Страница 28 из 143
Принимая взгляды Кольбера и его последователей, Койе довел их аргументацию до логического завершения: он призвал дворянство заняться розничной, а также оптовой и международной торговлей. Не должно остаться никаких сфер торговли, недоступных дворянину, и ни в коей мере не должен дворянин терять уважение из-за своих занятий. В результате возникнет коммерческая активность, которая окажется полезной сельскому хозяйству, увеличит население и количество денег в обращении, будет стимулировать судоходство и экспорт. Иными словами, не было у Франции такой болезни, которую бы не вылечило «торгующее дворянство»{284}.[101] Неудивительно, что книга, описывающая такие заманчивые выгоды, за год имела четыре издания, не говоря о переводах на испанский, итальянский и немецкий языки.
Самую значительную контратаку на Койе предпринял ФиллипОгюст де Сен-Фуа шевалье д’Арк (1721–1779), незаконнорожденный сын незаконнорожденного сына Людовика XIV. В основе его книги «Дворянство военное, противоположенное дворянству торгующему, или Французский патриот» (La noblesse militaire, opposée à La noblesse commerçante; ou, Le patriote françois, 1756), которая за год была переиздана три раза, лежал идеал монархии, очень сильно отличающийся от того, как этот идеал представлял себе аббат. Монархию шевалье населяли три определенных, каждое со своими подразделениями, чина (ranks): духовенство, дворяне и третье сословие. Организованное иерархически, такое общество требует неравенства, которое следует поддерживать на практике и отстаивать в теории: «Есть принцип, согласно которому эти чины однажды установлены посредством различения классов, все члены каждого класса обладают только теми функциями, которые касаются их, и не покушаются на функции, которые принадлежат тем, кто выше или ниже их, что в равной степени касается и государства»{285}. Дворяне призваны защищать правителя и его владения, охранять население и вершить правосудие даже за счет, при необходимости, «своего имущества, своего комфорта, своего покоя и даже своей жизни»{286}.
Занятие третьего сословия определялось так же четко, как и второго. Его представители должны «извлекать для пользы государства ценность из земли, промышленности и денег»{287}. В то время как стимулом для второго сословия были честь и слава, третьим сословием двигала корысть. Вот в этом и заключалась опасность. Немного экономической активности иметь желательно, но в монархии слишком большое денежное обращение породит коррупцию и нестабильность. Таким образом, дворянин должен избегать коммерции, так как, если ему позволить пересечь наследственные границы, «это мало-помалу поставит чувство выгоды на место чести, и последняя быстро исчезнет»{288}. Судьба государства прямо зависит от судьбы дворянства. Почти теми же словами, что и Лассе, Сен-Фуа заявлял, что нарушение сословных границ будет катастрофой для государства: «В этом государстве не будет больше главного двигателя, поскольку его [дворянства] сила зависит от сохранения такого предрассудка, как честь»{289}. Франция незаметно превратится из Рима в Карфаген. Доказательством данного утверждения могла служить Англия, где кратковременное процветание наверняка должно было смениться длительным политическим упадком, несмотря на благоприятное географическое положение страны.
Позиции теперь были обозначены. Койе ответил Сен-Фуа двумя сочинениями: «Дворянство военное и торгующее» (La noblesse militaire et commerçante, 1756){290} и «Распространение и защита системы дворянства торгующего» (Développement et défense du système de la noblesse commerçante, 1757). И на этот раз доводы Койе были опровергнуты. Однако к тому моменту уже довольно обширная литература лишь повторяла сказанное ранее, мало способствуя решению проблемы. Зато сама дискуссия, которой не удалось поднять более глубоко лежавшие проблемы, продвигалась на восток, и как это часто случалось, посредником в трансляции западноевропейского образа мыслей в Восточную Европу стала Германия. На пике дебатов (в 1756 году) тезис Койе и ответ Сен-Фуа были сведены вместе, переведены, аннотированы и прокомментированы ведущим немецким ученым-камералистом середины XVIII века Иоганном Генрихом Готтлобом фон Юсти (1717–1771). Как и можно было ожидать от того, кто беспокоился обо всем прежде всего с точки зрения raison d’état[102], — в особенности в том, что касалось расширения экономической базы, от которой государство могло бы получать доходы, — Юсти безоговорочно поддержал Койе. Он приписал наблюдаемое им уменьшение состояний немецких дворян их нежеланию заняться торговлей и, в частности, участвовать в делах Ганзейского союза. Узость взглядов и традиционные предубеждения немецкого дворянства заставили дворян не способствовать, а противиться предприятиям Ганзы{291}.
