Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 7

– Да, – ответил ему тут же хрипатый. – Да! Пусть неглубокой, но переработки! Хотя не знаю, одобрит ли это Гайдук.

– Наше дело маленькое – сочинить, а одобрять или не одобрять – дело руководства. Я так понимаю свою работу.

– И это правильно! – неожиданно ответил хрипатый голосом М.С.Горбачева. – Не будем, знаете ли, разводить тут...

После чего один из них активно застучал по клавишам компьютера.

– Я думаю, шо... уважаемые избиратели, понимаешь, разберутся, кто, понимаешь, достоин их голоса, а кто – недостоин, – ответил молодой голосом Б.Н.Ельцина, закончив набивку текста.

Меня очень заинтересовали эти двое, я поднялся и пошел в направлении карты, стоя возле которой можно было наблюдать за работающими в маленькой комнате. Я не успел подойти к карте, как привлек к себе внимание этих двух сотрудников штаба. Хрипатый, который оказался невысоким коренастым мужчиной лет тридцати пяти, уставился на меня своими красными глазами, глядя поверх роговой оправы. Молодой высокий юноша с пышной кучерявой шевелюрой, слегка отъехав от компьютера на стульчике, так же с интересом, слегка открыв рот, наблюдал за мной. Первым спросил хрипатый:

– Вы кого-то ищете?

– Нет, я просто ожидаю господина Гайдука. Он оставил меня здесь на минуточку, но уже минут десять как не появляется. Я, собственно, к господину Ершевскому на прием.

– А по какому вопросу? – спросил молодой кучерявый.

– О приеме на работу.

– Что, у нас в штабе есть вакантные должности?

– Пока да, – ответил я. – Но если мы удачно переговорим с Петушевским, то, видимо, уже не будет.

– И какая же из должностей у нас свободна? – не унимался кучерявый.

– Должность начальника службы безопасности, – монотонно произнес я.

Слова произвели на обоих впечатление. Они дружно сказали:

– А-а, – тут же отвернулись и сделали вид, что тщательно изучают набитый только что текст на компьютере.

Я не знал, радоваться или огорчаться мне подобному приему, но тут появился Гайдук и пригласил меня последовать за ним. Пройдя в конец коридора, мы вошли в одну из дверей, ничем не отличающейся от остальных и очутились в небольшой приемной. Гайдук направил меня к еще одной внутренней двери. По пути мы миновали стол секретарши и саму длинноногую секретаршу, которая, стоя перед этим столом, готовила на подносе кофе. Войдя в кабинет, отличительной особенностью которого было то, что здесь все, начиная от отделки кончая мебелью, было очень дорогим, я заметил гуляющего в центре помещения по толстому ковру молодого мужчину. Он был аккуратно причесан и выбрит, на нем была белая рубашка с засученными по локоть рукавами. Ворот рубашки был широко расстегнут, галстук валялся на письменном столе, сам же мужчина, глубоко вогнав руки в карманы, разгуливал по ковру и смотрел себе под ноги, как обычно гуляет по полю пацан в поисках консервной банки, которую можно попинать. Заметив нас, он остановился к нам боком и повернул голову с видом, как будто он нас не ожидал. Гайдук представил меня:

– Это господин Мареев.

Мужчина развернулся к нам в фас, вынул правую руку из кармана и подал мне широко растопыренную клешню. У него была оригинальная манера подавать руку: он держал ее не вертикально, а параллельно полу, причем ладонь была повернута вниз: таким образом пожимавший ему руку человек как бы подлезал под нее своей. Я узрел в этом нечто символическое и подал руку как положено, заставив мужчину сделать то же самое.

– Ершевский, – сказал он.

– Мареев, – сказал я.

– Прошу, – сказал он.

– Спасибо, – сказал я.

После столь содержательного диалога мы направились к мягкому дивану, стоящему у стены. Тут же в дверь вошла секретарша и ввезла за собой тележку с кофейником. Гайдук разлил всем кофе, хотя никто его об этом не просил.

Ершевский, отхлебнув из чашки кофе и, поставив ее на стол, повернулся ко мне и положил руку на спинку дивана. Я слегка почувствовал себя ангажируемой женщиной. Обычно после двух-трех рюмок коньяка мужчина незаметно продвигается, и его рука уже лежит на спинке дивана сзади женщины. Еще одна рюмка, и она ложится ей на плечи. Но я прогнал от себя странные мысли, тем более что пили мы не коньяк, а всего лишь кофе.





