Карабарчик

Школьный сторож, старый солдат, ругаясь, подбежал к месту схватки. Друзья Пашки бросились врассыпную. Через несколько минут Янька, Кирик и Пашка стояли перед директором школы.

— Что у вас произошло? Рассказывай ты, Кобяков.

— Этот парень, — Янька кивнул головой в сторону Загребина, — на перемене просил у меня табаку. Я ему сказал, что не курю. Потом он обозвал моего товарища алтайней. Мне стало обидно за Кирика, — Янька замолчал и опустил голову.

— Ты сделал правильно, что заступился за своего товарища, — заговорил более мягко директор, — но драться с Загребиным не нужно было. Ты должен был сказать об этом мне или классному руководителю.

— Загребин! — обратился он к Павлу. — Неужели ты до сих пор не знаешь, что при советской власти все национальности у нас равны, в нашей стране обо всех одинаково заботятся и всех берегут. Понимаешь ты это или нет?

— Понимаю… — прошептал тот чуть слышно.

— Даешь слово исправиться?

— Даю, — ответил угрюмо Пашка и отвернулся к окну.

— А теперь, ребята, идите на урок, — поднимаясь из-за стола, сказал директор.

Глава вторая

Наступила зима 1922 года. На вершинах гор, склонах и в долинах Алтая лежал глубокий снег. С северной стороны дул холодный, ледяной ветер, обнажая покрытые лишайниками камни и пожелтевшие с осени травы Город весь потонул в сугробах. Маленькие домишки занесло до самых крыш.

Каждое утро Печерский, Кирик и Янька, вооружившись лопатами, отгребали снег от ворот, а потом усталые, но довольные, садились пить горячий чай. На столе приветливо шумел самовар. Подвигая чашки ребятам Печерский, улыбаясь, говорил:

— Ну, будущие педагоги, инженеры, летчики, художники и агрономы, сейчас попьем чайку, а потом в школу.

— Я не буду учителем, — отзывался Янька, намазывая маслом кусок хлеба.

— Кем же ты хочешь быть? — Печерский внимательно смотрел на Яньку.

— Военным.

— А ты, Кирик?

— Я когда выучусь, буду искать золото, руду разную.

— Значит, геологом?

— Ага.

— А вот сначала возьми вилку и научись ею пользоваться. Мясо брать руками из тарелки нельзя, — Печерский с улыбкой смотрел на смутившегося Кирика.

— Я не умею с вилки есть, руками лучше брать!

— Ничего, Кирик, надо привыкать, — наставительно произносил Печерский.

Повертев в руках вилку, Кирик неумело брал ею кусок холодной баранины.

— Ну как, вечером опять на лыжи?

— Покатаемся, дядя Ваня.

— А уроки?

— Выучим.

Собрав учебники и тетради, Янька и Кирик шли в школу.

Однажды, переходя по мосту Майму, они увидели незнакомых ребят, ожидавших кого-то.

Приглядевшись к ним, Янька узнал среди них Пашку Загребина, который разговаривал возле перил с каким-то парнем. Когда тот повернулся к ним лицом, Кирик и Янька узнали своего старого врага Степку Зотникова.

— Пойдем лучше льдом, — предложил Янька. — Похоже, нас поджидают. Смотри, у Пашки Загребина палка, да и Степка в руках что-то держит. Айда скорее на лед!

Пешеходов на улице не было, лишь за рекой у одетых инеем тополей какой-то человек долбил ломиком замерзшую за ночь прорубь.

Отступать уже было поздно. Парни заметили приятелей и бежали к ним.

— Бей Тюдралу! — кричал Степка. На Кирика и Яньку посыпались удары. Обороняясь, Янька начал прижимать Зотникова к перилам моста. Кирик яростно отбивался от Пашки Загребина и двух мальчишек.

Нашим друзьям пришлось бы плохо, если бы на мост не въехал крестьянин и не заставил хулиганов пуститься наутек. Пока проезжий вылазил из саней и разыскивал под сиденьем кнут, Янька изловчился и, схватив за ноги упиравшегося Зотникова, опрокинул его через перила в снег.

Загребин пытался свалить Кирика, но подбежавший крестьянин стегнул его кнутом.

Бросив Кирика, Пашка кинулся по глубокому снегу на берег реки.

— Вы что, ученики? Садитесь, так и быть подвезу, — кивнув головой на сани, сказал крестьянин.

