фронтов. А летчики сидят без дела. Снег валит крупными хлопьями, плотный туман обволакивает землю, пурга свирепствует — ничего не видно, хоть глаз выколи.
Раньше приходилось завязывать бой на высоте пятисот-шестисот метров, и даже это было нелегко. А теперь облака стелются над землей в каких-нибудь ста-полутораста метрах.
Но нельзя же все-таки сидеть без дела.
И Кожедуб решает вести бой на бреющем полете, то есть почти у самой земли.
Бой на бреющем полете — тут нужно большое искусство и большое мужество. На такой высоте трудно пилотировать самолет, распределять внимание в воздухе тоже трудно: нужно ориентироваться, вести бой и все время следить, как бы не врезаться в землю.
Но как только фашистские самолеты появлялись из-под кромки облаков, Кожедуб и его товарищи внезапно показывались снизу и наносили по ним стремительный удар.
Командир полка Ольховский, разбирая полеты, оказал Кожедубу:
— Совершенствуйте все способы ведения боя на бреющем полете. Этот бой дает хорошие результаты.
4 февраля 1944 года Кожедуб узнал, что ему присвоено высокое звание Героя Советского Союза.
Герой Советского Союза! Как любимые, овеянные ореолом недосягаемости летчики, спасавшие челюскинцев. Как Чкалов, Байдуков и Беляков. Как Гастелло и Талалихин. Как Покрышкин.
Неужели это правда? Ему, двадцатитрехлетнему парню, Ивану Кожедубу из Ображеевки, присвоена награда, о которой он мечтал, когда был еще совсем мальчишкой! Золотая Звезда Героя!
Ребята из эскадрильи ликуют, словно сами получили по Звезде. Старый командир эскадрильи Семенов говорит:
— А помнишь, Ваня, как я отчитал тебя за первый сбитый самолет?
На другой день Кожедуба срочно вызвали на командный пункт. Приказ — вылететь с шестеркой самолетов на прикрытие переправ через Южный Буг.
Прилетели в район переправы и принялись медленно кружить над верхушками деревьев. Немцев нет.
Но вот показывается девять бомбардировщиков «Юнкерс-87». Они летят без сопровождения истребителей. Должно быть, уверены, что в такой снегопад наши истребители не рискнут их атаковать.
Прямо против Кожедуба на встречном курсе — вражеский бомбардировщик. Кожедуб нырнул под него, зашел к нему в хвост и открыл огонь. «Юнкере» взмыл к облакам. Кожедуб бросился за ним. Бомбардировщик так и не успел добраться до облаков. Перевернувшись и запылав, он стал падать вниз.
Но тут по самолету Кожедуба открывает огонь другой бомбардировщик. Кожедуб дает по нему очередь, и «Юнкере» идет на снижение.
— Добей его, Паша! — кричит Кожедуб летчику Брызгалову.
Но Брызгалов добивает своего «Юнкерса».
— Я добью, Ваня, — вмешивается Никитин, и через минуту внизу, на опушке леса, встает гигантский взрыв— это врезается в землю со всеми бомбами «Юнкере».
— Собраться в кулак!
«Юнкерсы» начинают уходить—кто в облака, кто прижимаясь к земле. И вдруг появляются еще девять свежих бомбардировщиков.
— Снова в кулак, ребята! — кричит Кожедуб.
Бой продолжается...
Бои идут с утра до вечера.
Эскадрилья Кожедуба летает уже над румынской землей. Правда, пока еще в разведку. Но все чувствуют — скоро граница останется позади.
Первомайский праздник был встречен на румынской земле. Рано утром 2 мая командир полка Ольховский вызвал Кожедуба к себе:
— Полетите на тыловой аэродром, Иван Никитич. Получите там подарок от одного колхозника из Сталинградской области. Полетите на «У-2» вместе с Брызгаловым.
На учебном аэродроме Кожедуба и Брызгалова окружили корреспонденты.
Оказалось, что командование решило вручить лучшему летчику авиасоединения капитану Кожедубу самолет, построенный на личные средства колхозника Конева. На аэродроме был начальник штаба соединения. Он сказал Кожедубу:
— У этой машины замечательная история. Василий Викторович Конев, шестидесятилетний пчеловод из колхоза «Большевик», Сталинградской области, этакий, представляете себе, дид, каких у вас на Украине много, с этакой окладистой бородой, должно быть, — начальник штаба показал, какая должна быть у колхозника Конева борода, — выскребает все свои кубышки— и в фонд обороны. Пожалуйста! Желательно мне, старику, самолет, и не простой, а, как видите, облегченного типа. И просит еще, чтобы написали на самолете «Имени Героя Советского Союза подполковника Конева Н.». Так прямо и написали. Здорово, правда?
— А кто этот Конев Н.? Не сын его?
— Нет, односельчанин. Погиб в первые дни войны. Я даже что-то о нем слыхал. Старик пишет, — начальник штаба развернул письмо: — «Прошу летчика, которому вручат мой самолет, беспощадно мстить фашистам за смерть героя нашего времени Конева». Да, да, так и пишет — «героя нашего времени». Так что, капитан, уважьте старика.
В этот же вечер Кожедуб написал Коневу такое письмо:
«Дорогой Василий Викторович!
С радостью сообщаю Вам, что сегодня, 2 мая 1944 года, на прифронтовом аэродроме мне вручили ваш самолет. Это самый лучший наш самолет «Лавочкин». На нем сделана надпись, которую Вы просили.
Позвольте заверить Вас, дорогой Василий Викторович, что я буду бить врага на вашем самолете так, как приказывает Родина, как просите Вы. Сейчас у меня на боевом счету тридцать семь сбитых самолетов врага. Но это только начало мести фашистским захватчикам за убитых и замученных советских людей, за разрушенные наши города и села. О каждой своей победе над врагом буду Вам обязательно сообщать. Вас же прошу — пишите о своем житье-бытье. Хочется знать об успехах вашего колхоза «Большевик», о ваших успехах и здоровье.
Желаю всего наилучшего и сердечно Вас благодарю.
С боевым приветом капитан Иван Кожедуб».
На рассвете Кожедуб был у своего нового самолета. Механик Иванов уже хлопотал подле него.
Предстоит серьезная боевая задача — прикрыть с группой в восемь самолетов советские наземные войска в районе города Тыргу-Фрумос. На этом участке фашисты предприняли контрудар, бросили против наших войск много танков и истребителей «Фокке-Вульф-190».
Подлетев к линии фронта, Кожедуб сразу же увидел вражеские самолеты. Их было около тридцати.