Карабарчик

— Вот что, Евстигней Тихонович, — чеканя слова, заговорил Прокопий, — пока я жив, мальчика в обиду не дам.

— Иди, иди, защитник, без тебя обойдемся! — махнул рукой Евстигней.

Хлопнув дверью, Прокопий вышел.

Через неделю на заимку приехал священник — отец Дометиан. Найденыша окрестили и дали ему имя Кирияк.

Приближалась зима. Подули холодные ветры. Тайга нахмурилась. Над заимкой целыми днями висела густая пелена мелкого дождя. По ночам в горах было слышно, как кричали дикие козы. В вышине серого, неласкового неба стройными треугольниками, стремясь на юг, летели гуси.

Прокопий вместе с хозяином уехал в соседнее село на ярмарку. В больших скотных дворах, что окружали заимку, ревела голодная скотина. Степанида с ребятами едва успевала подвозить корм. Намаявшись за день на хозяйской работе, ребята забирались вечером на полати.

В избе чуть мерцает огонек. За старой глинобитной печкой шуршат тараканы, скрипит однотонно сверчок. В углу, возле дверей, спит теленок, и в сумраке осеннего вечера, за окном, чуть слышно моросит дождь. Пахнет кислой капустой и намокшей за день одеждой из овчин. В сенях скулит Делбек и ждет, когда его впустят в избу.

Дождь усиливается. В избе все затихает. Только на полатях слышится неторопливый шепот. Это Янька рассказывает своему другу разные небылицы.

В один из осенних дней, встретив работницу на дворе, Варвара сказала ей:

— Пошлешь ко мне алтайчонка.

Мальчик пришел. Хозяйка хлопотала возле печки, и вкусный запах свежеиспеченного хлеба наполнял кухню. Проглотив слюну, Кирик уселся возле порога.

— Чего уставился на стол? Не для тебя стряпала! — заметила сердито Варвара и открыла подполье: — Лезь за котом! Поймаешь — снесешь в амбар. Только держи его крепко: кот-то дикий.

Спустившись по шаткой лестнице вниз, мальчик стал оглядываться. Свет сверху исчез: Варвара закрыла западню. Привыкнув к темноте, увидел две светящиеся точки. Поборов страх, пополз к ним, но светящиеся точки мелькнули в другом месте.

Сверху показалась полоска света, и сердитый голос хозяйки спросил:

— Скоро ты там?

— Поймать не могу.

— Ну и сиди вместе с котом! — Западня вновь захлопнулась.

Кот перебегал с места на место. Кирик осторожно стал подкрадываться к нему, но, запнувшись о что-то, упал. Испуганный кот прыгнул, но Кирик успел схватить его на лету и, навалившись, прижал к земле. Отчаянно мяукая и пытаясь вырваться, животное больно царапало лицо и руки Кирика.

— Откройте!

Яркий луч света проник в подполье. Весь исцарапанный, мальчик вылез со своей добычей и спросил Варвару:

— В какой амбар нести?

— В средний, где пшеница.

Недалеко от дверей амбара сидел на цепи большой пес, и, как только Кирик поравнялся с ним, кот злобно фыркнул и вырвался из рук. Собака, гремя цепью, бросилась за ним. На крыльцо выскочила Варвара с черенком от метлы.

— Кошку с собакой стравлять? Вот тебе, вот тебе!.. — На спину мальчика посыпались удары.

В дверях избы показалась Степанида. Точно птица, увидевшая птенца в когтях коршуна, она кинулась к Кирику. Схватила на ходу палку и, задыхаясь от гнева, занесла ее над головой хозяйки:

— Ребенка бить! Малыша! Да есть ли у тебя совесть? — Опомнившись, отбросила палку и прижала плачущего Карабарчика к груди. — Отольются тебе детские слезы! — проговорила она и, сама готовая расплакаться, повела мальчика в избу.

В полдень Кирику стало плохо: начался жар. Ребенок бредил:

— Мама! Страшный кот… он укусит, укусит! Мама!

— Сиротинушка ты моя, горемычная! — сквозь слезы говорила Степанида.

Глядя на плачущую мать и избитого друга, ревел на всю избу и Янька.

Через несколько дней вернулись хозяин с Прокопием. Узнав о случившемся, Прокопий пошел к Евстигнею.

— Зачем избила Кирика? — не снимая шапки, спросил он Варвару.

— А тебе какое дело? У меня есть хозяин, ему и ответ дам! — зачастила она. — Ишь, какой учитель нашелся! Проваливай из дома!