Собрав выпавшие из сумок учебники, Кирик и Янька забрались в сани и быстро доехали до школы.

Степка еле выбрался из сугроба. Вылез и, вытряхнув попавший в валенки снег, зашагал к своему дому, который стоял на окраине города, недалеко от оврага. На стук вышла Варвара.

— Где шлялся? — сердито спросила она сына.

За эти годы мать Степки постарела: ссутулилась, щеки ее стали дряблыми, лоб покрылся глубокими морщинами, но глаза по-прежнему были холодны и злы. Степка вошел в большую, просторную избу, обмел веником снег с валенок и, сняв полушубок, повесил его на гвоздь.

— Дай поесть, — сказал он угрюмо и, подперев кулаками голову, уставился бесцельно в окно. На широкой печи, занимавшей почти половину избы, послышался сначала гулкий, точно из бочки, кашель, затем кряхтение, и, свесив кудлатую, давно не чесанную голову с лежанки, Иван Чугунный спросил:

— Кирку с Яшкой видел?

— Дрались, — ответил коротко Степка, не отрываясь от окна…

— Ладно. Кхе-кхе. Ну и как?

— Мужик какой-то помешал. Как раз на лошади ехал, ну и разогнал нас кнутом.

— Тебе, поди, попало.

— Нет, меня уже в это время Яшка через перила в снег опрокинул.

— Эх ты, растяпа! — выругался Чугунный. — Не мог с Яшкой справиться. А ты бы его ножиком. Чик — и готово! — Иван сделал выразительный жест вокруг шеи.

— Ты чему его, дурак, учишь? — вскипела Варвара. — У тебя только в башке одна поножовщина.

— Не ругайся, Варвара. Это я к слову. — Сунув ноги в валенки, Чугунный слез с печки.

— Покормила бы маленько! — Глубоко сидящие глаза Ивана блеснули из-под лохматых бровей и вновь спрятались.

Варвара стала собирать на стол.

Все трое появились в городе через год после окончания гражданской войны. Купили избу, и зимой Варвара занималась спекуляцией, перекупая орехи и масло.

Чугунный каждое лето куда-то исчезал вместе со Степкой, и оба являлись домой лишь глубокой осенью.

Степка одно время учился в школе, но был исключен за воровство.

О появлении в городе Кирика и Яньки он узнал от своего приятеля Пашки Загребина.

Однажды, вернувшись летом из тайги, Чугунный похвастался:

— Хватит, пожили бедно. Нашел жилу. Золото богатое. Но пока об этом молчок. Проболтаетесь — душу из вас выну, — пригрозил он Варваре и Степке. — Одна только забота: пропал в тайге мой дружок алтаец Карманко. План золотоносного участка у него.

— Какой план, что ты мелешь? — удивилась Варвара. — Твой Карманко ни одной буквы не знает, а ты — план.

Чугунный загреб бороду в кулак и зло посмотрел на хозяйку.

— Вот в этом все и дело, что неграмотный, да и твой балбес хорош, — кивнул он головой в сторону Степки. — Тоже учила дурака — читать как следует не умеет, — выругался Чугунный. — Слышь, поди-ка сюда, — Иван поманил Варвару.

— Карманко еще до этой самой заварухи, как ее называют, революция, что ли, не знаю, — махнул он сердито рукой, — был проводником у одного ученого золотоискателя. Потом, слышь ты, тот заболел, или Карманко его прихлопнул, судить не буду, одно только знаю, что тот ученый из тайги не вернулся. Карманко был не дурак, план припрятал, но мне не сказывает, куда его девал. Прошлым летом наткнулись мы на богатую жилу, а то, что будто в плане значится, где-то рядом, а найти не можем. Золотишко думаю сбыть надежным людям… Приходят они к пещерам, что на Чарыше. Ружьецо-то нынче от них ведь достал, — кивнул он головой на новенький винчестер, висевший на стене. — Карманко меня с ними свел. — Иван поднялся на ноги, запер дверь на крючок и зашептал:

— Карманко какие-то бумажки им передает, а что в них написано, не знаю, да и не наше это дело… — Иван грузно опустился на скамейку. — Ты Степку нынче не задерживай, пускай идет со мной: он мне нужен будет, а в городе болтаться ему нечего, да и к тайге пускай привыкает. Евстигней-то, покойник, сама, поди, знаешь, от тайги жить пошел.