Труд Юсти стал посредником в трансфере этих дебатов в Россию. В апреле 1766 года, примерно за восемь месяцев до оглашения манифеста Екатерины II о созыве Комиссии для сочинения проекта нового Уложения, Денис Иванович Фонвизин, начинающий драматург, служивший переводчиком в Коллегии иностранных дел, получил от Петербургской академии наук 150 рублей за выполненный им перевод трех частей сочинения Юсти «Торгующее дворянство». Труды для переводов, заказывавшихся Академией, зачастую отбирались самой императрицей, так что естественно предположить, что эта работа Юсти выбрана не без ее участия (как впоследствии и другие его сочинения). Возможно, Екатерина II желала предоставить материал для обсуждения, когда Уложенная комиссия будет определять права и преимущества дворянства. Или же, что более вероятно, перевод был предпринят по инициативе Никиты Ивановича Панина, начальника Фонвизина в Коллегии иностранных дел; ведь старший член коллегии ясно понимал отсталость российской коммерции и, согласно автору его последней биографии, придерживался камералистского подхода, предусматривавшего участие дворян в занятиях торговлей{292}.[103]
Независимо от того, должна ли была работа Юсти стать материалом для обсуждения или программным документом, фактом остается то, что Фонвизин перевел ее всю; однако опубликованный вариант включал только одну часть — эссе Койе вместе с введением Юсти, одобряющим доводы Койе. Неопубликованными оказались опровержение Сен-Фуа и выводы Юсти{293}, несмотря на то что в переводе введения Юсти даются отсылки к эссе Сен-Фуа, словно оно включено в публикацию. Почему вдруг Сен-Фуа оказался исключен, с уверенностью сказать нельзя, но возникает естественное подозрение, что тот, кто заказал перевод, желал представить российской публике дискуссию только с одной стороны. Как бы то ни было, перевод Фонвизиным одной части компиляции Юсти вывел в сферу публичного обсуждения вопрос, давно требовавший решения: следует ли позволить дворянам вступать в купеческие гильдии и заниматься торговлей или позволить им заниматься торговой деятельностью, не разделяя с купцами бремени гильдейского членства, или же вообще исключить их из сферы торговых занятий?
Возникновение в России спора о «торгующем дворянстве» через десятилетие после того, как он достиг пика на Западе, напрямую связано с важным событием самого начала злосчастного царствования Петра III. Желая обрести популярность, а также подталкиваемый своим непосредственным окружением, новый император 18 февраля (по старому стилю) 1762 года освободил российских дворян от обязательной государственной службы, возложенной на них Петром I{294}. Дворяне по-прежнему должны были служить своему монарху, но отныне это было не юридическим, а моральным требованием. На основании манифеста статус дворянина уже больше не был связан с формальным служебным положением, и следовательно, права и преимущества, вытекавшие из принадлежности к дворянству, необходимо было сформулировать на новых основаниях.
101
П. Сера предложил даровать дворянство процветающим оптовым торговцам, чтобы сформировать торгующее дворянство, аналогичное военному и судебному дворянству, но отдельное от них.
102
Государственные соображения (франц.). — Примеч. науч. ред.
103
Г.Н. Теплов, другой помощник Панина, в своем ответе на «Примечания» членов Комиссии о коммерции на его «Мнение о торге крестьянском» (1765), ссылается на свободу всех подданных в Англии заниматься торговлей, а также на то, что во Франции «новый ныне закон сделан, чтоб кто хочет торговал». См.: Троицкий С.М. Документ о крестьянской торговле в XVIII в. // Советские архивы. 1969. № 1. С. 86–93, здесь с. 92.