— И то, Прокопий, уходи-ка лучше. У меня рука тяжелая, неровен час, свистну по уху: долго будешь помнить, как мою жену учить. — Евстигней грузно шагнул к работнику: — Ну!

— Не нукай, я тебе не лошадь! — Прокопий спокойно поправил опояску. — Меня пугать нечего. Расчет подай! Хватит на вас спину гнуть!

— Эко, удивил! Да вашего брата, голоштанников, развелось нынче, как комарья в болоте.

— По чьей вине эти самые голоштанники развелись?

— А по-твоему, по чьей? — сдерживая гнев, спросил Евстигней.

— По вашей!.. — бросил ему коротко Прокопий.

— То есть, как это понять? — Глаза хозяина сузились.

— Очень просто: грабите бедноту, вот и все!

Лицо Евстигнея побагровело:

— Да за такие речи тебя в тюрьму можно запрятать!

— Не знаю, кто из нас скорее сядет: то ли я, то ли ты с Яжнаем.

— Прокопий! — В голосе Зотникова прозвучала угроза. — Не доводи до греха!

— Вам с Яжнаем грешить не в первый раз.

— Пронька!.. — Рука Евстигнея потянулась за топором, лежавшим под лавкой.

Варвара метнулась к мужу.

— Уйди ты, Христа ради! — замахала она на работника рукой. — Богом прошу!

— Бога вспомнила! А когда Кирика била, где твой бог был? Кровососы! — Хлопнув дверью, Прокопий вышел.

С женой он совещался недолго:

— Житья нам от этих злыдней не будет, да и лютовать над Кириком еще больше станут. Надо расчет просить. Как-нибудь перезимуем в Тюдрале.

Степанида посмотрела на Кирика и подтвердила:

— Надо уезжать, Проня. Ждать больше нечего.

Сборы были коротки. Утром, чуть свет, Прокопий вышел с заимки и направился в Тюдралу за лошадью. Вернулся лишь к обеду. Сложил имущество на телегу, усадил Степаниду, ребят и тронул вожжами коня. Возле ворот их встретил Зотников.

— Стой! Куда Кирьку повез? — Евстигней со злобой посмотрел на работника и схватил лошадь под уздцы. — Ссаживай парнишку!

— Отпусти вожжи! — В голосе Прокопия прозвучала недобрая нотка.

— Пускай Кирька слезет!

Прокопий стегнул коня. Лошадь рванулась. Отброшенный концом оглобли Зотников упал.

— Разбойник! — В бессильной ярости Евстигней потряс кулаком вслед протарахтевшей за поворотом телеге.

Глава третья

В волостном правлении, куда приехал Зотников с жалобой на своего работника, ему заявили, что судить Прокопия Кобякова не могут.

Зотников в недоумении уставился на старшину.

— Теперь он солдат русской армии, на днях отправляем его в Бийск, к воинскому начальнику. — Старшина наклонился к уху богатого заимщика и, прикрыв рот рукой, зашептал с оглядкой: — Год провоевали, а конца не видно. Живем мы в лесу, молимся пню, ничего не знаем. А приемыша-то отберем, не сомневайся. Только ты… того… помалкивай пока. Отправим Проньку на фронт, а с бабой, поди, управимся! — Старшина хихикнул.

Степанида осталась с двумя ребятами в старой отцовской избе, что стояла на выезде из Тюдралы. Хлеба не было, кончилась и картошка. А тут начались бураны. По ночам в деревне выли голодные собаки. Заслышав их голоса, Делбек скулил у порога. За лето и осень он сильно вырос, и деревенские собаки, завидев на улице лохматого, на крепких, жилистых ногах пса, благоразумно прятались в подворотни.

В один из зимних дней к избушке Степаниды подкатила запряженная в кошевку пара лошадей. На облучке сидел рослый, свирепого вида мужчина, одетый в добротный полушубок. Это был новый работник Зотникова, по кличке Чугунный.

Проворно соскочив, он помог хозяину вылезти из кошевы и почтительно склонил кудлатую голову перед полицейским, приехавшим в Тюдралу вместе с Евстигнеем.

Зотников не спеша вошел в избу, откинул енотовый воротник тулупа и, сняв шапку, перекрестился.

— К тебе, хозяюшка, приехали в гости! — сказал он притворно ласковым голосом. — Что-то плохо встречаешь, даже сесть не предложила! — Разглаживая окладистую бороду, Евстигней усмехнулся. — Должно, не любы гости-то? Ничего, мы и без приглашения посидим, не спесивые!