– Вы знаете, мне о вас много рассказывали, – проговорил Ершевский.

– А я, к сожалению, о вас узнал только вчера... Впрочем, я не очень интересуюсь политикой и бизнесом, – сгладил я некоторую неудачность прозвучавшей фразы.

Ершевский убрал руку со спинки дивана и развернулся ко мне в профиль.

– Все дело в том, что у нас было несколько кандидатур на эту должность, – доверительно сообщил он. – Рекомендации, собранные нами, сработали в пользу именно вашей кандидатуры. Поэтому мы именно вам и предложили занять вакансию.

– А почему она образовалась? – поинтересовался я.

– К сожалению, прежний начальник службы безопасности...

– Вообщем, он заболел, – быстро вставил фразу Гайдук.

– А-а, – понимающе сказал я.

Ершевский был более откровенен:

– Несколько дней назад господин Серегин все же нашел ту дозу спиртного, которая свалила его окончательно. На сегодняшний день он лечится на Алтынке. Мы могли направить его в лондонский Бедлам, но он так достал своими выходками, что у меня пока нет никакого желания заботиться о нем дальше.

– Так вам поэтому так срочно понадобился мой опыт детективной работы, ум, выдающиеся способности?

Гайдук пытался что-то объяснить, но Ершевский его резко прервал:

– Не умаляя ваших способностей, должен вам сказать, что ключевым фактором в принятии этого решения была ваша неангажированность властями.

– Теперь, по крайней мере, картина мне ясна полностью, – сказал я, без спроса закурив сигарету.

– Надеюсь, это не повлияет на ваше решение? – настороженно спросил Гайдук.

Я для приличия немного помедлил с ответом и сказал:

– Нет.

Мне показалось, что у обоих спало напряжение.

– Вот и хорошо, – сказал Ершевский, посмотрев на часы. – Через пятнадцать минут у меня должно состояться собрание ближайших сподвижников, которые готовы помогать мне в моей предвыборной кампании. Думаю, вам будет полезно поприсутствовать там.

После чего он встал, давая понять, что наша беседа закончена. Мы с Гайдуком встали и покинули кабинет.

Ровно в 9.45 в зал для заседаний, где я сидел в одиночестве, стали входить незнакомые мне люди. Первым вместе с начальником штаба вошел здоровенный мальчик в цветастом спортивном костюме и белых кроссовках огромного размера. Как и водилось при такой экипировке, на шее у него поблескивала толщиной в мизинец золотая цепь. Первым делом я подумал, что это очередной из моих подчиненных, занимающийся физической защитой господ предпринимателей. Однако судя по его дорогому костюму и цепняку на шею, он тянул как минимум на моего зама. Каково же было мое удивление, когда Гайдук представил мне детину как Дмитрия Столярова, руководителя продуктовой базы «Куст».

Последний улыбнулся и смущенно подал мне здоровенную лапищу, которую я с осторожностью пожал. Не успели мы усесться за стол, как вошла еще одна парочка. Эти с виду были маловзрачные люди: у обоих были простые русские лица, светившиеся сдержанной приветливостью. Тот, что был пониже, лучше одет и тщательно причесан, представился как директор фирмы «Торгово-транспортная компания „Ледокол“ Сергей Яровой. Второй, более сухощавый и притушенный, с горькими складками на лице, являлся директором овощехранилища „Поле чудес“ Адрианом Чернобородовым. Я едва не заржал, когда услышал это название.

Яровой и Чернобородов словно оттеняли появление следующего действующего лица, который на их фоне производил впечатление гораздо более колоритное. Худой и короткостриженный мужчина, он в отличие от других, был одет в летний пиджак, рукава которого были засучены. Вошел он вальяжно, словно делая всем одолжение. В правой руке господин держал плоскую металлическую фляжку. Отхлебнув из фляжки напиток, который вряд ли был томатным соком, он с некоей скукой оглядел всех присутствующих, и когда Гайдук представил меня ему, он нехотя переложил фляжку из одной руки в другую и вяло поздоровался. Я в пику ему пожал ее весьма энергично, и он скривился, как будто у него заныл зуб. После этого он отошел и уселся в дальнем от меня конце стола. Это явление звалось Тополянский Евгений и был он главой фирмы „Инкомбинант“.